Цена притворства (СИ) - Черная Снежана Викторовна "Черноснежка". Страница 31

Ещё одна слезинка скатилась по щеке, за ней вторая. А следом слёзы покатились градом, и я уже не сдерживала себя. Это была и реакция на боль, и последствия пережитого шока, и жалость к самой себе. Эмоции просили выхода, но в то же время скопившись глубоко в груди, не желали выходить наружу. Слёзы и те не приносили облегчения.

Шмыгая носом, я всё-таки потянула за ремень безопасности и принялась тыкать замком рядом со своим сиденьем. В глазах двоилось от устилавшей их влаги, и я почти ничего не видела. Со всевозрастающим исступлением я пыталась воткнуть дурацкий замок в защёлку, пока не почувствовала, как рука Бультерьера направила мою кисть, а в следующий момент сработал щелчок механизма.

- Твой отец мёртв, - глухо произнёс мужчина, - тебя должны были тоже исполнить специально обученные люди.

Бросив на меня короткий взгляд, Бультерьер добавил:

- Можешь не благодарить.

Смысл его слов до меня дошёл не сразу. Должно быть, я так сильно замкнулась в себе, упиваясь своими горестями и размазывая по лицу слёзы, что сказанное Бультерьером сначала пропустила мимо ушей. Когда же слова «отец» и «мёртв» достучались-таки до моего перегруженного «процессора», я круто развернулась и во все глаза уставилась на Бультерьера.

- Я тебе не верю, - прошептала я.

Мужчина ожидаемо никак не отреагировал.

В мчавшейся машине повисло напряжённое молчание, и это давило на нервы.

- Где моя мать? – твёрдо спросила я и, памятуя о его славной привычке оставлять вопросы без ответов, добавила: – Отвечай!

- Она тебе не мать. Забудь о ней, - прошелестел Бультерьер.

И всё сразу встало на свои места. Да он же чокнутый! И как я сразу не догадалась!

Это открытие меня, с одной стороны, порадовало, потому как верить в то, что Бультерьер говорит, совершенно не хотелось. С другой - возникли серьёзные опасения, и благополучный исход всей этой ситуации начал казаться ещё более сомнительным.

- Тебе бы в больницу, - осторожно начала я, - плечо полечишь… и голову.

Я бросила взгляд на распоротую ткань его пиджака на плече. Рассмотреть рану не представлялось возможным. Бультерьер практически подпирал головой крышу, в то время как я скукожилась на краешке сиденья непонятным карликом.

Может, у него под пиджаком броня, и ему эти штуки в руках бешеного ниндзя до лампочки. Так, в зубах разве что поковыряться.

Он бросил на меня мимолётный взгляд, должно быть, до охранника дошло, что ему попросту не верят, но вместо грубости или очередного шлепка Бультерьер неожиданно улыбнулся. Это была мимолётная улыбка, очень неприятная и неживая, на его лице она смотрелась так же неестественно, как, в общем-то, и любая другая эмоция. Но это продолжалось лишь одно очень краткое мгновение. В следующий же миг его взгляд заледенел, черты лица хищно заострились, и Бультерьер произнес:

- Мне кажется, принцесса, ты не понимаешь всей серьёзности происходящего. Твоего отца сегодня застрелили, а тебе вынесли приговор, что означает - они попытаются тебя убить снова… и снова. И скорее всего у них это получится.

Он замолчал и вернулся к созерцанию дороги. Казалось, это занятие для него самое увлекательное на свете.

А у меня, в который раз за этот вечер, выразительно отвисла челюсть. Вторая часть его монолога провалилась куда-то на задворки моего сознания. На первом плане набатом звучали его слова: «Застрелили»! «Отца застрелили»!

Но в следующий момент меня осенило.

- Стоп. Езжай туда. Ты ошибся. Может, он ранен и ему нужна помощь. Но он не мёртв. Он не может умереть, понимаешь?

Если Бультерьер и понимал что-то, то на его лице это никак не отразилось.

- Эй, - я пощёлкала пальцами перед его глазами, - поворачивай, говорю.

Он схватил и выкрутил ладонь до хруста

- Извини, принцесса, но я тебе не такси.

Слава богу, хоть руку отпустил. Я её тут же прижала к груди. Кажется, ни вывиха, ни перелома нет, но запястье отчаянно ныло. Точнее, оно ныло уже перед этим, от нежного обращения жениха. Но хватка Аскольда не шла ни в какое сравнение с силушкой Бультерьера. Это терминатор, а не человек. Ему бы на мебельной фабрике работать, ладонью скобы в дерево вбивать.

