Мост (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 79

Он всё ещё смотрел в лицо другого мужчины, подавляя облегчение, надежду, какой-то растерянный страх, который его не покидал… и тут Врег ответил ему как будто неохотной улыбкой, покачав своей темноволосой головой. Тихо щёлкнув, словно про себя, он посмотрел обратно на Джона, и те нити сомнения по-прежнему жили в его глазах. Однако по мере того, как Джон смотрел на него, свет Врега становился более открытым, менее защищённым, пусть и самую капельку.

То ожесточённое напряжение слегка ушло из его тёмных глаз.

— Я действительно сказал «сейчас», — произнёс он. — …Не так ли?

Прежде чем Джон успел придумать ответ, китайский видящий ещё крепче стиснул его руку и бок. Джон ощутил от другого мужчины шепоток ревности и чего-то, похожего на недоверие. Джон ещё не определился с реакцией, а Врег уже опустил голову, и вот они вновь целовались, медленнее, чем в первый раз, словно Врег с каждой секундой решал, как далеко ему хотелось зайти. Джон впервые ощутил всю силу страха другого мужчины.

Та уязвимость парализовала его, когда он осознал, что та стена, та железная броня вокруг Врега, постепенно начинает сдвигаться.

Джон мельком ощутил Мэйгара, но отпихнул его от своего света.

Под конец поцелуя Джон опять забыл, где он находится.

Когда китайский видящий оторвался от него, Джон потянулся за губами Врега, борясь с его руками, чувствуя эрекцию Врега у бедра, к которому тот прижимался. Джон издал низкий стон, невольно зародившийся в глубине груди.

Когда он открыл глаза в следующий раз, чёрные радужки Врега выглядели остекленевшими.

— Нам нужно поговорить с ним, — произнёс Джон, задыхаясь. — Сейчас, Врег. Прямо сейчас.

— Я сказал ему.

— Ты сказал ему, что мы поднимаемся?

— Да.

— Сейчас? Он знает, что мы поднимаемся прямо сейчас?

Врег одарил его улыбкой, лишённой юмора.

— Думаю, он догадался, брат.

Джон кивнул, стараясь подумать.

Тем, что осталось от его рассудка, он пытался удержаться за одну-единственную мысль, чтобы поговорить с Ревиком. Он старался контролировать свой свет, говоря себе, что это последнее, единственное, что казалось отдалённо важным перед тем, как он погрузится в это, попросту капитулирует перед этим.

Должно быть, на его лице появилось странное выражение, потому что Врег опять удивил его, отпустив его руки. Он расхохотался.

Схватив ладонь Джона и подняв его на ноги, Врег обхватил его тело обеими руками и прижал к себе, стиснув сильными ладонями мышцы на спине и шее Джона.

Джон прильнул к нему в каком-то бессловесном облегчении.

В те несколько секунд объятий он мог лишь сжимать другого мужчину своими руками, чертовски надеясь, что он не вообразил себе всё это, и ничего не заставит мир опять развалиться на куски перед тем, как у них состоится этот последний разговор с Ревиком.

Как раз когда ему в голову пришла эта мысль, в свете Джона зародилась дрожь дурного предчувствия.

Этого оказалось достаточно, чтобы он стал подталкивать Врега к двери, которая вела из шикарного офиса в коридор, а потом к лифтам.

…В сторону Ревика.

Глава 32

Жена

Ревик плюхнулся на диван, потирая глаза ладонью, и схватил упаковку hiri с журнального столика. Он не очень часто курил hiri в тот период, когда в прошлый раз был в Нью-Йорке.

Однако последние несколько месяцев в Сан-Франциско он испытывал непреодолимую тягу к ним.

Он не знал, сдерживал ли его прежде тот факт, что Элли не курила, но по правде говоря, последние несколько лет он воспринимал hiri только как способ время от времени отвлечься — и так было с самого их времени вместе в той хижине в Гималаях. Он не припоминал, чтобы много курил, пока работал с Повстанцами, даже когда они с Элли находились в разлуке из-за этого.

Единственным исключением был Резервуар.

Когда Элли перепрограммировала его в Резервуаре, он хотел курить, но редко в те периоды времени, когда Элли была там, с ним.

