По образу и подобию (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 6

— С домом вопрос мы решим… Ты ешь, ешь, остынет… С домом вопрос решим в ближайшее время, а пока я бы хотел свести к нулю эту ненужную войну…

— Что? — спросила Алёна, сузив глаза.

— Нейтралитет, Элен, — сказал он. — Ты — не треплешь нервы матери, я — не треплю нервы тебе. Идёт?

Она обдумала предложение. Похоже, Огнев не из тех, кто бросает слова на ветер. Обещает не трепать нервы, значит, не будет трепать.

— Ладно, — сказала девочка. — Тогда не зовите меня Элен, не люблю.

— Рита так тебя называет.

— Маме — можно, — хмуро объяснила она. — Вам — нельзя. Я — Алёна, всё.

— Договорились, — кивнул он, протягивая широченную, как лопата, ладонь. — Мир?

— Мир, — враждебно буркнула Алёна, пожимая руку Огнева.

В гробу такой мир… Но уже поздно. Обещала. Дала слово.

Слово придётся держать.

После занятий Алёна долго бродила по парку. Домой идти совершенно не хотелось. Придёшь, а там этот… Огнев… сидит. Хорошо, погода стояла хоть и ветреная, но солнечная. В конце концов, девочка устроилась на одной лавочек сразу за озером, в лабиринте из низеньких кустиков, усыпанных мелкими белыми цветами. От цветов исходил тонкий, горьковатый аромат с еле ощутимой ноткой ванили. С озера доносились пронзительные крики горных чаек: они гоняли молодняк, не желающий летать, как положено. У чаят были глупые клювы и при первой же возможности птенцы старались приземлиться куда-нибудь: на воду, на пляж, на ветки, на спинки незанятых лавочек. Родители налетали на них, били крыльями, громко возмущаясь тем, каких феноменальных лодырей в это лето высидели. Алёна улыбнулась поневоле: всё, как у людей!

Активировала терминал, уткнулась в домашние задания. Откровенно говоря, она не очень понимала, зачем им ввели дополнительно столько ненужных предметов. Они же — будущие солдаты. Военные. Зачем им высшая математика или ядерная физика? Физика вообще убивала! Как, спрашивается, решать эти зубодробительные задачи: в стеллараторе* типа «Малыш» одновременно с падением напряжённости магнитного поля возникла неуправляемая реакция. Рассчитайте напряжённость противофазы психокинетического поля, способного полностью погасить данную реакцию. Ну, и как, спрашивается, это посчитать, а?

* стелларатор — тип термоядерного реактора. От слова «стелла», то есть — звезда. Название отражает сходство протекающих в стеллараторе процессов с аналогичными процессами внутри звезды.

— Грызём гранит науки?

Алёна подскочила от неожиданности.

— Тим, блин твой горелый! Напугал.

— Ну, извини, — в голосе Тима извинениями даже не пахло.

Он заглянул в голографический экран Алёниного терминала, понимающе кивнул:

— А, физика…

— Тупой предмет, — пожаловалась Алёна. — На кой он нам сдался? Пусть эти… одарённые… учат. В спецшколах.

— Не скажи, — Тим вспрыгнул на лавочку и устроился на спинке как на насесте. — Может быть, ядерная физика тебе не пригодится. Но совершенно точно пригодятся те нейронные связи, которые возникнут при её изучении.

Алёна пожала плечами. Слишком умно этот странный парень выражается. Вундеркинд из тех, по чьему геному проехались идеи Институтских профессоров насчёт усиленного добавочными хромосомами интеллекта?

— Смотри, — Тим лёгким движением пальцев развернул экран терминала на себя. — Тут всё просто: приравниваешь один эрстед магнитного поля к логу поля психокинетического через коэффициент Синклера, и вперёд, по формуле. И получается у нас, что остановить неконтролируемое производство тепла и света на данном стеллараторе могут десять пирокинетиков с индексом Гаманина выше сорока пяти…

— Такого индекса не бывает! — заявила Алёна.

— Или двадцать семь с Гаманиным в районе от шестнадцати до двадцати. То есть, тебе прогуливаться в окрестностях такой штуки незачем. Есть вопросы, на кой тебе сдалась ядерная физика?

— Шестнадцать! — Алёна покрутила головой. — Тим, у нашего инструктора Ильи Скорина — девять, а ты говоришь — от шестнадцати!

