Мост (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 19
Он видит глубокие чёрные глаза птиц. Та глубина зовёт его, манит его отыскать её источник… но он лишь вновь теряется, теряется в том, чего не может понять, в разуме, который движется так не похоже на его собственный.
Взмах крыльев, и птица исчезает, а он может лишь с любовью смотреть ей вслед.
Он ощущает озадаченность птицы, её попытки понять его.
Джон пытается напомнить себе, зачем он здесь.
Он вынуждает себя увидеть широкую перспективу, сосредоточиться на окружении.
Глядя на горизонт, он видит накатывающие радужные волны; они образуют идеальные, бирюзово-стеклянные трубки перед тем, как разбиться в белую пену на песке. Джон ошеломлён их красотой; он теряется там, глядя в сине-зелёные воды под лучами солнца, которые покрывают поверхность океана, превращая его в расплавленное золото.
Солнце белое. Молодое и белое, обрамлённое кольцом розового огня.
Он видит её.
Она стоит по пояс в воде — одинокий силуэт, выглядящий на удивление маленьким в бескрайности сине-зелёного океана и неба. Как тень, её отражение мечется под ней, когда вода смещается и движется нежными волнами. Джон продолжает смотреть, и то отражение напоминает рыбу странной формы, тыкающуюся ей в ноги и спину.
Она одна.
На долю секунды он завидует ей.
Это место, эта красота ощущается как она.
Это принадлежит ей.
Это часть её самой.
Тёмные волосы деликатно и лениво колышутся на ветерке, падая на её спину густой завесой. Сильно контрастируя с цветом её волос, полупрозрачное зелёно-золотое платье с глубоким вырезом на спине струится с деликатных изгибов её фигуры, и похоже, под ним ничего нет. Платье плывёт вокруг неё как один-единственный лепесток золотой лилии, изящно движется в накатывающих волнах, не покидая её узкой талии.
Прежде чем Джон успевает это осмыслить, он видит, как через волны идёт другая фигура.
Другой силуэт выше. Он идёт широкими шагами, как будто не замечая бьющих волн, которые тянут его то влево, то вправо, дразнят его, мешают попыткам добраться до неё. Джон наблюдает, как темноволосый мужчина кидается к ней, не замечая, что прибой оттягивает его в сторону. Он корректирует курс, не отрывая взгляда и без устали шагая к одинокой женщине, смотрящей на море.
Он шагает без колебания, с нетерпением, которое ощущает даже Джон. Он движется к ней по прямой несгибаемой линии…
Это Ревик.
Конечно, это Ревик.
Джон знает это ещё до того, как понимает по-настоящему.
Ревик никуда не смотрит, кроме как на неё.
Он не смотрит себе под ноги, пока идёт, не смотрит на воду или небо. Он не смотрит на каменистое образование и небольшой лес, торчащий из песка. Он не смотрит на птиц или дельфинов, которые шныряют в волнах и описывают круги вокруг него.
Джон уже ощущает печаль другого мужчины.
Горе смешивается со столь осязаемым облегчением, что это почему-то даже хуже.
Чувство, которое мельком замечает Джон, вызывает ком в его горле, режет его кожу как заострённое стекло. Ревик, кажется, шагает к ней, но всё в нём, всё в том, что Джон чувствует в Ревике или видит, ясно даёт понять, что он бежит.
Он бежит к ней. Он бежит к своей жене.
Теперь Джон понимает. Он слишком хорошо понимает.
Его не должно быть здесь.
Он думает об этом в тот самый миг, когда Ревик добирается до неё, и его длинные руки обнимают её сзади, держат крепко, но нежно, словно она сделана не из плоти и кости, а из фарфора. Он прижимает её к своей теперь уже мокрой одежде, и Джон отворачивается той своей частью, которая смотрит на это. И всё же он буквально чувствует, когда Ревик наклоняется, чтобы поцеловать её в шею и обнажённое плечо.
Боль исходит от другого мужчины тёмным густым облаком, которому не место в этой идеальной земле воды, солнца и света. От этого у Джона подкашиваются колени.
Возможно, он падает на песок. Возможно, он падает, прямо там…
…но Ревик притягивает его.
Требует его.
