По образу и подобию (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 35

Олег Ольгердович с кем-то сердито ссорился, называя своего оппонента на «ты» и по имени — Пит. И этот Пит явно не имел телепатического ранга, раз пришлось ругаться с ним голосом.

— Чем тебе помешает? — горячился профессор. — Ну, чем? Много, что ли, места займёт один-единственный добавочный искут? Что? Ах, гарантии тебе! Я тебе ещё вчера выслал краткий отчёт по паранорме «о-нор», Пит, ты его читал? Девять- двенадцать лет — мало?!

Алёна напряжённо вслушивалась. Судя по голосу, обычно невозмутимый Ольмезовский сильно горячился, убеждая того, кто не желал убеждаться. Занозой засело в сознании упоминание паранормы «о-нор» — да ведь это же генетическая линия Тима и Розы Флаконниковых! Их двое всего…

… а третий — твой ребёнок от Тима, балда!

Алёна вцепилась пальцами в края лавочки. Уйти стало просто невозможно.

— Эвтаназия? — голос Олега Ольгердовича дышал бешенством. — Да ты сошёл с ума, Пит! Сорок лет работы, дело всей моей жизни — псу под хвост в унитаз просто потому, что тебе что-то там не нравится, а ведь ты — не Учёный Совет и не генетик, то есть, ни черта ничего не… Даже не думай! Да. Ага. Да. Угу. Сейчас! Уже.

Слова незнакомого Пита Алёна разобрать не могла при всём желании, они звучали слишком тихо. Но по реакции профессора можно было догадаться: Пит предлагает убить неучтённый эмбрион, а Олег Ольгердович отказывается.

Алёну кинуло в жар, потом в дрожь. Учёный Совет Института мог не одобрить её ребёнка. Запросто. Ребёнок же получился спонтанно, без этих их схем и подготовок, а это значило… значило… А кто такой Пит, тоже генетик?! И кто он в иерархии Института? Выше Олега Ольгердовича, так уж точно, иначе бы тот с ним вообще не разговаривал.

Одно утешало. Эмбрион ещё жив. Иначе они бы не спорили. Слабое утешеньице, если подумать.

Тишина в ординаторской показала, что разговор окончен. Алёна не взялась бы утверждать точно, но что-то ей подсказывало, что окончен разговор вовсе не в пользу профессора. Волосы сами поднимались дыбом от ужаса. Что будет теперь? Теперь-то что будет? Надо было вскакивать, бежать… а куда? А где они держат ребёнка? Наверное, в репродукционном центре Факультета Паранормальной Медицины, а где он, тот центр, кстати? И какой именно, их наверняка у них несколько. И… и что потом? «А не дам, вот что потом!»- яростно думала Алёна. — «Не дам и всё!»

Она всё-таки встала, превозмогая проклятую слабость, но в глазах замельтешили чёрные мушки, пришлось опереться на стену. А когда проморгалась, увидела в дверях ординаторской Олега Ольгердовича. «Не успела!»- вспыхнула в мозгу паническая мысль.

— Всё слышали? — осведомился он.

Алёна не ответила. Он же телепат, зачем спрашивает?

— Ну-ка, присядьте, — профессор взял её под руку и усадил обратно на лавочку, сам сел рядом. — Вы всё ещё плохо себя чувствуете?

Алёна кивнула.

— Не беспокойтесь о ребёнке, — мягко сказал Олег Ольгердович. — Он будет жить, это — не обсуждается.

— А… что тогда… Пит, это — кто?

— Это мой старший брат, Пётр Ольгердович Ольмезовский. Он — капитан двадцать девятого «Ковчега» и, к сожалению, имеет право вето на включение того или иного человека в состав экспедиции. Каковым правом и воспользовался. Он не хочет брать вашего ребёнка, Элен. И убедить его у меня не получилось…

Он ссутулился, зажав ладони коленями. Проиграл спор, и не мог смириться с

этим.

— Чёрт, — сказал он с досадой. — Хоть самому тут оставайся! Но я не могу, к сожалению. Слишком много на меня завязано; не могу бросить экспедицию. Вы не переживайте, Элен, — мягко добавил он. — Ребёнок остаётся не один, у него будут сестра и отец, они о нём позаботятся…

— Вы и Тима не берёте, — тихо сказала Алёна.

— Я бы взял, — честно признался Олег Ольгердович. — Самому не по душе бросать парня, в которого вложил столько сил, времени и нервов. Но относительно Тима Питер прав — Тим опасен. Эти его срывы… На корабле, в замкнутом пространстве… Нет, слишком велик риск!

