Да, Босс! (СИ) - Блэк Тати. Страница 29

Несмотря на небольшой опыт общения с мужчинами, Ева понимала, что даже если бы разбиралась в таких, как выразилась Галка, экземплярах, как Левандовский, она бы вряд ли смогла дать себе чёткий ответ, что из себя представляет её босс. И теперь по совместительству ещё и муж.

Вся та чудовищная растерянность, которую она зачастую испытывала, находясь рядом с ним, была более чем объяснима. В Левандовском, кажется, уживались сразу несколько людей, как в том самом герцоге Ричфилде из «Нефритовой бухты», и только Ева начинала думать, что ей удалось найти общий язык с одним Адамом, как ему на смену приходил другой.

Это и случилось в Польше, когда Левандовский, уладив все дела с Лучаком, вдруг предложил ей создать видимость, что они проводят вместе своё свадебное путешествие.

Собственно, у Евы мелькнула такая мысль в тот момент, когда Адам сообщил ей об этой поездке сразу после свадьбы. Придумать себе несуществующий атрибут их с боссом женитьбы впридачу к букету и белому платью. Воспринять деловой визит в Польшу как первое путешествие с её мужем. Но то, что минутой раньше озвучил Адам, всё равно породило в ней новую волну растерянности.

В последнее время она часто думала о том, что изменилось в их отношениях с Левандовским с того момента, как они стали мужем и женой. И приходила к выводу — ничего. Подчёркнуто деловой тон в беседах, отсутствие разговоров о свадьбе, ничего из того, что обычно связывает мужчину и женщину, только что вступивших в брак. Да и не надеялась она на то, что между ней и Адамом что-то должно поменяться. Хотела, но не надеялась.

Впрочем, кольцо, которое была вынуждена снять, когда находилась дома, Ева на палец всё же вернула.

— Я вообще не мечтала ни о какой свадьбе, — неожиданно даже для самой себя вдруг призналась она Адаму. — Что толку мечтать о том, что никогда может и не сбыться? А я, как вы уже наверняка успели заметить, не особо пользуюсь популярностью у мужчин.

«Особенно у мужчины, который мне нравится, и за которого я бы вышла замуж и без договоров и денег. Вернее, предпочла бы, чтобы договоров и оплаты за эту «услугу» не было», — подумала Ева, но вслух этого произносить, разумеется, не стала.

— Так что за это не волнуйтесь. И жалеть ни о чём точно не нужно. Если конечно, предположить, что вас это действительно беспокоило.

Она замялась, чувствуя, что не стоило говорить ничего подобного. Если уж Левандовский заговорил об этом и сообщил, что ему жаль — значит, так оно и было. Сомневаться в том, что он ей лжёт, повода у Евы не имелось. Только бы понять, какие цели он преследует, сообщая ей об этом.

— Значит, вы предоставили мне целый ассортимент для времяпрепровождения с вами, — улыбнулась она, чтобы как-то смягчить свои слова. — Или постараться держаться от вашего дурного характера подальше и отказаться. Или — согласиться познакомиться с ним ещё ближе?

Она понимала, что он уже всё решил, раз «их» вещи были уже «дома». И понимала, что выбора у неё нет. Не потому, что он его ей не оставил, скорее — она сама не желала этого выбора.

Подёрнув плечами, как будто холод забрался под одежду, на самом же деле испытывая что-то, чему не могла дать объяснения, Ева кивнула:

— Раз всё известно заранее, давайте я отвечу, что согласна? Но тоже вынуждена вас предупредить: я почти не умею готовить. Максимум кофе, и тот ужасный. Так что если вас не страшит голодная смерть или необходимость водить свою ж… секретаршу по кафе, тогда я только за то, чтобы у нас с вами была эта замена свадебному путешествию.

Заметив, как Ева зябко поежилась, Левандовский молча открыл перед ней дверцу автомобиля и сел в машину сам. Также молча завел мотор и, пропетляв немного узкими дорогами, выехал на скоростную автостраду А4.

Видит Бог — в которого, впрочем, никогда не верил — он действительно хотел найти с ней общий язык. Потому что она была его женой, пусть и фиктивной. Потому что была женщиной, которую он хотел. И потому что была единственной, которую никак не мог понять.

