Неживой (СИ) - Толбери Рост. Страница 3

Князю не отказывают.

Купец и не думал продавать их, ни за какие богатства. После пары часов бесполезных уговоров Горан не выдержал, схватил негодяя за шкирку, начал трясти и орать на него и… чуть не получил от воительниц изогнутым мечом. Они прекрасно понимали кто такой Горан и какое положение он занимает в месте, где пристал их корабль. Они его совершенно не страшились и не страшились своей судьбы, которая была бы очень печальна, упади хоть волос с головы княжича. И это вызывало в нём ещё больше восторга.

Он встал перед купцом на колени. Купец сжалился. Но лишь потому, что знал, что если князь встанет с колен, купцу уже не вернутся домой. Князь всё равно получит то, что хочет. Купец уплыл живым и очень богатым.

А у Горана появилась телохранители. Поначалу он не прикасался к ним. Боялся разрушить сказку и даже сомневался, женщины ли они, или может, какое-то восточное извращение, вроде евнухов, которых с рождения готовили как убийц.

Он не знал их имён, если они у них вообще были, не знал их языка, не знал, как они будут справляться со своими обязанностями и что от них можно ожидать. Лишь смотрел на них, сначала с непониманием и интересом, а потом уже и не скрываясь — голодным волком. И иногда даже сомневался, стоят ли они своей цены или же хитрый купец хорошо сыграл на его чувствах, отдав в три дорога за красивые, но бесполезные игрушки.

Спустя неделю после сделки в тронный зал ввели человека, которому пришлось опустить голову на грудь, чтобы пройти ворота, так он был высок. Громила-бандит пришёл откуда-то издалека и грабил мирных крестьян на дорогах, издевался над ними, побивал, раздевал догола и гнал пока те не падали без сил. Он совсем никого не боялся, ни дружинников, что привели его на суд, ни князя, ни гнева народа. Вообще никого не боялся. Плюнул на пол, рассмеялся и сказал, что Горан пёс и сын шлюхи. Порвал путы, отшвырнул стражников и снова рассмеялся, словно это он князь и ему ничего не будет.

Князь оторопел, даже не от страха, а от негодования. Язык подвёл его, застрял в горле, и князь не смог выдавить из себя и звука.

Одна из его воительниц мягко и быстра спустилась вниз. Её доспех несколько раз звякнул, словно волшебный колокольчик. Она была чуть выше, чем по пояс великану. Её рука легла на пояс, на долю секунды изогнутый клинок блеснул в воздухе и тут же снова оказался в ножнах. Великан неуклюже завалился на сторону, покачнулся, судорожно выдохнул, и его грудь вдруг разъехалась на две половины. Одним движеньем одна прорубила его почти до паха. Фонтан крови обдал её с головы до ног, безмолвно и спокойно она отвернулась, словно вышла в чистое поле и вдохнула запах травы. Она подняла на князя взгляд и посмотрела, как смотрят на то, что никогда и никому не отдадут. И вернулась на своё место.

Восторг князя было не описать. Какие люди воспитали этих невероятных женщин? Он смотрел на её расправленную спину и на лужу крови, что собирается у подножья трона. И в ту ночь он взял эту воительницу за руку и отвёл в свои покои. А потом следующую. Они знали, что князю не отказывают, но они и не хотели. Он больше не вспоминал о наложницах.

— Что ты знаешь о них, Мракой? Об этих людях? Об имперцах, — спросил князь, тихо вошедшего советника.

Мракой долго мялся и не отвечал, но под взглядом царя всё же сдался.

— Они нам чужды, мой княже. Я знаю, что они следуют своей вере, слепо и яростно. Я знаю, что они уже много поколений живут в завоевательной войне и множество народов утопили в крови. Я знаю, что войну с ними нам не выиграть. Но вот что делать я ними, я не знаю.

— Как ты думаешь, Мракой, что пытался сделать с ними мой отец?

— Ваш отец, как бы так приправить мёдом… не совсем такой, как Вы привыкли слышать, мой князь.

— О чём ты, Мракой? — князь сделал такое лицо, будто собирался влепить ему пощёчину, но сдержался. Поднялся, натянул портки, налил себе воды, промочил горло, затем налил и Мракою. Тот взял бокал, но пить не решался.