Плюнув на боль, я что было силы заколотила руками по этой морде. Ну, и по чём придётся:

- Он не мёртв! Слышишь? Он не мог умереть!

Я кричала как умалишённая, пока Бультерьер мимолётным касанием к шее меня не вырубил…

…Чёрт. Почему так раскалывается голова? Открыв глаза, я попыталась сфокусировать взгляд. Всё по-прежнему: свет фар выхватывал из темноты длинную и узкую полоску дороги, а по обеим сторонам тянулись угрюмые ели. Болело всё! От босых изрезанных ног до макушки, которая сейчас просто взорвётся от боли.

Повернув голову, я бросила взгляд на хмурый профиль Бультерьера.

- Тогда… тогда останови сейчас же! – получилось не грозно, а сипло и очень тихо. Похоже, и голос подвёл.

Бультерьер тут же резко остановился, и если бы не ремень безопасности, я с размаху клюнула бы носом в панель перед собой. Так что по-хорошему, мне стоило его поблагодарить за проявленную заботу. Чего я, конечно, не сделала.

Бросив последний взгляд на охранника, я отстегнула ремень и, дёрнув ручку двери, выбралась наружу. Едва она за мной захлопнулась, Бультерьер с визгом сорвался с места, а я осталась топтаться на месте посреди дороги. Ночь. Лес дремучий с обеих сторон. И я одна стою в белом платье, красивая.

Впрочем, насчёт «красивая» я явно преувеличила. Но не суть.

Огни «БМВ» скрылись, должно быть, за поворотом, в темноте ни черта не видно.

Зачем я вообще вылезла из машины? Это машина моего отца, а значит, и моя. Правда, водить я до сих пор не умею. Точнее, умею немного, но вряд ли рискну.

Зябко поёжившись, я начала оглядываться по сторонам. Начало октября всё-таки. Ночь глухая. А я босая.

Из-за поворота вырвался свет фар, и я благоразумно пошлёпала к обочине.

Знакомый джип «БМВ» затормозил рядом, дверь распахнулась, и оттуда раздалось раздраженное:

- В машину.

Опустив голову, я юркнула внутрь.

- Остыла? – равнодушно поинтересовался Бультерьер.

Да уж, остыла так остыла. Ко всем прочим моим увечьям прибавится воспаление лёгких.

Обхватив голые плечи руками, я сжалась у двери.

- Пристегнись.

Бросив на Бультерьера затравленный взгляд, я, молча потянув за ремень безопасности, выполнила приказ.

Именно приказ. Этот тон мне хорошо известен, он его у отца сплагиатил.

- Кольцо сними, - прозвучала следующая команда.

Я недоумённо уставилась сначала на своё обручальное колечко, потом на мужчину и снова на колечко.

Хмыкнув, сняла его с пальца и протянула Бультерьеру.

- Держи. Тебе всё равно не пойдёт.

Взяв кольцо в ладонь, Бультерьер точным броском отправил его в приоткрытое окно с моей стороны.

Мне оставалось только в который раз за этот вечер вытаращить глаза.

- Ты что наделал!? Это же бриллиант! – накинулась я на него.

- Угу. Приметная вещица.

Как рыба, выброшенная на берег, я молча открывала и закрывала рот.

- Я хотела его сдать, а вырученные деньги…

- Не успеешь даже потратить, - перебил меня охранник, - тебя вычислят ещё быстрее, чем если бы ты его и дальше носила.

«Повезёт кому-то», - с горечью подумала я.

Всё же без денег, без связей, да чего уж там, без вещей нормальных чувствовала я себя весьма неуютно, и собственное будущее казалось мне очень и очень туманным. Это мягко выражаясь. Ведь домой мне нельзя. Пока папа не вернётся… Папа.

Бросив на Бультерьера опасливый взгляд, я прошептала:

- Мой отец. Он что, действительно ?..

Я не могла заставить себя произнести это слово. Нет, это просто глупое недоразумение. Мой отец не может умереть. Это же отец! Такие, как он, не умирают так… просто.

Напряжённая тишина давила, а вкупе с отвратительным запахом крови, который после лесной прогулки остро бил по моему обонянию, она производила дурманящий эффект. Казалось, этим тошнотворным запахом пропитался весь салон автомобиля.