Адам чувствовал, что начинает заводиться. Какого черта она снова представляла все так, будто он вынуждал ее согласиться? И что его раздражает сейчас больше — то, что она, скорее всего, права в этом утверждении или то, что из ее слов следовало, что его общество ей не слишком приятно?

Но ведь он сейчас вовсе не приказывал. И не понимал, как ему нужно вообще с ней говорить, чтобы она перестала думать, что «все известно заранее». И какого хрена его волнует что она там вообще думает — не понимал тоже.

— Вообще-то я заметил совершенно противоположное тому, о чем вы говорите, — наконец сухо произнес Левандовский. — Могу вас уверить, что когда вы устроили в магазине бесплатный стриптиз, все присутствовавшие там мужчины хотели если и не жениться на вас тотчас же, то трахнуть — так точно, — последние слова прозвучали грубо. Но ему было плевать. От воспоминания о том, как она разгуливала перед кучей народа в одном белье, он испытывал раздражение до сих пор.

— Должен признаться, вы — первая женщина, суть которой остаётся для меня загадкой. — Адам смотрел на дорогу перед собой, сжимая руль так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Не можете же вы в самом деле не замечать сексуальность собственного тела? И слова о том, что не пользуетесь у мужчин популярностью — либо кокетство, либо клиническая неуверенность в себе. Хотя, помнится, вы сами же и отрицали эпитеты «зажатая и скромная», — он кинул на нее взгляд искоса. — Так какова же на самом деле женщина, на которой я женился?

Левандовский притормозил на светофоре у въезда город и все то время, что они ждали зелёного света, молчал. Потом всё-таки добавил:

— И вот ещё что. Я говорю вам это уже во второй раз, чего обычно не делаю никогда — то есть, не повторяю — но для вас сделаю очередное исключение. Я не беру пленных, Ева. Если вам не нравится мое общество — навязывать его, оскорбляя этим и себя, и вас — я не буду. Если же нравится — то признайте уже это, в конце концов, и нам обоим станет гораздо легче. — Он кинул на нее ещё один короткий взгляд, пытаясь понять по лицу, что она испытывает и, отбросив все условности, прямо сказал:

— Потому что я хочу, чтобы здесь и сейчас ты была просто Евой, а я — Адамом, которые желают провести время вместе, как самые обычные люди. Все просто.

Левандовский свернул с автострады и вскоре выехал на правый берег Вислы, по другую сторону от которого виднелся Вавельский замок — архитектурный комплекс на холме, древняя резиденция польских королей.

— Если захочешь, завтра сходим в замок, — махнул Адам рукой на Вавель, — сегодня же предлагаю просто немного прогуляться. При условии, что ты всё-таки не решила унести ноги, пока не поздно. — Он припарковался на обочине одной из улиц, ведущих в старый город, и с усмешкой, мелькнувшей в уголке губ и отразившейся в глазах, подался к Еве:

— Хотя не понимаю, с чего бы тебе могла быть неприятна моя персона, — Левандовский поднял руку и провел большим пальцем по нижней губе своей секретарши и жены в одном лице. — Насколько помню, тебе очень даже нравилось, как я трахал тебя во время приема. — Рука Адама опустилась вниз и коснулась ее колена. Пробравшись под юбку, ласкающим движением прошлась до бедра. Он склонился над Евой и потерся щетиной о ее шею, опаляя дыханием ухо. — Выходи, — выдохнул Левандовский, прикусывая мочку, — пока я не надумал повторить сейчас же все — и даже больше.

Покинув машину, он включил сигнализацию и протянул Еве руку — так, словно они были чем-то большим, чем босс и секретарша и более настоящим, чем фиктивные супруги. Хотя бы здесь и сейчас.

К моменту, когда они, неторопливо прогуливаясь по улочкам старого города, вывернули на главную рыночную площадь, уже стемнело. И с наступлением темноты это место превратилось в некий волшебный городок, обособленный от остального мира.

На всю ширину площади, от церкви святого Войцеха до Мариацкого костела, вдоль Суконных рядов, мягко обвивая мириадами своих огней памятник Мицкевичу, раскинулся рождественский рынок. Ряды деревянных домиков, украшенных гирляндами и еловыми ветвями, создавали впечатление погружения в сказку. Внутри этих праздничных киосков торговали типичными рождественскими сувенирами — игрушками и украшениями, а также традиционными сладостями и прочей снедью. По рынку, восхищенно вертя головами в разные стороны, прогуливались влюбленные пары и семьи с детьми.