Для Джона нет драматической пробежки сквозь Барьерный океан навстречу к ней.
Джон просто там.
Он моргает, и в следующее мгновение он оказывается возле них двоих.
Он стоит по пояс в кристальной синей воде. Его Барьерное тело адаптируется к перемене — ну, или на самом деле это делает его разум, прежде чем Джон формирует хоть одну сознательную мысль. Его подсознание предоставляет ему соответствующую одежду, те же сине-белые плавки в цветочек, которые он купил на Гавайях в двадцать с чем-то лет, когда отправился туда со своим тогдашним бойфрендом Бреттом.
Элли тоже была в той поездке. Она привезла с собой Джейдена, и хоть тогда он зарабатывал в три раза больше, чем она на своей дерьмовой работе официантки, Джон помнил, что она платила за отель и за большую часть их напитков.
Джейден даже тогда был скупердяем.
Ощутив странное угрызение совести при этой мысли, Джон поднимает взгляд и видит, что Ревик смотрит на него ясными бесцветными глазами. В Барьере они выглядят почти так же, как и в физической реальности, если не считать добавочного света, от которого его радужки странно светятся.
Они отражают Барьерный солнечный свет и прищуренно смотрят на него.
«Что ты чувствуешь?» — спрашивает Ревик.
Это не столько вопрос, сколько очередное требование.
Ревик не отпускает свою жену, пока спрашивает это.
Кажется, он не в состоянии отпустить её, не в состоянии перестать прикасаться к ней, ласково убирать её волосы с лица, другой рукой накрывать её живот и бедро, и при этом он почти со злостью притягивает Джона, хоть и почти ненавидит его присутствие здесь.
Джон чувствует это всё и тоже желает оказаться где-нибудь в другом месте.
«Мать твою, Джон…» — рявкает Ревик.
Он грубо дёргает свет Джона, и Джон вздрагивает от боли, немного закрываясь.
Он неохотно смотрит в лицо Элли.
И тут же боль врезается в его свет. Она настолько смешивается с болью Ревика, что Джону приходится приложить усилия, чтобы различить их, разделить. Он чувствует в Ревике злость, нетерпение, желание побыть с ней наедине, вышвырнуть Джона из этого пространства.
Боги, горе.
Сколько горя.
«Бл*дь, я убью тебя, если ты не поможешь мне с этим, — говорит Ревик, крепче стискивая её. Теперь Джон слышит в его словах страх, почти панику, тоску столь извращённую, что она уже перестала быть надеждой и больше напоминает какую-то молитву. — Джон, пожалуйста. Она никогда не была так близко. Забудь обо мне. Посмотри на неё. Пожалуйста, боги, посмотри на неё и скажи мне, что ты чувствуешь…»
В конце этой речи — самой длинной из всего, что он слышал от своего зятя с тех пор, как Касс сделала то, что она сделала — горе и печаль побеждают его злость. Ревик умоляет его. Он умоляет Джона о помощи, и что-то в этом факте заставляет свет и разум Джона резко сосредоточиться.
Он делает шаг к ней. В этот раз он не отводит взгляда.
«Элли…?» — робко посылает он.
Он протягивает свои Барьерные пальцы, и хоть Ревик вздрагивает, хоть его свет источает угрозы, источает желание защитить, Джон прикасается к её лицу, которое настолько похоже на физическое лицо Элли, что у него перехватывает дыхание.
Только глаза другие.
Они яркого нефритового цвета и прозрачны как стекло, но там есть какая-то пустота, которую Джон не узнаёт. До него доходит, насколько она полна жизни, насколько она всегда целиком и полностью присутствовала в моменте, и опять ему приходится прикладывать усилия, чтобы сдерживать свои эмоции, свои чувства к женщине перед ним.
«Элли, — посылает он тише. — Где ты, Элли? Ты меня слышишь?»
Она смотрит на него.
Её темноволосая голова поворачивается, и она смотрит на него; та пустота нервирует ещё сильнее, когда она смотрит прямо сквозь него на волны и бесконечный горизонт по другую сторону его Барьерного силуэта.
Она смотрит на него, и на один миг Джон воображает, что она его видит.
Прилив чувств накрывает его — чувств, которые необъяснимым образом трансформируются в злость.