Цена притворства (СИ) - Черная Снежана Викторовна "Черноснежка". Страница 3

Ладно, сейчас скажу этому донжуану недоделанному «здравствуй и прощай». Заодно посмотрю на творение рук своих, точнее Тохиных. Сама я из тех стрелков, которые косят обеими глазами.

Воодушевлённая идеей, я открыла гардероб и осмотрела его содержимое. Платье, купленное мною ко дню рождения, отвергла сразу. Слишком красивое. Вообще-то я платья ношу редко. Не то чтобы не люблю, скорее - некуда. Помимо частной гимназии с его неизменной формой, я, в общем-то, никуда и не ходила. За исключением последних пары месяцев, когда отец вдруг усиленно начал меня таскать на всякие скучные встречи с коллегами в неформальной обстановке. Моей матери такие мероприятия по душе и, нужно сказать, на них она блистает как в прямом, так и в переносном смысле. На себя, любимую, денег не жалеет, не уставая повторять, что является визитной карточкой отца. Не знаю, кому как, а мне бы не понравилась перспектива стать чьей-то визитной карточкой.

Несмотря на все мои протесты, именно мама взялась пополнить мой гардероб всем необходимым для подобных случаев. И вот результат. Перебирая вешалки с платьями а-ля прощай молодость, даже не знаешь, что сейчас было бы уместнее: смеяться или плакать. Мама, обладая прекрасным вкусом, удивительным образом его теряла, когда подбирала гардероб для меня. Это меня не напрягало, наоборот: я приходила в неистовый восторг от её выбора – восхитительная безвкусица! На тему внешнего вида я не слишком заморачивались: не моё это – блистать. Посему, с удовольствием оставляю это право за матушкой.

Вооружившись ножницами, я застыла в нерешительности возле гардероба, выбирая, какое из ею купленных бабских платьев немного подкорректировать. Наконец выбор упал на золотое, длиною ниже колен и рукавами-воланами. Прежде всего в мусорку полетели рукава. С длиной я немного перестаралась – то, что осталось, едва прикрывало попу. Но ничего, так даже лучше! А вот с горловиной пришлось повозиться - сверху этот девайс престарелой кокетки был совершенно глухой, ещё и воротничок-стойка имелся. Прелесть просто! Обрезав по максимуму, я принялась колдовать над образом, пытаясь извлечь максимум из того минимума косметики, что у меня имелся.

Нужно сказать, своей внешностью я полностью довольна. Она была самой обычной, ничем не примечательной, что мне в ней и нравилось. Фигура не полная, но и не худая, рост средний, волосы прямые и светлые или, скорее, бесцветные. За лето они выгорели ещё больше, а кожа на лице, наоборот, загорела, создавая контраст со светло-льняными волосами. Обычный нос, глаза и губы. Всё аккуратное, но ничем не выделяющееся. Никогда не страдала комплексами и не прихорашивалась, как мама, создавая из того, что есть, то, чего на самом деле нет и быть не может.

Итак, приступим: серый карандаш, растушёвка - «смоуки айс» готовы! Помады у меня всего две и те гигиенические. Ну, да ладно. Зато есть шпильки на огромном каблуке и тоже золотые. Это не мама постаралась. Для неё подобное - дурной вкус. Это осталось от новогоднего костюмированного бала в гимназии. С Алиской Самойловой мы выбрали образы королевишен с длинными платьями в пол: моё было золотистым, или, как говорит Алиска, цвета “брызг шампанского”. О как!

Платье кануло в лету, а вот купленная по случаю обувь так и валялась в недрах моего шкафа.

Раздался стук в дверь. Кто там такой вежливый?

- Открыто, - съязвила.

На пороге застыл Бультерьер - начальник папиной охраны (в миру звали Данила, вроде). Бультерьером я его прозвала за выражение лица, а точнее за его отсутствие. Жёсткие черты дополнял абсолютно пустой, пронизывающий взгляд. Разговаривал он редко, и, казалось, обращал внимание на меня не более, чем на надоедливую мошку, за безопасность которой он вынужден отвечать. Но это только на первый взгляд. Когда я исподтишка наблюдала за ним, он меня и не замечал вовсе, но стоило мне повернуться спиной, как его взгляд тут же начинал жечь мне затылок. Одним словом - весьма неприятный тип.

