Тот, кто следовал за мистером Рипли - Хайсмит Патриция. Страница 13

"После смерти американского магната и мультимиллионера Джона Пирсона не прошло и недели, как из роскошного поместья семьи в штате Мэн исчез, похитив паспорт старшего брата, его шестнадцатилетний сын Фрэнк.

Отличающийся большой впечатлительностью и независимым нравом Фрэнк, по словам его красавицы матери Лили, был глубоко травмирован смертью своего отца. Он оставил записку, что едет на несколько дней в Новый Орлеан (штат Луизиана). Однако родные и полиция там его не обнаружили.

Благодаря начавшимся поискам удалось выяснить, что Фрэнк направился в Лондон, а оттуда — во Францию. Все сказочно богатое семейство пребывает в полном отчаянии. Возможно, старший из братьев, Джон, скоро прибудет во Францию в сопровождении частного детектива, чтобы помочь в поисках брата. «Я его знаю лучше других и смогу отыскать быстрее, чем кто-либо другой», — заявил Джон Пирсон-младший. Глава семьи, Джон Пирсон-старший, одиннадцать лет назад после покушения на его жизнь лишился возможности передвигаться самостоятельно и был прикован к инвалидному креслу. Он умер 22 июля в результате падения со скалы (в штате Мэн). Спрашивается: самоубийство это или несчастный случай? Из заключения американских экспертов следует, что смерть произошла в результате трагической случайности. Однако остается вопрос: чем вызван таинственный побег мальчика из собственного дома?"

Том расплатился за горючее, не забыв добавить щедрые чаевые. Он решил сразу же показать Фрэнку газету — это должно вывести парня из состояния бездействия, заставить его на что-то решиться. Только бы не забыть вслед за тем избавиться от газеты, чтобы она не попалась на глаза Элоизе или мадам Аннет. В половине одиннадцатого, поставив машину в гараж, Том уже шагал по садовой дорожке, по обеим сторонам которой выстроились горшочки с цветущей красной геранью: мадам Аннет очень гордилась ими, потому что покупала их на собственные деньги. Он еще издали увидел Фрэнка, занятого прополкой в конце сада. Через открытые окна до него донеслись звуки клавесина — это Элоиза прилежно трудилась над Бахом. Ее усердия обычно хватало минут на тридцать, после чего она ставила пластинку либо с той же самой вещью, либо с чем-нибудь абсолютно противоположным по настроению — вроде рок-н-ролла.

— Билли! — тихонько окликнул Том, вовремя вспомнив, что Фрэнком его называть не следует.

Подросток разогнулся и, улыбаясь, спросил:

— Уже отвезли? А ее видели?

Он тоже говорил полушепотом, словно опасаясь, что кто-то в лесной чаще сразу за оградой может их услышать.

Том и сам, оказываясь рядом с оградой, всегда держался настороженно — за колючим невысоким кустарником начиналась настоящая чаща. Сорняки выше пояса, длинные плети колючей дикой ежевики мешали видеть — не говоря уже о том, что чуть подальше плотной стеной стояли лимонные деревья: за их толстыми стволами при желании мог спрятаться кто угодно.

Том кивнул в сторону оранжереи, и вскоре они оба оказались под ее сводами, полностью укрытые от посторонних глаз.

— В этой газетенке есть кое-что о тебе, — сказал Том, протягивая Фрэнку газету. Он стоял спиной к дому, откуда все еще доносились музыкальные пассажи. — Думаю, тебе будет полезно это прочесть.

Фрэнк схватил газету, и по тому, как сжались его пальцы, Том понял, что парнишка смертельно испуган.

— Черт! — вырвалось у него. Он читал и все сильнее стискивал зубы.

— Как думаешь — твой брат действительно может решиться приехать сюда?

— Да. Хотя насчет того, что «семья в отчаянии», они, конечно, перехватили.

— Что, если бы Джонни сейчас появился на пороге со словами: «Ага, вот ты где, оказывается!»?

— С чего бы это ему сюда являться?

— Ты когда-нибудь говорил обо мне с кем-либо из родных? Может, упоминал мое имя в разговоре с Джонни?

— Нет, что вы!

— А о работах Дерватта примерно год назад разве у вас не говорили? Припомни, пожалуйста, — переходя на шепот, допытывался Том.

