Пыль всех дорог (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 16
— Давай оставим в покое мою личную жизнь. — Ковалев прокашлялся, поднимаясь с примятой еловой лежанки. — А если бы нас захватили врасплох?
— Не думаю. Сплю я достаточно чутко, посторонние шумы воспринимаю на раз, как и действия.
Теперь уже не только голос, но и взгляд девушки не прятал усмешку. Ах ты… Значит, она все чувствовала?!
— У тебя теплая рука, Валентин, мне было приятно. — Как ни в чем не бывало, созналась Тха-Сае. — Нам пора. Кажется, мы достаточно долго пробыли рядом, чтобы меня не выкинуло обратно, так что можно уходить и возвращаться в твой мир. Сколько времени прошло по твоим часам?
Майор глянул на циферблат.
— Сейчас десять тридцать две. Я не засекал время, когда все случилось, но, думаю, было не позднее пяти вечера. Такого промежутка для контакта достаточно, или?..
— Около восемнадцати часов… — задумалась девушка. — Вот и проверим. А то, по-моему, у нас гости. Пора уже.
Шум автомобильных моторов послышался тотчас, откуда-то справа, затем — слева. Получается, Тая знала про этот шум? Знала так же, как направление пути после бегства из сарая…
— Что, губернии договорились о ловле нелегалов? — Не смог удержаться от ехидства майор, потирая проросший газончик щетины на подбородке.
— Да, все по сценарию. — Абсолютно серьезно ответила Тая, закончив свой эксперимент с волосами так, что веточка разломалась на три части и окончательно запуталась в черных прядях.
— Так и было несколько раз! Я потому и выбрала данный временной сектор, что здесь нет сюрпризов. В каждом дефектном цикле меня тут пытались догнать и убить, я убегала в нейтраль, но иногда убийство получалось. Сейчас алгоритм цикла слегка нарушен, потому что мы вдвоем, но внутри цикла объекты запоминают события и следуют штампу.
От ее обыденного и безразличного тона у Валентина едва не встали дыбом волосы.
— Что происходит, когда… тебя убивают?
— Почти то же самое, что и без убийства. Я же нахожусь вне времени, пока в поле действия синха. Собираюсь в нейтрали по атомам, Валентин, долго и неприятно. Ты тоже сейчас вне времени, под действием прибора. В случае чего будет то же самое.
Синх, или синхронизатор — то, что было спрятано в черной сумочке. Ее содержимое так и не было предъявлено майору, но Тая утверждала, что устройство позволяет совершать необходимые перемещения во времени и синхронизировать все: время, реальности, язык обитателей, чтобы чувствовать себя своей — хотя бы до определенной степени… Пока хватает заряда в приборе, он работает. Настоящие Путешественники не нуждаются в синхе, они не проходят через временной буфер, или нейтраль, но сама Тха-Сае не является Путешественником.
Квантовым малиновкам необходим синх.
Ковалев подошел к ней вплотную и требовательно посмотрел прямо в желтые глаза.
— О какой метке говорил дед вчера? И где он мог ее видеть?
Сейчас эти странные глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами, хранили нечитаемое выражение, как будто некто наглухо отгородился от мира плотными шторами.
— Видеть мог на мертвом теле. Дополнение к синху. — Прозвучал обескураживающий и даже шокирующий ответ. — Компас малиновок. Я же говорю, живые объекты в дефектном цикле запоминают события, хоть и на уровне подсознания. Первые четыре раза у меня ничего не получилось… Я нарывалась на этого егеря, он открывал стрельбу от неожиданности.
Компас?! «Где он у нее, не в трусах, надеюсь?!» Так четыре раза или шесть?! Вот оно, то самое вранье, которое не натянешь на голову! Шум моторов приближался.
— Какие «четыре раза», Тая? — Ковалев чувствовал растущее раздражение, как собственную небритую щеку под пальцами. — Ты только что говорила, что работала здесь шесть раз. Хватит изворачиваться. Или я никуда не пойду с тобой, а твоя встреча с Мариен не состоится вообще. Я не хочу собираться по атомам в твоей нейтрали и жду честный ответ.
Плотные шторы дрогнули. И тот, кто за ними прятался, на миг показался.
Не крутая, бывалая и отчаянная.
Скорее, маленькая, напуганная и запутавшаяся.
Во внутренних уголках глаз как будто набухали слезинки, но бывалая и отчаянная взяла верх. Влага в уголках глаз исчезла. И шторы захлопнулись. Даже не шторы, а тяжелые ставни, хоронящие заживо.