Переступив порог, он замер, а на его, как будто замороженном лице, должно быть, впервые на моей памяти, промелькнул намёк на эмоцию, в данном случае - удивление.

Ну да, в подобной экипировке он меня ещё не видел. Да чего уж там! В таком непристойном виде я и сама себя ещё не видела. Впрочем, Бультерьер быстро взял себя в руки и произнёс безэмоциональным голосом:

- Меня послали проводить вас вниз.

- Провожай, - милостиво согласилась я и, нацепив на фейс улыбку, больше напоминающую оскал, первой вышла из комнаты, позволив ему полюбоваться ещё и видом сзади.

Между тем, внутри меня начиналась истерика, хоть внешне это никак не отражалось. Должно быть злость на отца перерастала в нервный припадок. Градусы моей раздражённости, которые всю последнюю неделю только множились, сегодня достигли своего максимума, и во избежание психического коллапса, было крайне необходимо выпустить пар. Конечно, на роль мальчика для битья наиболее подошёл бы ненавистный Аскольд. Но боюсь, не дотерплю и прилюдно разревусь белугой, а это было бы светским самоубийством. Как говорит моя мама, в любой ситуации самое главное - «держать лицо». И хоть мне глубоко наплевать на всех тех манерных старпёров и их молодящихся спутниц, всё же слёзы - признак слабости. А демонстрировать слабость я была не намерена ни перед отцом, ни тем более перед «женихом».

Мои нервы были натянуты до предела словно струны гитары. Казалось, что достаточно их лишь немного подкрутить ещё и они просто лопнут от перенапряжения, порвутся с характерным металлическим звоном.

Я как раз преодолевала длинный коридор, с одной стороны которого были панорамные окна на улицу, в данный момент открытые, а с другой стороны располагалась стеклянная дверь на террасу с причудливой балюстрадой, откуда хорошо просматривался внутренний двор с празднично одетой толпой. Бультерьер безмолвным цербером шёл за спиной, его взгляд опять прожигал мой затылок – уверена, он снова пялился, но стоило бы мне обернуться, ничего подобного бы я не обнаружила. Он бы смотрел, как всегда, мимо меня.

И тут моя нога на непривычной ей шпильке подвернулась, и я, ойкнув, осела на пол. Больно не было, но этот мелкий инцидент породил в моей голове коварный план. Развалившись на полу с нелепо вывернутой нижней конечностью, так что моя пятка оказалась на уровне попы, я застыла и уставилась стеклянным взглядом мимо Бультерьера.

Должно быть, со стороны это выглядело смешно, но на папашиного пса мой финт, видимо, произвел впечатление. Куда только делась скорлупа безразличия и отчуждённости! Мгновенно выхватив оружие откуда-то из недр своего пиджака, мужчина сгруппировался, словно кобра перед выпадом, и молниеносно достиг закутка между окнами - оттуда хорошо просматривался сектор обстрела невидимого «киллера». Пригнувшись, он какое-то время безуспешно исследовал улицу, затем подскочил ко мне, и я почувствовала его пальцы на своей шее. Н-да, косить под дохлого лебедя, подстреленного вражеской пулей, уже не имело смысла. Поэтому, изловчившись, я клацнула зубами в сантиметре от его ладони. Мне шутка показалось смешной, но Бультерьеру, видимо, не очень.

Ну и морда, с такого ракурса ещё страшнее, чем обычно. Словами тут не передать. Это просто нужно видеть воочию. Убил бы. Если бы мог, конечно.

Он сидел подле меня на корточках, свесив с колен руки, в одной из которых был зажат пистолет, и сверлил меня своим «фирменным взглядом». Молча. Зрелище, скажу я вам, не для слабонервных. Нехороший такой взгляд, тяжёлый, но в тоже время абсолютно пустой, если не сказать «мёртвый». В его глазах не отражалось ничего, кроме глубокого мрака и какого-то кровожадного голода, способного умертвить всё живое вокруг.

- Что ты вылупился? - не выдержала я.

Бультерьер зло прищурился:

- Выступление закончилось?

Должно быть, маньяки так смотрят на своих потенциальных жертв.

Наверное, гнев на отца лишил меня возможности здраво мыслить. То ли адреналин зашкаливал, то ли действительно было уже всё равно.