Мост (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 86

Она даже не выразила соболезнования.

С другой стороны, он тоже не был ей особенно полезен, когда умер Вэш.

И он не был утешением ни для Джона, ни для кого-либо ещё в ту ночь — или в эту, если уж на то пошло.

В любом случае Ревик не очень понимал отношения своей жены с его кровной тётей. Как и отношения Элли с Вэшем, это всегда казалось не его делом. Она была Мостом. Она имела отношения с этими высокопоставленными видящими, включая Вэша, включая его тётю, включая Совет, включая Балидора — отношения, которые никак не были связаны с ним.

Ревик мог чувствовать эти вещи, эти связи, не понимая их.

К счастью, у него был такой склад ума, которому не требовалось это понимать.

Может быть, это тоже военное прошлое, как всегда просачивавшееся в его жизнь. Он заботился о своих отношениях с ней.

Остальную часть своей жизни Элли проводила так, как ей заблагорассудится.

Вэш однажды назвал его «мудрым» за такой подход. Потом он улыбнулся и сказал Ревику, что в душе он до сих пор уличный боец. Практичный до мозга костей. Заботится только о тех деталях, которые имеют значение. Целеустремлённый, даже когда он притворялся, что это не так.

Описание Вэша в основном рассмешило Ревика.

Временами старик мог просто колоссально завираться.

И всё же Ревик хотел бы, чтобы Вэш был сейчас здесь.

Он полагал, что вскоре вновь его увидит.

Его взгляд скользил по тёмным деревьям, лужайкам и дорожкам парка, а пальцы сжимали кобуру пистолета, висевшего на левом бедре.

До сих пор они не наткнулись здесь ни на одну чёртову штуку. Тишина казалась зловещей.

Это также позволяло его разуму блуждать.

Мысль о том, чтобы снова быть с Вэшем, с его матерью, отцом, сестрой, его лучшей подругой детства, Кучтой, несколько смягчила его, когда он позволил себе это.

Он не мог представить, каково это — увидеть этих людей в том другом месте. Он знал, что придаёт этим встречам физические качества, которые они не разделят с жизнью здесь, внизу, но это всё, что у него имелось. В отличие от Элли, Ревик, казалось, даже с самого раннего возраста не мог вспомнить, какой была жизнь в пространстве за Барьером.

Он мог уловить проблески этих мест, впечатления от прекрасных пейзажей, чувства любви, семьи, единства, покоя. Он мог видеть знакомых людей, в основном с ней, но они были для него как картины, как дым, слишком далёкие, чтобы ощущаться настоящими.

Но думать об этом ещё слишком рано.

Он подумает об этом позже.

Или он умрёт раньше, чем закончит, и узнает об этом, когда доберётся туда, как и большинство людей.

Балидор, Юми и Тарси продолжали работать над конструкцией. Ревик подозревал, что Джон по-прежнему был его лучшей надеждой в отношении Касс — на тот случай, если ему понадобится преодолеть её защиту, то есть в психологическом смысле.

А ведь ещё есть Териан.

Как ни странно, несмотря на свои опасения по поводу того, что Тень снова активизирует Фиграна, Ревику было труднее включить «Шулера» в свой план таким образом, чтобы это имело смысл для него. Формально он знал Териана лучше, чем двоих других — лично и вообще — но он не был уверен, как точно описать его в плане представляемой угрозы.

По правде говоря, он не мог уложить в голове Териана, который отвечал либо перед Касс, либо перед Тенью, не говоря уже о них обоих сразу.

Часть его сознания до сих пор видела в нём Фиграна.

Фиграна в маске Териана.

Даже находясь в подчинении у Галейта, Териан никогда не умел хорошо следовать приказам.

Этот странно покладистый, сидящий на задних рядах Териан ощущался видящим другой породы, не таким, как тот, которого Ревик помнил по их пёстрому прошлому. Ревик не знал, стоит ли вообще отвергать эту версию Териана, ожидать, что он проявит себя как дополнительная мощь на телекинетическом фронте, или же рассматривать его как обычную дикую карту, которой всегда являлся прежний Териан — как того, кто способен сделать неожиданные вещи в наименее вероятных обстоятельствах.