— Я не полечу без них, — тихо прошептала Алёна. — Без ребёнка и без Тима.

Олег Ольгердович поднял голову. Девочка не отвела взгляда, хотя очень хотелось. Во взгляде Ольмезовского было нечто, испугавшее до дрожи.

— Не полечу без них, — повторила она твёрдо. — Никуда.

— Вы подписали контракт, Элен, — напомнил профессор.

— Да, — кивнула она. — Контракт. Я могу отказаться от него…

— Нет, не можете, — сухо ответил Ольмезовский. — Терминал у вас собой? Изучите внимательно обстоятельства, при которых контракт теряет силу, ещё раз. Там всё написано, мы вам прочли вслух два раза, и вы на оба раза сказали «Да!» Седьмой параграф, подпункты с первого по шестой. Нынешняя ситуация в перечисленные обстоятельства не укладывается.

— Не силой же вы меня потащите, — зло сказала Алёна.

Олег Ольгердович качнул головой. Сказал со вздохом:

— Не доводите до греха, Элен…

— Я. Никуда. Не полечу! Без Тима и без ребёнка, — раздельно сказала Алёна, сузив глаза. — И ничего вы мне не сделаете!

Она сомкнула кулак, в наивности своей полагая, что огня пирокинетической паранормы хватит, чтобы отделаться от таких неприятностей. Алёна понятия не имела, что такое государственная система, никогда не имела дел с судами и не могла оценить юридическую безупречность контракта, который сама же и подписала на свою голову. У неё не было ни единого шанса оспорить контракт, а отказ исполнять свои обязательства по нему в ситуациях, не предусмотренных седьмым параграфом со всеми его пунктами, означал одно: заключение под стражу и принуждение. Профессору Ольмезовскому подобная канитель, в особенности же, скандал, с нею связанный, тоже была не нужна, и потому он поступил проще, выбрав типичное для телепата решение…

Огонь на Алёнкином кулаке так и не родился. Она оторопело рассматривала пальцы, не понимая, как же так, всегда получилось, а здесь вдруг не вышло…

— Паранормы психокинетического спектра не активируются при ментальном подавлении, — грустно напомнил Олег Ольгердович. — Я вам и говорил уже об этом, и на примере Тимофея показывал. Пойдёмте, провожу вас в вашу палату… Вы отдохнёте, отоспитесь, а утром уже я приду и мы поговорим снова. На ясную голову.

Потом, вспоминая тот путь по коридору к палате, заново переживала случившийся с нею ужас так, будто он повторялся снова. Ведь Алёна всё осознавала! Всё. И собственную непримиримую ярость. И нежелание подчиняться чужой воле. И полную невозможность вернуть себе обратно контроль над собственным телом. Со стороны же всё выглядело тихо и мирно: больной девочке, переоценившей собственные силы во время прогулки по коридору, помогают вернуться в палату…

Весь ужас своего положения Алёна осознала только к утру, выдравшись наконец из муторной полудрёмы, наведённой ментальным приказом Ольмезовского. Она резко села, встряхнула рукой, с ужасом ожидая, что вот сейчас снова ничего не получится. Но над ладонью мгновенное соткался зло шипящий огненный шар изрядной величины. Алёна какое-то время тупо таращилась на него. Таких файерболов у неё ещё не получалось! Даже у Хальки Мальсаговой, честно скажем, не всегда получалось. Девочка тряхнула рукой, но… шар не развеялся, а наоборот, увеличился в два раза от прежнего.

Девочка повела рукой — шар следовал за кистью, как приклеенный. Вторая попытка стряхнуть его и разбрызгать на безобидные, тающие в воздухе искры, и снова шар увеличился, на этот раз в четыре раза.

— Мама! — испугалась Алёна, разом забыв всё, чему её учили на тренировках последние два года.

Поджариться на собственном огне было сейчас, как нечего делать. Плазменный шар раздулся до размеров Алёнкиной бестолковой головы, и в его потрескивании отчётливо улавливалось глумливое издевательство.

В комнату заглянула молоденькая врач с золотым значком целителя на воротничке:

— Проблемы.

— Не входите! — испуганно крикнула Алёна, отводя руку с шаром себе за спину

— Да с чего бы, — хмыкнула целительница, уверенно переступая порог. — Ну-ка, давай его сюда… И повторяй за мной. Вторую руку — вот так. И так…