Талантливый мистер Рипли - Хайсмит Патриция. Страница 40
Дорогая Мардж, сочинял он, пишу тебе, потому что Дикки, видно, никогда не решится, хоть я просил его много раз. Я считаю, что такого замечательного человека, как ты, грех столь долго водить за нос.
Он снова захихикал, по привел себя в чувство тем, что сосредоточился на до сих пор еще не решенной проблеме. Возможно, среди прочего Мардж сообщила итальянской полиции, что в гостинице «Англия» говорила с Томом Рипли. Полиция, которая ломает голову, куда же он подевался, теперь ищет его в Риме. Полиция конечно же станет искать Тома Рипли где-то поблизости от Дикки Гринлифа. Дополнительная опасность проистекает, например, из того, что его, по описанию Мардж, сочтут теперь Томом Рипли, и произведут личный обыск, и найдут оба паспорта, его и Дикки. Но что сам он сказал насчет риска? Что именно риск-то и придает всему этому главную прелесть. Он не мог удержаться и запел итальянскую песенку:
Вытираясь в ванной, он разливался громким баритоном Дикки, который никогда не пел при нем, по Том был уверен, что Дикки подписался бы под его исполнением.
Он надел один из своих новых немнущихся дорожных костюмов и вышел прогуляться в сумерки Палермо. Вот через площадь собор, в архитектуре которого, как он читал, ощущается норманнское влияние. Том припомнил: в путеводителе сказано – собор построен английским архиепископом. Дальше к югу были Сиракузы, где некогда разыгрался морской бой между римлянами и греками. И Ухо Диониса. И Таомино. И Этна! Остров был велик и совершенно нов для него. Сицилия! Цитадель бандита Джулиано! Колонизованная древними греками, пережившая норманнское и сарацинское нашествия! К осмотру достопримечательностей он приступит завтра, но незабываемым останется это сегодняшнее мгновение, подумал Том, остановившись посмотреть на высокий, увенчанный куполом собор. Чудесно созерцать бурые арки его портика и думать о том, как завтра он войдет внутрь, представлять себе сладковатый затхлый воздух собора, запах бесчисленных горящих свечей и лада-па, курившегося здесь сотни лет. О радость предвкушения! Предвкушение было для него приятнее самого переживания. Всегда ли с ним так будет? А когда он проводил вечера в одиночестве, касаясь руками вещей Дикки, разглядывая его кольца у себя на пальцах или его шерстяные галстуки, его черный бумажник крокодиловой кожи… Что это было – переживание или предвкушение?
А там, к югу от Сицилии, лежит Греция. Он обязательно побывает в Греции. Побывает в обличье Дикки Гринлифа, с деньгами Дикки, в одежде Дикки, с манерой поведения Дикки. Но вдруг ему не удастся побывать в Греции как Дикки Гринлифу? Препятствие за препятствием станут громоздиться на его пути: убийство, подозрение, усилия разных людей… А ведь он не хотел убивать, это был вынужденный шаг. Мысль поехать в Грецию и уныло таскаться по Акрополю в обличье американского туриста Тома Рипли нисколько не привлекала его. Тогда лучше уж сидеть дома. Его глаза, устремленные на кампанилу [35], наполнялись слезами. Он повернулся и зашагал по другой улице.
На следующее утро Том получил письмо, толстое письмо от Мардж. Он, улыбаясь, сжал его в пальцах. Судя по толщине, там написано то, чего он и ожидал. Он прочитал письмо за завтраком, Смаковал каждую строчку вместе со свежими горячими булочками и приправленным корицей кофе. Письмо и вправду содержало все, чего он ожидал. Даже превзошло ожидания.
«…Если ты действительно не знал, что я была у тебя в гостинице, это означает только, что Том тебе не сказал, но вывод из этого можно сделать тот же самый. Почему ты боишься признаться, что не можешь жить без своего дружка? Могу только пожалеть, мой добрый старый товарищ, что у тебя не хватило смелости сказать мне об этом раньше, и сказать прямо. Ты что же, считал меня провинциальной курицей, которая и слов таких не знает? Не я, а ты вел себя как провинциал. Так или иначе, теперь, когда я сама высказала тебе то, о чем ты боялся рассказать мне, надеюсь, совесть перестанет тебя мучить и ты будешь высоко держать голову. Ведь нет ничего прекраснее, чем гордость за человека, которого любишь, не так ли? Помнишь, мы однажды говорили об этом?
