Навь. Книга 2 (СИ) - Юллем Евгений. Страница 42

И вывели из зала и повезли обратно в изолятор временного содержания уже не духовных лиц, но грешников, которых теперь будут судить за преступления, предусмотренные Уложением о наказаниях РИ как обычных мирских преступников. Впрочем, обоим хватило и казни церковной, теперь они — никто и ничто.

Остальным фигурантам дела пришлось еще более несладко — бесогон и оставшийся в живых монах-неофит тоже были лишены всех духовных регалий и отлучены от церкви, попутно им навешали еще статей. К тому же одним из них очень заинтересовались Кресислав и дед Козьма.

— Ваше Сиятельство, вы не могли бы нам дать его для допроса? — поинтересовался Кресислав.

— Зачем?

— Дело в том, что вскрылось несколько обстоятельств, которые указывают на участие подозреваемого в смерти нескольких волхвов и ведуний. Этот так называемый «бесогон» может оказаться одним из убийц.

— Ну вот как я вам его дам, Кресислав? — с досадой кинул ручку на стол граф. — Сами понимаете, что я не могу передать арестованного кому бы то ни было иначе, как по решению или приговору суда. Тем более, сами понимаете, если пойдет слух, что я каким-то образом сдал язычникам бывшего священнослужителя — конец и мне и возможно вам. Если я только-только налаживаю отношения с вменяемыми людьми в РПЦ, а таких там подавляющее большинство, и пойдет такое…

— Да не нужен он нам, господин граф, — махнул рукой Кресислав. — Нам только нужно побыть с ним наедине в камере.

— Нам? — уточнил граф.

— Мне и Козьме.

Граф вздохнул. Ничего не поделаешь, они уже вместе такое натворили, что отказать не получится.

— Хорошо, пойду на служебное преступление. Я засуну его в допросную, оставлю вас с ним, насколько нужно. Только у меня есть условия — не калечить, не убивать, и я буду за всем наблюдать из-за стекла. Пойдет?

— По рукам. Когда мы можем начать?

— А что, Козьма уже здесь? — удивился граф.

— Его Превосходительство давно здесь.

— Вот как, — хмыкнул граф. — Ну что же, пойдемте.

Блок изолятора временного содержания располагался в подвале СБ, как у любой уважающей себя «кровавой гэбни».

— Только это… Не можете вы накинуть морок? Слишком приметные вы люди.

— Легко.

Мгновение — и вместо Кресислава с Козьмой стояли два следователя СБ в своих неизменных недорогих казенных костюмах.

— Пойдет?

— Пойдет. Это только на людей действует или на камеры тоже?

— На камерах вместо нас будут помехи. Мы можем влиять на работу электроники.

— Ладно, пойдемте.

Решетки, двери, караульные — атрибуты безрадостной тюремной жизни, через которую проходит любой человек, потерявший свободу. Граф сам забрал ключи от камер у охранника и повел волхвов по коридору.

— Здесь он, — посмотрел в глазок граф.

— Прошу вас.

Граф отвалил тяжелую дверь камеры.

— Заключенный Грабовский, на выход!

Бесогон в тюремной робе был жалок. Весь какой-то нескладный и нелепый, как ящерица, а его голова и лицо лишь подчеркивали сходство с каким-то неведомым рептилоидом.

— О, сам господин граф пожаловали! — насмешливо сказал он.

— Не разговаривать, лицом к стене, руки за спину.

На запястьях пленника сомкнулись стальные дуги наручников.

— Опять ваши следаки из меня душу будут вынимать!

— Не разговаривать! — граф вывел его из камеры и проконвоировал до допросной. Будут из тебя душу вынимать, будут, подумал граф. Только вот в более буквальном смысле, нежели ты себе это представляешь.

Когда граф втолкнул бесогона в допросную, и, подведя к столу, хотел замкнуть одну дугу наручников на железной стойке на столе — американское нововведение, мигом прижившееся в РИ — Кресислав его остановил.

— Не надо.

— Вы уверены? — с сомнением спросил граф.

— Аболютно. А теперь можно с ним говорить?

— Говорите.

Граф вышел и притворил дверь, пройдя в соседнюю комнату. Покосившись на выключенный видеорегистратор, на всякий случай вынул вилку из сети.

— Ну и что вы хотите узнать на этот раз? — насмешливо сказал бесогон.

