Дурная кровь (СИ) - Тараторина Даха. Страница 58

Пока Верд мизинцем прочищал ухо от крика, дедок попытался под шумок влезть к нему в карман, но наёмник ловко перехватил завидущую ручонку, едва не сломав в запястье, зевнул, не спеша отпускать:

— А сколько людей нынче у Врана?

— Так я вам и… А-а-а-а! — заголосил бедняга. — Пушти, нелюдь! Дюш-ш-шина, дюш-ш-шина у него! Шоб тебя шварги порвали, штоб оглоеды в задницу влетели, штоб Хошаин леша требуху сошрал!

Но Верд уже не слушал. Они с Санни понимающе переглянулись и направились к не сулящему ничего хорошего переулку.

— Лошадков-то оштавьте дедушке! — безнадёжно крикнул им вслед старик, но в ответ Санторий лишь одарил его однозначным жестом. Отнюдь не благословляющим.

Глава 19. Кто не спрятался — я не виноват!

Никто иного и не ожидал: подозрительный переулок заканчивался не менее подозрительным подвалом, в который вела сомнительная лестница, упирающаяся в совсем уж не сулящую ничего хорошего дверь. И именно эту дверь Верд пнул ногой, потому что проклятые метки проснулись, засветились и недвусмысленно намекнули, что мужчинам следует сунуться в самое пекло.

Вопреки внешнему виду, гнилые доски оказались живучими и вылетать с корнем не спешили. Посередине двери открылось окошечко с человеческую голову размером (у Санни аж во рту пересохло, когда по подтёкам у основания он понял, что размерчик выбран под стать самому ходовому в районе товару). Окошечко явило миру, а вместе с ним и спутникам, покамест не отделённую от толстой шеи внушительную башку. Её обладатель с непривычки сощурился от яркого дневного света, не узнавая пришельцев.

— Пароль? — уточнил он, натужно пытаясь вспомнить, видел ли раньше этих двух мужиков. Тот, что с порезанной рожею, наверняка свой, а вот второй слишком холёный.

Вместо ответа Верд резко выбросил вперёд руку, цапнул голову за нос и дёрнул на себя. Голова оказалась снаружи, тело, ясное дело, в окошко не пролезло.

— Застрял? — наёмник заботливо придержал коротко стриженый затылок охранника. — Помочь?

И, размахнувшись, выдавил его обратно при помощи кулака. Самое удивительное, что дверь после небольшой задержки действительно распахнулась. Тот же детина, потирая шею, впустил гостей и одобрительно булькнул кровавой кашей на месте носа:

— Пароль, конечно, неправильный. Но хороший, чё.

Верд хмыкнул: он умел быстро стать своим в любой компании.

Они рухнули за стол одновременно. Уставшие, некормленые, с пустыми кошелями и прекрасно понимающие, что добром дело не кончится. Наёмник уже успел оценить и низкий потолок, из-за которого почти всем находящимся внутри приходилось наклоняться или садиться, и помещение, заваленное самыми ненужными (или, напротив, нужными) вещами вроде тележных колёс, сёдел, сундуков, мешков, некоторые из которых, вроде, ещё и шевелились. Сражаться в тесной тёмной каморке будет очень и очень неудобно. Но где наша не пропадала!

Больше всего подвальчик напоминал жральню. Грязную, затхлую, с липким полом, на котором намертво застревали толстые тараканы, но всё же жральню. Потому, когда к новоприбывшим подплыло пузо, а из-за пуза выглянула рожа с повязкой на глазу, Верд спокойно потребовал:

— Выпивки. Крепкой и горячей. И пожрать чего-нито без крысятины.

Пузо булькнуло, видимо, от смеха. Мужик приподнял повязку, рассматривая друзей двумя прекрасно видящими глазами.

— Ну, без крысятины, так без крысятины, — согласился он и кинул на стол смятый кусок пергамента, оторванный, скорее всего, от валяющегося тут же свитка. — А это вам привет.

На всякий случай предварительно поддев бумажку ногтем (не полыхнула, не укусила, фух!), Санни поднял её и брезгливо развернул. Приблизился. Отдалился. Наклонил голову, но так и не сумел разобрать в полумраке каракули.

— Попробуй так, — Верд, который, кажется, задремал, расслабленно откинувшись на шатком стуле, не глядя, перевернул бумажку вверх ногами. Хотя, как выяснилось, наоборот, — ногами вниз.

— «Проваливайте», — разобрал служитель.

