Невинность на продажу (СИ) - Блэк Тати. Страница 27

- А я ведь была там. Была… Меня отправили оттуда прочь. А в полиции даже заявление брать не стали.    

- Погоди. Где ты была?     

Снова сердце начинает стучать как бешеное. Так и вижу, как мама приезжает в особняк Паоло, а ей там лгут, что видеть меня не видели. И ведь Паоло мне ни слова об этом не сказал!      

- У твоего работодателя, конечно. А потом в полиции. Они мне сказали, что искать тебя не будут. Что нет никаких оснований. И что девочки в твоём возрасте иногда сбегают из дома.      

Я застываю с нелепо приоткрытым ртом. Даже не знаю, как выдавить из себя хоть звук. Это всё просто ужасно. Сколько на моём месте было точно таких же девочек, как я? Скольким матерям то же самое говорили в полиции? Где потом оказались эти несчастные? Мне удалось сбежать, а им?     

И всё равно, я не стану говорить матери правду. Во-первых, она может этого не вынести. Во-вторых, я не знаю, что произошло с Паоло. Ведётся ли на меня охота в данный момент? И если да - даже думать боюсь о том, во что она превратится, если сейчас признаться во всём маме.        

- А я… я же действительно сбежала, - хрипло шепчу, глядя на мать исподлобья.      

- Ты… что?     

- Я сбежала. А та работа была только прикрытием. Я хотела тебе позвонить, но потеряла телефон. Мы с Машкой Катунковой, помнишь, она в параллели училась… встретились недавно. Она предложила работу в мегаполисе поискать. А ты бы ведь меня в столицу не отпустила… И вот я решилась сбежать.     

Я вижу, как лицо мамы идёт пятнами, и хочется прикусить себе язык до крови за произнесённую ложь.    

- Как ты оказалась сегодня снова там? Где твои вещи?     

- У меня всё украли… Я еле смогла вернуться обратно. Пошла в тот особняк, чтобы хоть немного заработать и принести тебе деньги, а там… пожар. И я побежала к сосе…         

Я не успеваю договорить - на моё лицо обрушивается ладонь матери. Раз, другой, третий. Она хлещет меня по щекам с такой силой, что моя голова мотается из стороны в сторону, а я даже не прикрываюсь. Потому что заслужила на все сто. По крайней мере, мне так кажется в тот момент.     

- Дрянь!!! Ты дрянь! - вопит мать, так и продолжая лупить меня, теперь попадает по голове, снова по щекам, и я всё же вынуждена закрыться руками. - Какая же ты сволочь! Неблагодарная тварь! Марш в свою комнату, и чтобы больше я тебя сегодня не видела!             

Я пулей бегу к себе. Из горла рвутся судорожные рыдания, слёзы брызжут из глаз. Едва прячусь за дверью, буквально сползаю по ней спиной и, прикрываю ладонью рот, потому что хочется выть. От своего бессилия, от такой заслуженно-незаслуженной кары, которую обрушили на мою голову. И от самой себя, к которой испытываю сейчас только отвращение.       

Если я думала, что всё худшее, что могло со мной случиться, осталось в дне прошлом, я жестоко ошибалась. Едва миновала бессонная ночь, за несколько часов которой я лишь невидяще смотрела в потолок и ни о чём не думала, мама позвала меня завтракать. И тон её не предвещал ничего хорошего.       

Почти что бросив мне тарелку каши, она отвернулась, словно один мой вид вызывал у неё неконтролируемую ярость, и включила телевизор. Я помешала овсянку ложкой, размышляя, смогу ли впихнуть в себя хоть немного, и застыла, когда до меня донёсся голос диктора с экрана телевизора.     

- … особняк, принадлежащий итальянцу Паоло Раньери был уничтожен огнём полностью. По предварительным данным хозяин дома погиб. Причина пожара выясняется. Будет проведено следствие, чтобы…

Что крылось за этим «чтобы», я уже не слышала. Уши заложило таким шумом, что все звуки померкли. Только стук моего сердца отбивал рваный ритм, оглушая.           

На экране появилась картинка - некогда светлые стены «Парадизо», все в саже, обгоревшие и уродливые. Как и мои чувства внутри в этот момент.            

Паоло погиб. Погиб!        

- Что?        

