Снежных полей саламандры (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 63
— Что же ты, маленькая моя, всё лежишь да лежишь, — ворчала она. — Крылышки отлежишь совсем, ослабеют они, поникнут, совсем тусклыми станут. Как же ты тогда в брачный полёт поднимешься, солнышко? И минуточки не продержишься, маленькая моя. Непорядок!
— Не хочу ни в какой полёт, — буркнула Насти, накрываясь крылом. — Ничего не хочу. Уйди, Ливсоно.
— Куда же я пойду, если ты еще не кушала? — резонно возразила Ливсоно. — Вот поешь, уснёшь, и пойду.
— Не буду есть. Не буду спать!
— Ну-ну-ну, раскапризничалась, солнечный лучик. Кушать — надо, маленькая моя. Обязательно надо!
Ведь не отвяжется, Насти это понимала прекрасно. Лучше сесть и съесть всё, что старая номо принесла. Но как есть, если кусок в горло не лезет!
— Ну-ка, ещё ложечку, — приговаривала Ливсоно. — За маму. И ещё одну. За папу. И ещё — за второго папу. И за третьего…
— Не могу больше! — взмолилась Насти, отодвигая тарелку.
Там, конечно, находилась вкуснейшая вещь — мисвинум, особым образом приготовленное мясо из личинок тиширив, со специями и гентанабаривской патокой, в другое время Насти уговорила бы порцию за три мгновения и попросила бы ещё. Но не сейчас. Сейчас ком стоял в горле, а Ливсоно не успокоится, пока не перечислит всех сестёр и братьев семьи, за которых, по её мнению, нужно скушать ложечку. Тоска.
— Ишь, запал-то как тебе в душу, червие поганое, — ворчала Ливсоно. — Брось, забудь даже думать. Не стоит он тебя, как есть не стоит. И откуда только свалился на наши головы!
— Он сказал, что слишком старый для меня, — мрачно сказала Насти.
— Так, маленькая моя, так.
— Что не хочет жизнь мне ломать…
— Уже сломал, подлец окаянный.
— Что он — убийца…
— Да, убийца, как есть убийца, злодей поганый
— Он самый красивый, самый лучший, самый…
— Красивый, да, — Ливсоно поспешно прикусила язык, сообразив, что ляпнула что-то не то.
Но уже было поздно.
— Я его люблюууууу!
Насти вывернулась из-за стола, упала на постель, накрылась крыльями и застыла неподвижно, ожившее горе.
— Ну, что ж его любить, за что? — Ливсоно присела рядышком, расправила замявшийся край крыла подопечной, погладила. — Если он с самого начала так с тобой поступает. И старый он, правда что. А в первый полёт надо брать ровесников, лунная радуга. Вот мальчики какие славные были в доме Чинстиреснельв…
— Славные, как же. С ними просто летать — тошно, а ты мне их для брака подсовываешь.
— Ну, не я, мне-то куда уж там, а наша Матушка…
— Матушке что, она давно забыла, когда последний раз сама летала! Не хочу Чинтириснаэсков, никакого из них, не хочу и не буду!
— А сохнуть и в косточки заживо обращаться хочешь, — сердито сказала номо. — О себе не думаешь, о нас бы подумала. Каково нам без крепкой семьи? Братьям твоим, малышам нашим.
— А обо мне кто подумает? — рассердилась Насти, садясь и взмахивая крыльями. — Мне каково в полёт подниматься с теми, от кого тошнит? Да я… я… я лучше с Башни прыгну и крылья сложу [11], чем так, вот!
— Ну-ну-ну, разошлась, — ворчливо сказала Ливсоно, стараясь не показывать, как испугалась, услышав такое. — Не глупи.
— Ах, нусномо [12] оставь меня. Пожалуйста.
— Точно не прыгнешь?
— Точно не прыгну, — заверила Насти, а про себя подумала: «ещё не сейчас».
Но Ливсоно всё же дождалась, пока подопечная уснёт, и только потом вышла из комнаты.
За порогом ждал её старший из носвири, Кимсирь.
— Как она? — спросил тревожно.
— Плохо, — качнула головой Ливсоно. — Грозится с Башни прыгнуть со сложенными крыльями…
— А ведь и спрыгнет, нусномо, — озабоченно сказал Кимсирь. — Она у нас упрямая.
— Жалко маленькую, — вздохнула Ливсоно. — И откуда этот упырь взялся-то? Увидел девочку, задурил ей голову и бросил, поганка болотная.