Второе достижение моих римских каникул состоит в том, что я сообщила полиции, где находится Том Рипли – у тебя. Они там, похоже, сбились с ног, разыскивая его. (Интересно почему? Что он натворил?) Я объяснила полиции, насколько хватило моего знания итальянского, что вы с Томом неразлучны, и мне непонятно, как они могли найти тебя, не найдя при этом Тома.
Я поменяла билет на теплоход, хочу съездить ненадолго к Кейти в Мюнхен, а в Америку уезжаю в конце марта, после чего, как я полагаю, наши с тобой пути разойдутся навсегда. Я не держу на тебя зла, дружище. Просто я думала, что у тебя больше мужества.
Спасибо за чудесные воспоминания. Они для меня уже сейчас, как экспонаты в музее или как некий предмет, сохранившийся в янтаре, кажутся немного нереальными, а ты меня, по-видимому, так воспринимал всегда. Желаю тебе всего, всего наилучшего.
Мардж».
Тьфу! Такие сантименты под самый конец!
Том сложил письмо и засунул в карман куртки. Кинул взгляд на двери гостиничного ресторана, уже привычно ожидая появления полицейских. Если полиция думает, что Дикки Гринлиф и Том Рипли путешествуют вместе, они, наверное, уже проверили регистрационные журналы во всех гостиницах Палермо. Но он не заметил, чтобы за ним наблюдали или шли следом. А может быть, они уже перестали сходить с ума с этим розыском, поскольку узнали, что Том жив. И в самом деле, раз он жив, на кой черт его разыскивать? Может быть, подозрение в убийстве в Сан-Ремо и убийстве Майлза, павшее на Дикки, тоже улетучилось? Может быть.
Том поднялся к себе в помер и принялся писать письмо мистеру Гринлифу на портативной машинке Дикки. Поскольку мистер Гринлиф сейчас, очевидно, очень тревожится в связи с делом Майлза, Том начал с объяснений по этому поводу, здравых и логичных. Он писал, что полиция покончила со своими допросами и теперь единственное, чего они могут от него хотеть, – это опознание подозреваемых, на которых они выйдут, так как ими могут оказаться их с Фредди общие знакомые.
Пока он сидел за машинкой, зазвонил телефон. Мужской голос сказал, что говорит лейтенант такой-то, полиция Палермо.
– Мы разыскиваем Томаса Феликса Рипли. Он не с вами в гостинице? – вежливо спросил он.
– Нет, – ответил Том.
– Вы знаете, где он?
– Думаю, в Риме. Я видел его там три-четыре дня назад.
– В Риме его искали, но не нашли. Вы не знаете, куда он мог поехать из Рима?
– Понятия не имею.
– Peccato [36], – сказал полицейский со вздохом разочарования. – Большое спасибо, синьор.
– Не стоит. – Том повесил трубку и вернулся к письму.
Километры скучной прозы Дикки Гринлифа Том катал теперь более бегло, чем когда-то собственные письма. Большую часть послания адресовал матери Дикки, сообщая о состоянии своего гардероба, которое было хорошим, и состоянии своего здоровья, которое тоже было хорошим, и спрашивая, получила ли она триптих из эмали, который он купил в антикварной лавке в Риме и послал ей две недели назад. Попутно размышлял о том, что делать с Томасом Рипли. Полицейский спрашивал его вроде бы вежливо и без нажима, но все же рисковать не стоило. Не следовало держать паспорт Тома на виду в кармане чемодана, пусть даже и завернутым в кучу старых налоговых деклараций Дикки, так что таможенник его не разглядел. Паспорт надо спрятать, например, в подкладку нового чемодана из кожи антилопы, где его не будет видно, даже если из чемодана выложат все вещи, но откуда Том, если понадобится, сможет достать его незамедлительно. А рано или поздно он может понадобиться. Может прийти время, когда оставаться Дикки Гринлифом станет опаснее, чем Томом Рипли.
35
Кампанила (ит. campanile) – в итальянской архитектуре Средних веков и эпохи Возрождения – колокольня, обычно в виде четырехгранной (иногда круглой) башни, стоящая, как правило, отдельно от храма.
36
Жаль (ит.).