— Твой Скорин — лентяй и неудачник, — отрезал Тим. — Потому и сидит на тренерской работе, для начального уровня обучения его девятки с головой хватает.

— Смотри-ка, эксперт нашёлся, — разозлилась Алёна, ей стало обидно за Скорина. — А сам-то!

— А у меня, — невозмутимо заявил Тим, — индекс Гаманина — самый высокий на всей планете: сто семьдесят шесть.

— Харам заливать-то! — не поверила девочка.

Тим пожал плечами, мол, не хочешь, не верь.

— Ну, и каков код твоей паранормы?

— «О-нор прайм», — с усмешкой ответил Тим, соскакивая с лавочки. — Мороженого хочешь? Пошли, я тут знаю место, где есть хорошее. Язык проглотишь, пальцами закусишь.

Ладно, пусть будет мороженое. Тим, конечно, изрядно прихвастнул, кто и когда слышал об индексе Гаманина выше двадцати. Но и пусть. К мороженому это не относится…

Мороженое и впрямь оказалось выше ожидаемого.

Они съели несколько порций, а потом, по дороге к платформе, — Тим вызвался проводить, — Алёна подумала: а почему бы, чёрт возьми, и нет? Губы Тима пахли клубничным пломбиром, и целоваться он умел. У Алёны дальше поцелуев ещё ни с кем не заходило, она искренне считала, что успеет ещё встретить ту самую Большую Любовь, о которой мечтают в этом возрасте все девчонки. Тима назначать на почётное место любимого она пока не собиралась.

Но он был — странный, интересный, таких Алёна ещё не встречала. Улыбается, а в глазах какая-то грустная, всё понимающая, совершенно взрослая усмешка. А за руку взял — будто по коже прошёлся ветерок, тёплый, ласковый. «О-нор прайм», он сказал. Надо будет посмотреть в информе, что это за генерация такая…

Домой Алёна вернулась с тихой улыбкой на губах. Ну, и что, что там этот Огнев, подумаешь. У мамы есть Огнев, а у неё теперь будет Тим. Она представила себе, как знакомит нового парня с товарищами взрослыми, и прыснула: сценка получилась смешной до умопомрачения. Потому как если мама вдруг встаёт в позу, — а она может и ещё как, легко киваем на её собственного мужика. Мол, ты у меня не спрашивала, когда своего в дом приводила. А у меня тоже теперь Тим есть! Мысли об отмщении сладко щекотали нервы.

Дома никого не оказалось. Алёна влезла в холодильник, соорудила себе поесть, потом завалилась в свою комнату и размазала экран терминала полукругом у дивана, чтобы лишний раз не вставать.

Поиск по запросу «о-нор прайм» выдал массу интересного, кроме самого нужного.

Праймом звалась первая генерация того или иного биоинженерного проекта. Первая и вторая генерации всегда отрабатывались учёными на компьютерах. Просчитывались. Доводились до ума. Дети с новой генетической линией считались уже генерацией третьей. Редко, очень редко, когда результаты компьютерного моделирования получались неоднозначными, давалось добро на рождение человека- прайма. То есть, Тим являл собою уникальный экспериментальный образец. Однако.

В названиях генетических линий шифровались имена разработчиков, Алёна нашла линию «кон-нор» — Владислав Конев и Эдуарда Петровна Норкина. На Норкину информ выдал четыре страницы регалий, научных званий, открытий, достижений и внедрений, девочка читать запарилась. Конев был проще, но, прямо скажем, тоже монстр. Небожители. Легенды Института, отцы-основатели. В случае Норкиной — матери, надо думать. Буква «о» означала другую известную фамилию, Ольмезовских. Алёна вспомнила лектора из Экспо, Олега Ольгердовича Ольмезовского. Нашла в информе его. Тоже непростой товарищ, хотя до Норкиной с Коневым ему пока далеко.

Алёна пролистала справочник действующих паранорм от «а» до «я», нашла свою генерацию с кратким описанием и именами генетиков-авторов этого проекта, генерацию своей матери. «О-нор прайм» нигде не значился. Эдуарда Норкина работала только в паре с Коневым, а на заре своей карьеры — ещё с Андреем Смеховым, Виталием Симоновым и Линдой Айзенбах. А Олег Ольгердович Ольмезовский с Норкиной работать не мог, она умерла за год до его рождения, в возрасте — тут у Алёны глаза на лоб попросились сами — в возрасте двести сорок одного года. Люди столько не живут!