Раз! И волхвы сняли морок, представ перед арестантом в своем обычном обличии. Даже через затемненное стекло полупрозрачного зеркала граф увидел, как побелел арестант.

— Ты нас узнал, я вижу, — насмешливо сказал Кресислав. — Ну что же, приступим! Есть у нас к тебе вопросы.

Арестованный попытался бежать, но Кресислав подставил ему подножку, а дед Козьма с недюжинной силой взял бесогона за грудки и бросил его в угол.

— Помогите!

— Ори, ори, — сказал Козьма. — Только не обосрись, я вони не переношу.

Да, граф такое видел в первый раз. Камера озарялась сполохами света, арестант бился как одержимый бесами и орал дурным голосом, один раз его тело даже взмыло над столом. Наконец фантасмагория закончилась и обмякшее тело арестованного безжизненно замерло на бетонном полу. Дед Козьма подошел к зеркалу и постучал в него, сделав приглашающий жест.

Драбицын, ошарашенный увиденным, вышел из комнаты наблюдения.

— Все, Ваше Сиятельство, мы закончили, — Кресислав с Козьмой посадили так и не пришедшего в себя арестанта на железный стул с прикрученными к полу ножками.

— Ну нихрена себе вы поговорили, господа! А мне что теперь с ним делать?

— Ничего, граф. Мы просто отнесем его назад в камеру, а когда очухается, ничего не вспомнит. А вот узнали мы от него много.

— Что именно? — недовольно буркнул граф.

— Это колдун-недоучка, служитель Нави, нет, не вашего сына, ни в коем случае. Той Нави, которая существует вместе с Правью и Явью. Отсюда и так называемый экзорцизм или изгнание бесов. И да, боюсь, что всех, кого он якобы избавлял от бесов, те прокляты. Они станут служителями Нави.

— Интересная теория.

— Это не теория, граф, — поднял на него усталые глаза Кресислав. Это, увы, правда.

— Что-нибудь можно сделать?

— Только узнать где и кого он «лечил», чтобы его действо исправили. Плохой человек, очень плохой. И прикрывался религией, нанося ей непоправимый репутационный ущерб.

— Ну и что мне теперь дальше с ним делать?

— С ним? Ничего. Он должен остаться навсегда либо под замком, либо уйти в мир Нави с очищением его по нашим обрядам. Хотя, боюсь, это невозможно. Мы узнали от него все, что надо. Восемнадцать наших братьев и сестер на его совести, все данные я вам передам. Этого хватит, чтобы его приговорили к высшей мере наказания. Так и будет скитаться неупокоенным духом.

— Вы что-то можете сделать?

— Здесь — нет. Не в тюрьме. Но кое-что мы уже сделали. По крайней мере сил, чтобы кому-нибудь навредить, у него больше нет.

— Хотя бы так. Ну а теперь давайте вернем арестованного в камеру, мне лишние слухи и подозрения не нужны.

Кресислав со всеми предосторожностями открыл сейфовую дверь того отдела библиотеки, который был не предназначен для посторонних. В отличие от обычной, здесь древние манускрипты и книги не стояли на полках, а лежали в бронированных ящичках с наложенными заклятиями. Сколько зла хранилось в них… За каждой строкой, зачастую написанной человеческой кровью, стояло зло, абсолютное, древнее зло. Некромантия, дьяволопоклонничество, темные религии и описания ритуалов, от которых бросало в дрожь даже его, волхва.

Он подтянул к себе один из ящичков и открыл его. Натянув перчатки, он вынул древнюю книгу, похожую на библию, только вместо креста на старой потрескавшейся обложке, неопределенного теперь цвета, была выдавлена пентаграмма, когда-то нарисованная кровью. Очередная ересь, каких было много на земле. То, что написавший эту книгу ересиарх Антипий был казнен страшной казнью, его не волновало — правильно сделали, таких надо убивать в зародыше, как делает разведка Ватикана. Подобные труды и идеи, описанные в них, никогда не должны увидеть свет. Но не в этом случае.

Слишком много сплелось интриг и пролилось крови из-за вот этого перемещения душ. И ладно бы, знали бы священники, за что борются, но нет, только корыстные мысли. Все хотят жить вечно, не прилагая к этому никаких усилий и надеясь только на чудо. Придется обнародовать старый фолиант.