— Может, она погорюет, да и успокоится? — выразил надежду носвири. — У крылатых бывает.
— А если действительно крылья сложит? Или от любовной тоски сгорит? Не ест ведь ничего, не пьёт, лежит только. Так пойдёт, она скоро не то, что в брачный полёт, а и на ноги даже подняться не сможет.
Кимсирь покрутил головой. Угроза была нешуточной. Юнцы легко идут на безумные поступки, в особенности же, на непоправимо безумные поступки, им в такой момент Галактика до звезды, Вселенная по колено.
— Что тебе та человеческая сничаев про него говорила, малыш? — спросила Ливсоно.
— Он из дома Типельв, — пожал плечами Кимсирь. — Дом погиб много лет назад…
— Ещё и бродяга одинокий, — вздохнула старая номо. — Вот беда-то… И управы не найдёшь на него, на окаянного. А так-то бы неплохо вышло: была бы наша девочка первой женщиной в доме, а не тридцать первой, как у тех же Чинстиреснельв. Кто же еще её, сироту, в первые семьи возьмёт-то…
— Второй на самом деле, — сказал Кимсирь, и пояснил: — У негодяя нашего сестра-сничивэ есть.
— Так, — сказала старая Ливсоно. — Рассказывай.
Новость о том, что братец собрался в локальное пространство Кларенс, аж за два GV перехода отсюда, разлетелась быстро. Первыми со всех ног в общую гостиную примчались, толкаясь между собой, младшие свитимь: глаза горят, энтузиазм хоть вёдрами черпай.
— Поеду один, — хмуро объяснил Кимсирь. — Нельзя бросать парк, братья. А ты, Ливсоно, за сестрёнкой присмотришь, чтобы глупостей не натворила.
— А мы? — обиженно закричали свитимь, хватаясь за ножики, которые им ещё наставник-кисвину подарил в той, прошлой жизни. — А кто тебя защищать будет?
— Защищать, — хмыкнул Кимсирь. — Тоже мне, защитнички, на шестереньках бегаете. Вам самим еще номо нужна.
— Да мы, да я… нет, я…
— Тихо, маленькие, — попросила их Ливсоно. — Тихо, цветики мои сладкие. Прав Кимсирь, вам о метаморфозе думать надо, а не о дальних поездках. Что же вы, хорошие мои, затянули с ним так-то?
— Мы не знаем, — уныло выговорила одна.
— Не знаем, — подхватила вторая.
И, хором, обиженно:
— Откуда мы знаем?!
— Не знаете, спросим у доктора Ласнилире, — ласково пообещала старая номо и пояснила в ответ на вопрошающий взгляд Кимсиря — Договорилась уже, обещал завтра придти.
— Это хорошо, — кивнул Кимсирь.
Свитимь обиженно надулись. Хитровашки, думают, по мордочкам их непонятно, что они задумали. А задумали они как-то увязаться следом, причём так, чтобы обнаружили уже на полдороге, откуда вернуться назад проблематично, а то и вовсе нельзя, во всяком случае, сразу. Возможность получить на руки два окуклившихся кокона во время такой важной миссии серьёзно беспокоила.
Ливсоно принесла наградную коробочку, которую бережно сохраняла у себя. Там лежал Солнечный Крест, награда за оборону Самистиснаривы. Кимсирь обхватил себя руками. Он по-прежнему считал, что ничего такого особенного не сделал. Ну, да, организовал отпор ольрам на гало-орбите планеты. Но только потому, что старшая свитимь семьи, умирая, дала ему ключ от систем орбитальной обороны. А уж когда командный центр был захвачен и эти сволочи показались в дверях, руки как-то сами собой схватились за плазмоган. Ну… не попадать же в плен только потому, что ты — мирный строитель и отроду в жизни никого еще не убивал?
Это уже потом Кимсирь узнал, что отчаянная оборона планеты выиграла время для основных сил ВКС Федерации. Ольров поймали и размазали, они убрались, поджавши хвост, и завод по производству оружейной плазмы на одной из лун, их главная цель, остался невредимым. Около миллиона жизней разминулись с неотвратимой гибелью. Но малую семью дома Феолельв оно не спасло…
— Не надо, нусномо, — сказал Кимсирь. — Ни к чему…
— Очень даже к чему, малыш, — возразила Ливсоно. — Люди носят свои награды… а ты отправляешься в полностью человеческий сектор, где наших нет совсем, если не считать доктора Типи.
— Они надевают награды по праздникам и на парады, — пытался отказаться Кимсирь. — Хорош же я буду… не надо.