Мама обернулась ко мне, и только тогда я осознала, что шепнула имя Паоло. Сжав ложку с такой силой, что её края врезались в ладонь до боли, я искривила губы в невесёлой улыбке.         

- Ничего, - выдавила из себя. - Я просто не голодна.          

- Тогда снова марш к себе.         

Я снова метнулась туда, где стены моей комнаты спрячут меня ото всего, кроме мыслей. И услышала долетевшее в спину:      

- С завтрашнего дня на рынок выйдешь торговать. Я с Марьей договорилась. Будешь подменять её часа на три-четыре каждый день. Платят мало, но больше никаких поисков работы. И поступишь туда, куда я скажу.    

И мне было на это плевать. На всё. Теперь я готова была делать, что хотят другие. Меня этому научили в «Парадизо». В том «райском» месте, попав в которое, я поняла, что моя жизнь превратилась в кромешный ад.

Часть 23

Ему было не впервой начинать все сначала.          

Когда только переехал в Россию из Италии в попытке оставить позади прошлое, которое давило на Родине со всех сторон – погорел со своим первым делом. Он и сейчас ещё помнил это ужасающее опустошение от осознания того, что у него больше ничего нет. Что он снова – абсолютный ноль, по своему социальному положению и по состоянию банковского счёта. Все, что имел, все, что сумел скопить, и все, что вложил в небольшой ресторанчик – пошло прахом. А вместе с финансами сгорели и надежды на лучшее будущее, на способность начать жизнь заново. И иллюзия, что может перешагнуть себя прежнего – погибла тоже. Как и в принципе вера во что-то хорошее.          

Люди, как он тогда понял, по большому счету, везде были одинаковы, менялись лишь декорации, на фоне которых расцветали их пороки. И когда встретил Тину – осознал окончательно, что ради того, чтобы чего-то добиться – нужно идти по головам, нужно давить не на хорошее, доброе и вечное, а на все гадкое и грязное, что есть в человеке.          

Похоть – вот что стало его оружием в борьбе за место под солнцем. Да, он использовал Тину, но сделал не больше того, на что она готова была пойти сама. Она желала продаться – он помог найти того, кто купит.     

Нет, он не пытался искать себе оправданий теперь, когда смотрел словно бы со стороны на все, что сделал в прошлом. И хотя был в то время не просто на грани, а вообще в полной заднице, не имея средств даже на то, чтобы вернуться в Италию, прекрасно сознавал, что не только отчаяние было причиной того, каким грязным бизнесом он занялся. Нет, здесь сошлось все – желание мести и тупиковое положение, ожесточенность от неудач и незнание, что делать дальше. И он всегда понимал, что однажды сгорит в аду за все, что сотворил, если только чистилище вообще существует. Как и Бог – тот Бог, который никогда его не слышал. И в которого теперь, когда он вновь оказался на нулевом километре своей жизни, так хотелось поверить вновь. Просто потому, что нуждался сейчас в той надежде, что могла дать вера в высшие силы. В том мнимом покое, что могла принести молитва, дающая ощущение, что скидываешь с себя часть груза, который больше нет сил тащить. В том спасительном уповании на то, что кто-то незримый может тебе помочь, даже если давно перестал быть настолько наивным.           

Нынешнее положение, в котором Паоло пришлось затаиться, заставляло его корчиться в агонии от невозможности что бы то ни было сделать. Он, нетерпеливый и деятельный, привыкший за последние годы решать и получать все быстро и по одному лишь своему желанию, теперь вынужден был просто ждать. Потому что любое неосторожное движение, любая ошибка – могли стоить ему всего. Жизни. Свободы. Присутствия Марины рядом.        

Заранее сняв апартаменты на ближайший месяц под чужим именем, он заперся в четырех стенах и внимательно следил за всеми новостями, касающимися пожара в «Парадизо». Как он и рассчитывал, оставленные им зацепки позволили счесть его сгоревшим заживо. В виду огромного резонанса, который получило это происшествие в СМИ, никто из находившихся в тот вечер в «Раю» не решился упоминать, что в особняке был и сам мэр, в результате чего дело, благодаря тем влиятельным лицам, что присутствовали на аукционе, быстро замяли, не вдаваясь в разбирательства. Его самого списали в жертвы пожара, мэра – в пропавшие без вести при невыясненных обстоятельствах. И это было ровно то, на что он надеялся.