— Хорошо. Именно четыре раза. Не было тут никакой работы, я просто прикидывала варианты, запутывая собственный след… Погибала, потому что дед палил сдуру от неожиданности, когда я падала из воздуха перед его носом. Два последних раза проработала безопасный маршрут, чтоб не пересекаться с этим… стрелком. Время рассчитано было точно, и кабы не мой обморок… Это я надрезала пограничную «колючку», нож позволяет. Четыре плюс два, вот тебе и шесть раз… Конечно, дед меня запомнил уже. Он не может знать, кто я, но следует программе. А тебя он видит впервые, вот и сбился.
Ковалев чувствовал, что вязнет в этих непонятных ему объяснениях. «Так что это, гребанный день сурка?! И где еще ты мне врала, девочка?»
Майор задал только один вопрос, стараясь не обращать внимания на шум моторов, перешедший в рев, и делая голос как можно мягче:
— Зачем?..
Голос Тха-Сае дрогнул:
— В первый и… в последний раз в жизни я подчищаю за собой, Валентин. Я готовилась к этому пять лет… На моей совести смерть родителей и… еще одной очень хорошей женщины. Я все верну, как было.
Она судорожно сглотнула и повторяла последние слова снова и снова, как заклинание, как мантру, и тогда стало ясно, что двигало ею, заставляя забывать о покое и даже о глотке воды.
Чувство, шевельнувшееся сейчас в душе Ковалева — острая, болезненная жалость. Вот оно что… Неизвестно, что там произошло, но быть съедаемой муками совести в течение пяти лет — наказание если не достаточное, то суровое.
— А сейчас пойдешь? — Тихо спросила Тха-Сае.
— Да. — Твердо сказал Валентин, выбросил в траву ненужное уже магниевое огниво и сам взял девушку за руку.
Тошнота, мелькание цветных искр в глазах, круговорот черных облаков и дробящихся пятен света… Приближающиеся силуэты металлических чудовищ, от которых шла волна холода…
… запах разогретой за день травы, грунтовая дорога под ногами, и — непередаваемый оттенок удивления на лице Альберта Ивановича, одной рукой пытавшегося протереть очки, а второй — размахивающего сотовым телефоном майора.
Несколько нечленораздельных междометий, произнесенных Таиповым, выражали широчайший спектр эмоций.
— Палыч вернулся из сельпо? — Сразу спросил майор. — И давайте-ка, поставим чайник.
Альберт Иванович взял себя в руки очень быстро. Все-таки Путешественник, не абы кто. Его взгляды, бросаемые поверх очков на Таю, майор без труда расшифровал как научное любопытство энтомолога по отношению к редчайшему экземпляру бабочки. Вроде бы, надо насадить на булавку, ибо в коллекции таких нет, а с другой стороны — а вдруг это последняя представительница вида, и что тогда?!
— Разговоры потом. — Твердо предупредил Ковалев, видя, что девушка пребывает в том же патологическом стрессовом режиме: бей или беги.
Все трое сейчас находились в палатке вокруг раскладного столика. Таипов уже успел сбегать в лабораторный модуль три раза, проверяя мониторы и чертыхаясь, что до сих пор нет ни Олега, ни Романа. А они бы сейчас пригодились — следить за показаниями. Яркий сине-зеленый огонек сейчас был там, где положено, по эту сторону границы миров. В сопровождении другого, мягко-золотистого. Ну да, Ковалев же совершил перемещение «туда — обратно»… Как же так? Вся концепция передвижений Путешественников летит… да-да, именно в то место, которое неудобно называть в приличном обществе.
Это что же, как в сказке получается — сначала накорми, напои, потом и расспрашивай?.. А Альберту Ивановичу выжидать было невыносимо. Гостья с той стороны! Да еще с таким именем… Просто голова кругом, тут надо столько всего сделать…
Ковалев же думал о другом. Нужно предъявить свидетельнице Волеговой хотя бы фото Таи — опознает или нет, но с уверенностью в девяносто девять и девять десятых процента можно сказать, что опознает. Наружная видеокамера модуля уже все засняла, стажеры нарежут фото и сбегают к бабке, пусть глянет. Прежде чем заявиться к Марине, желательно бы привести себя и девушку в порядок. Самое главное — требуется срочный доклад руководству с тем, чтобы определиться с дальнейшими действиями…