— Я расскажу Вам, князь, а Вы уж не серчайте. При дворе не принято говорить, но раньше в Старшем Оплоте был другой достойный князь. Ярион Мудрый. И это его предки построили эту крепость из жалкого острога, защитили с суши и с моря, построили пристань в этой гавани и обогатили свою державу торговлей. Тогда её называли Поморском. В один день Ярион Мудрый и его наследники погибли в пожаре, разыгравшемся в старом храме. Честно уж я не знаю, тогда я был лишь служивым псом и рубакой, но ходили слухи, что именно Ваш отец устроил тот пожар и сотворил так, чтоб никто не выбрался. А дальше он захватил город и объявил себя князем. Такое положение дел не всем понравилось, и Ваш отец не отказался от помощи со стороны Империи, которая объявилась как раз кстати. Очень уж подозрительная вышла история, если верить всем слухам. Потом он захватил и Донцк. И чтоб никому не было обидно, или чтоб скорее подавить память, назвал это всё Триданией. Тремя государствами данными ему «свыше».

— Ну… это я так знал. Мой отец был завоевателем. Но без него Тридания бы никогда не расцвела.

— Никогда бы не расцвела его родная Валашка. И она, и Донцк были лишь придатками к Поморску.

— Что ты хочешь сказать, старый пёс?

— Ваш отец пошёл на всё, чтобы захватить Триданию. Он знал, насколько ценна эта бухта и выход к морю…. И имперцы тоже знают. И не только они.

Ближе к вечеру Тайпен спустился из своих покоев вместе со свитой и охраной. Большая часть его рыцарей расположилась в выделенной им ветхой конюшне, что их никак не смутило, по крайней мере, на первый взгляд.

Свиту его усадили за стол внизу, по левую руку от князя, а самого Тайпена посадили рядом, чтобы они смогли переговорить с глазу на глаз.

— Почему Вы не едите, благородный Тайпен? Специально в честь Вашего визита я распорядился открыть лучшее вино и подать на стол дикий свиней. Если Вы прибыли с миром, Вы должны доверять нам, еда не отравлена, — едва скрывая усмешку сказал князь.

— Не время, — коротко ответил Тайпен. Он смотрел прямо перед собой, в никуда, почти не двигался и не моргал. Таким же образом вела себя и его свита.

— Не время?

— Да, — подтвердил Тайпен, его тон заставил князя на секунду побледнеть от злобы.

— А когда настанет время? — сквозь зубы спросил князь.

— На рассвете.

— На рассвете Вы сможете доверять нам? Или попробуете, что дают?

— Мы примем пищу на рассвете. Таково таинство.

Какое-то время в хмуром молчании князь заливался вином и пытался вместить в себя побольше мяса. Ему казалось, что плотная пища и вино успокоят его нервы и расслабят, но этого всё не происходило.

— Давайте на чистоту, Тайпен. Если Вы вообще на это способны. Чего Вы от меня хотите?

Тайпен вдруг очнулся от забытья, повернулся к нему и уставился с какой-то смесью удивления и неодобрения, словно смотрел на ребёнка, свершившего по глупости какой-то нечестный и неблагородный поступок.

— От Вас ничего не нужно, — ответил он. — Через четырнадцать дней будет начало Сиому. Сильное сочетание чисел для обряда Вашего благословления.

— А потом?

— А потом у нас будут другие дела.

— То есть, Вы не собираетесь покидать Триданию, верно?

— Да.

Князь покачал головой, как смог скрыл хмурое выражение лица и отодвинул от себя тарелку. Мракой сидел внизу, со свитой иноземцев и безуспешно пытался вести с ними беседу, но они не отвечали ему.

Вдруг двери с шумом распахнулись и впустили в зал босого и грязного мужичка, он пытался вырываться от волочивших его стражников и кричал:

— Беда! Беда, князь!

Князь встал, оглядел притихший зал и жёстом приказал отпустить холопа.

— Ну что там ещё? — гневно спросил он.

Глава 2

Зильда

— Так, ну-ка стоять. Кто такие будете? Зачем пожаловали? — городской стражник угрожающе опустил зазубренный бердыш на землю и перегородил проход. Ещё пятерка стражников, стоящая за полуоткрытыми воротами, бросила свои важные стоятельно-плевательные на землю дела, сгруппировалась плотнее и навострила уши, так, на всякий случай.