Отобрав письмецо, охотник и сам попытался прочитать послание:

— По-моему, тут написано «добро пожаловать», — после чего безразлично скомкал его и швырнул через плечо, угодив по лысине кому-то из местных.

Местный, знамо, умением смиренно принимать тумаки не отличался, и захотел разобраться.

— Ы, паря? Ты чего это, ы?

Приоткрыв один глаз и устало вздохнув, Верд пнул громилу чуть выше ступни. Раздавшийся хруст показал, что пнул дай Боги каждому как. Мужик припал на колено, а наёмник, не соизволив оторвать зад от стула, добавил в челюсть.

Санни неслышно застонал:

— Они же нас прибьют и как звать не спросят! Ты что творишь, Верд?

— Дичь, — лаконично ответил охотник. — О, картошечка!

Давешний мужик с повязкой переступил поверженного с похвальным пренебрежением, точно народ здесь валился систематически. Впрочем, так оно и было: хозяин заведения попросту дважды в день выкидывал тела на улицу. Бездыханных в одну кучку, просто пьяных в другую, неподалёку.

— Ты её есть будешь? — Санни, вообще-то, и сам проголодался, но коричневые комки картошку напоминали весьма отдалённо, а свисающие с тарелок шматы уж очень походили на крысиные хвосты.

— Угу. Местные же жрут, — Верд посмаковал первую ложку, — а ничего, с кисловатым душком, как квасок.

— Тебя прирежут прежде, чем ты успеешь эту тарелку вычистить…

— Сомневаюсь. Ты не будешь, нет? — охотник нацелился на порцию приятеля, один клубень даже успел перекинуть к себе, но Санторий, пересилив брезгливость, сам ею занялся. Вместе животом мучаться всяко веселее. — Тут мордобой в порядке вещей. Заместо приветствия. Нас, скорее, прирежут, если попытаемся вежливо уйти.

— Я бы и невежливо того… Отсюда подальше, в общем, — Санни ёрзал на стуле, не в силах не реагировать на оскалы местных и то тут, то там мелькающий блеск стали.

— Иначе они нам Врана не выдадут. Зуб даю… Тфу, прицепилось! Он тут за главного. И его будут прикрывать до последнего. Если, конечно, он сам не захочет познакомиться.

— Кто не захочет познакомиться?

Подошедший не утруждал себя угрозами: обвешанный оружием, как иная берёза лентами с просьбами о богатом муже по весне, он прямо-таки излучал опасность. Там нож, тут кистень, отшлифованная до блеска рукоять из-за сапога…

А Верд не удосужился испугаться. В упор глядя на поигрывающего взведённым арбалетом головореза, он громко, с чавканьем прожевал, проглотил, похлопал себя по животу.

— Не ты, — заключил охотник.

Второго спесивца постигла участь первого, вскоре к нему присоединился ещё один. Четвёртый чем-то особенно не понравился Верду и он не преминул подойти поближе и ткнуть его мордой в липкую кашу. Потом отодвинул тарелку, аккуратно положил в неё ложку, и вдарил отморозка ещё раз — уже об стол.

— А этот-то что сделал? — картошечка потеряла всякий вкус. Но оно и к лучшему: теперь служитель хоть мог без отвращения утолить голод.

— А этот нам отравы попросил в картоху сыпануть.

Санни подавился и схватился за грудь.

— Да не боись, — потрепал его по щёчке Верд, — Ту, на которую попало, я к себе перекинул. Вот они, с краешку лежат…

Сначала служитель демонстративно отодвинул плошку, но, вдоволь наглотавшись слюны и налюбовавшись на уплетающего завтрак (он же обед и ужин) друга, передумал и тоже доел.

Найденной в посудине косточкой неизвестного происхождения наёмник ковырялся в зубах, Санторий же старался от этого зрелища отвернуться, чтобы ненароком не распознать останки и не убедиться в их негигиеничном происхождении. Наверное, именно поэтому он первым приметил, как сгустились тучи и посерьёзнели посетители «гостеприимного» заведения. Ну, или просто Верд, по обыкновению, промолчал.

Плюхнувшись на живот, Санни удачно избежал близкого знакомства с ножом, подозрительно напоминающим оружие давешнего болтливого старика. А забурлившая кровь напомнила, как в таких случаях поступают воины, а не изнеженные служители: поднатужиться, перевернуть стол на ребро, нырнуть за него и высматривать врага уже из укрытия. Изрядно попыхтев, Санторий, наконец, перевёл дух. Верд уже сидел с ним рядом, с комфортом подогнув одну ногу и всё так же сжимая косточку зубами.