А теперь, бл*дь, он не мог спать из-за тяги к этой долбаной штуковине.

Он прикрыл ладонью серебряную зажигалку, позволив пламени лизнуть край тёмной обёртки из листьев, и сделал вдох. Затем он сразу же бросил зажигалку обратно на столик и откинулся на спинку кожаного дивана, положив голову на подушку и выдыхая дым в потолок.

Элли спала.

Именно она захотела подняться сюда.

Как только они оказались здесь, наедине, она была с ним так же откровенна, как в тот день в Сан-Франциско. Может быть, даже более откровенна.

В этот раз его тоже было несложно соблазнить.

В его горле встал ком прямо перед тем, как он сделал ещё одну затяжку hiri.

Несколько секунд назад Врег послал ему сигнал, так что теперь у него имелось хотя бы оправдание для бодрствования.

Ему не помешает отвлечься. Он воспользуется любым предлогом, чтобы подумать о чём-то другом, кроме секса, который только что случился, и запутанного бардака, которым секс стал для него и, возможно, для неё тоже.

Он поморщился при этой мысли, потирая лоб рукой, держащей hiri.

Он не знал, сможет ли вынести мысли о её стороне ситуации, в дополнение к своим собственным. Он не мог заставить себя сосредоточиться на том, не запутывает ли он её, учитывая её нынешнее психическое состояние — особенно учитывая то, что он, казалось, не мог быть близок с ней физически, не испытывая при этом какого-то эмоционального срыва.

Сделав ещё одну затяжку hiri, он выдохнул, пытаясь отогнать эти мысли.

Боль тоже становилась всё сильнее. Не лучше, а хуже.

Ревик знал, что так может продолжаться и дальше.

Чёрт возьми, он до сих пор не знал, сможет ли он выжить в таком состоянии, когда рядом с ним только половина его жены. Это может просто убивать его медленнее. Или это может оставить его в постоянном состоянии лишения, что ещё хуже.

Он должен был думать о ребёнке.

Ещё до того, как Тарси произнесла это вслух, он понял, что ребёнок — единственное, что сейчас важно. Касс, в сущности, не имела значения. Териан и Тень имели значение лишь в той же мере, что и Касс, а именно: всех троих нужно уничтожить, если так выжившие после этой чумы получат хотя бы половину шанса на победу.

Для самого Ревика отрицательных мотивов никогда не хватало надолго.

Его гнев никуда не делся, но самая горячая его часть испарилась, когда Элли открыла глаза. Он не мог объяснить себе, почему именно, или что это значит, но Элли, проснувшись, сумела вернуть их ребёнка — её ребёнка — на передний план его сознания.

Может быть, это тоже дело рук Элли.

Вздохнув, он попытался привести мысли в порядок.

Он вымотался. Дело даже не в телекинезе. От этого он ощущал себя довольно окрылённым, даже обнадёженным. Он чувствовал, что, возможно, они действительно справятся с этим.

Теперь он знал, что истинным источником его оптимизма была Элли. Он так сильно чувствовал её на протяжении всего того сражения на взлётной полосе. Какая-то часть его начала верить, что она вернётся. Когда она подтолкнула его, чтобы он привёл её сюда, эта надежда осталась.

Однако после нескольких часов, проведённых с ней в постели, он снова почувствовал себя подавленным.

Она была агрессивной с ним.

Агрессивной, но такой чертовски отстранённой.

Она хотела его, но, казалось, совсем не замечала его самого во всём этом желании.

В какой-то момент ему захотелось ударить её — тот же импульсивный порыв, который вызвал у него такой стыд в том доме на Аламо-сквер. Конечно, на этот раз он не ударил её, как и в первый раз в Сан-Франциско, но желание сделать это, ощущение жестокости заставили его чувствовать себя ещё хуже из-за того, чему он позволил случиться между ними.

Какая-то его часть даже понимала, откуда исходит импульс к насилию.

Это не было искренним желанием причинить ей боль. Он хотел вернуть её, бл*дь, заставить увидеть его. Это могло быть даже своего рода инстинктивное притяжение, имеющее отношение к их световой связи — например, как когда кому-то из его близких угрожала опасность в Барьере, и инстинкт требовал его врезаться в этого близкого в том пространстве или даже причинить физическую боль.