Отбросив эту мысль, Ревик сосредоточился на том, что он действительно знал.

Они хотели, чтобы он пришёл.

Он мог догадаться, почему, но ни одна из этих догадок не удовлетворила его и не казалась правильной в тех сегментах его света, которым он всё ещё доверял. Должно быть, они уже знают, что убили Элли, а значит, и его. Они ожидают, что это доведёт его до отчаяния — по крайней мере, придаст сильную мотивацию.

Они дразнили его ребёнком.

Они должны понимать, как сильно он отреагирует на это, особенно учитывая, насколько девочка похожа на его ныне покойную жену.

Они явно намеревались использовать ребёнка, чтобы привести его к себе.

Но почему? Эта часть всё ещё боролась с разумом в глубине его сознания.

Если они хотят его смерти, есть и более простые способы.

Его логический ум подсказывал ему, что раз так, то они, вероятно, не хотят его смерти. Он мог бы придумать причины для этого, но они были в лучшем случае теоретическими. Самая сильная из них, с точки зрения мотивов, которые могли бы волновать Менлима, касалась его репродуктивной способности. Элерианец он или нет, но Териан мог быть стерилен. Чертовски много мужчин-сарков рождались стерильными; весьма вероятно, что и большая часть элерианских мужчин тоже.

Возможно, это делало Ревика в глазах Тени даже более ценным, чем его жена.

Если они до сих пор не придумали жизнеспособного способа клонирования элерианцев, учитывая их более деликатные отношения между светом и материей и неспособность вытащить душу с соответствующими атрибутами из земель за Барьером, Ревик мог бы оказаться их лучшим выбором в разведении большего количества телекинетиков.

Возможно, они думали, что смогут извлечь из него достаточно биологического материала, чтобы создать, по крайней мере, ещё одного элерианского ребёнка — может, на этот раз с Кассандрой.

Впрочем, Ревику это тоже не казалось верным.

Нет, было что-то ещё.

Они чего-то от него хотели. Менлим чего-то от него хотел.

Возможно, это нечто не такое очевидное.

Ревик знал, что его резонанс с Менлимом и Дренгами по-прежнему жил там, в некоторых частях его структур. Он мог навсегда остаться там, учитывая то, как Ревик был воспитан, но он сомневался, что этого было достаточно, чтобы завербовать его, даже если бы прямо сейчас он не был ходячим мертвецом.

Но размышления о том, как его воспитали, только напомнили ему, что Менлим теперь будет делать то же самое с его дочерью. Эта мысль душила его, мешала дышать.

Его дочь.

Их дочь.

Мысль о том, что она тонет в свете Дренгов, вынужденная резонировать с ними, сливаться с этими твёрдыми серебряными нитями, вызывала у него физическую тошноту. Запредельную тошноту. Он едва мог думать об этом, не желая закричать.

Впрочем, он уже знал, что будет делать.

Он скорее убьёт её, чем позволит этому случиться.

Пусть она вернётся другим путём, если захочет, но не таким. Он не оставит её здесь, как оставили его самого. Он не позволит ей страдать от жизни, подобной той, которую ему приходилось вести: где всё, что она могла сделать — это платить, платить и платить за грех быть оставленной позади. Он не позволит ей получить пожизненный долг из-за того, кем она станет, живя под опекой Менлима.

Нет, если он не сможет вытащить её, то убьёт.

Более того, Балидор убьёт её ради него.

Его дочь уйдёт с ним и Элли — с ними обоими.

Пусть она вернётся позже, может быть, когда это сделают сами Элли и Ревик. Может быть, даже с ними, в какой-то другой части этой жизненной волны. В какой-то более спокойный, мягкий момент в истории.

Дочь, сестра, подруга.

Стиснув зубы, чтобы сдержать волну эмоций, поднявшуюся при этой мысли, он вытер глаза тыльной стороной ладони. Он выпалил вопрос Врегу, прежде чем позволил себе подумать о том, что говорит.

— Куда вы её дели? — сказал он, не замедляя шага. — Элли?