— Вспомнил. Отец как-то упомянул, об этом писали газеты. Правда, там писали вообще, а не о вас лично.

— Но ты же сам сказал давеча, что вычитал про меня в газетах.

— Так это я читал в городской библиотеке в Нью-Йорке несколько недель назад.

Видимо, он имел в виду архивный отдел прессы.

— И ты ни с кем из близких не поделился сведениями?

— Нет, конечно, — ответил Фрэнк. Он поднял глаза на Тома, но затем уставился на что-то за его спиной, и лицо его приняло испуганное выражение.

Том оглянулся — и увидел приближавшегося вразвалочку человека: это был не кто иной, как сам старина Анри, или, как его чаще называли, Медведь Анри, — высоченный и широченный, как великан из детской сказки.

— Это наш приходящий садовник, — шепнул он Фрэнку. — Не убегай и не дергайся. Только волосы немножко взъерошь, и пускай они отрастают, это тебе вскоре пригодится. Не говори с ним, только скажи «бонжур». В полдень он кончает работать.

Тем временем великан-француз подошел совсем близко, и они услышали его густой бас:

— Здрасьте вам, месье Рипли!

— Здорово, — отозвался Том. — Это Франсуа. Будет сорняки выдергивать.

Фрэнк буркнул свое «бонжур». Он успел взъерошить волосы и как бы с ленцой направился туда, где уже начал прополку, — к дальнему концу лужайки. Том остался доволен тем, как ловко Фрэнк сумел разыграть этот маленький спектакль. В своей заскорузлой синей куртке он вполне мог сойти за местного паренька, которого наняли на пару часов, — тем более что на Анри никак нельзя было положиться, о чем он и сам прекрасно знал. Для него что вторник, что четверг — все было едино, он никогда не являлся в обещанный срок. Анри не проявил ни малейшего удивления при виде паренька, на его губах, едва заметных из-за пышных каштановых усов и буйной бороды, застыла рассеянная улыбка. Одет он был в мешковатые синие брюки, синюю с белым клетчатую рубаху, какие обычно носят лесорубы, и голубенькую полосатую шапку с помпоном, похожую на форменную кепку американских железнодорожных рабочих. Глаза у него тоже были голубые. Он производил впечатление человека, который всегда под хмельком, но Том никогда не видел его пьяным в стельку и думал, что это просто последствия неумеренного потребления алкоголя в прошлом. Теперь Анри было около сорока. Том платил ему по пятнадцать франков в час — независимо от того, что тот делал; платил даже в том случае, если они с Анри просто стояли и обсуждали, какую землю и с какими добавками класть в тот или иной цветочный горшок, или же говорили о способах сохранения клубней георгинов в зимнее время.

Сейчас Том предложил Анри обработать стометровую полосу лужайки, примыкающей к лесу, — ту самую, где трудился и Фрэнк; правда, Фрэнк был на ее противоположном конце, возле дорожки, ведущей в чащу. Том вручил Анри секаторы, а сам взял прочные металлические грабли.

— Поставили бы здесь невысокую каменную ограду и горя бы не знали! — жизнерадостно пробасил Анри, берясь за лопату.

Эту фразу Том слышал от него много раз и не стал утруждать себя ответом, что они с женой предпочитают, чтобы казалось, будто сад незаметно переходит в лес, потому что на это услышал бы давно надоевшие слова о том, что тогда лес вскоре поглотит сад.

Через четверть часа Том прервал работу и, оглянувшись, увидел, что Фрэнка нет. «Ну и ладно, — подумал он. — Это даже к лучшему. Если Анри о нем спросит, можно будет сказать, что парню, видимо, стало лень работать и он ушел». Анри, по счастью, ни о чем не спросил. Через заднюю дверь для прислуги Том прошел на кухню. Мадам Аннет что-то мыла под краном.

— У меня к вам небольшая просьба, мадам.

— Да, месье? Какая?

— Видите ли... Этот молодой человек... ну, который сейчас у нас, очень тяжело переживает свою первую размолвку с любимой девушкой-американкой. Они путешествовали по Франции небольшой группой. Сейчас он не хочет ни с кем из них общаться, и я предложил ему пожить у нас несколько дней, чтобы успокоиться. Я был бы вам очень признателен, если бы вы не говорили в деревне о том, что он здесь, понимаете?