Моя-чужая (СИ) - Черная Лана. Страница 39

Но она не отпустила его. Прижала к себе, обхватив ногами, посмотрела потемневшими глазами.

— Темыч, пожалуйста…не останавливайся. Я…хочу так…тебя…

И коснулась его губ своими.

— Настена, — прохрипел он, упершись лбом в ее. — Спасибо.

И уже не смог остановиться, медленно вспарывая ее тело сильными толчками. Доводя до исступления, теряя связь с реальностью и…

…и они поссорились, как супруги с десятилетним стажем. Из-за ерунды какой-то. И она ушла. Он пытался ее уговорить, уходил сам, но она сама распаляла скандал, говоря, что он не имеет права держать ее взаперти. Он понимал, что перегнул палку, заперев ее в четырех стенах. Но он не мог иначе. Боялся, что после недавнего разговора с ее отцом, тот понял, насколько дорога ему Настена. Боялся, что она может пострадать из-за него. Гурину плевать, кого использовать или убивать. Он не пожалеет никого, даже родную дочь.

А Настена не успокаивалась, требовала свободы. Артем стоял на своем — не стоит ей одной валандаться по ночам. А он давно не мальчик, чтобы шататься по ночным клубам. И тогда она вдруг пригрозила ему отцом. И он не выдержал, послал ее ко всем чертям!

И почти сразу пожалел об этом.

С трудом сдержался, чтобы не вернуть ее обратно. Остался в доме, в окно наблюдая как она села в такси. Гордая, с идеально ровной осанкой, ни разу не обернувшаяся, не остановившаяся, не давшая ему повода рвануть за ней, сгрести в охапку и просить прощения.

Он промаялся полвечера, выслушивая каждые полчаса отчеты Кирилла: то она едва ли не половину бутика скупила, то кормила голубей в парке, то сидела у фонтана, бросая в тот монетки, то пила, то отплясывала с парнями в ночном клубе. А в голову лезли навязчивые мысли и картинки одна красочнее другой.

Ревность душила раскаленными клещами. Крутов налил себе в стакан водки, выпил залпом. Не отпускало. Хотелось самому рвануть в тот гребаный клуб, перекинуть через плечо эту норовливую девчонку, а уж дома дать себе волю и все-таки хорошенько выпороть ее. Чтоб неповадно было так издеваться над ним, еще и откровенные фото присылать, где ее лапает какой-то юнец.

Глухо зарычав, Артем швырнул стакан в стену — тот со звоном разлетелся на осколки. К черту! Набрал Кирилла.

— Вези ее домой. Да мне плевать! — перебив возмущения Погодина о нежелании Аси уходить из клуба. — Свяжи ее к чертовой матери, но чтобы через час она стояла у меня перед глазами живая и невредимая.

Они приехали ровно через час. Артем встречал их у ворот, пытаясь унять клокотавшее внутри бешенство. Думал, прибьет. Но когда увидел ее, измотанную, несчастную, всю злость как рукой сняло. Она не развлекалась, ей тоже было плохо. И ее вымученная улыбка, сгорбленная спина и тоскливый взгляд говорили красноречивее слов — удовольствия от вечера она не получила.

Прошмыгнула мимо, даже не взглянула. И все время поправляла платье. В чем дело?

— Что? — проводив взглядом скрывшуюся в доме Настену, спросил Артем у подошедшего Кирилла.

— Я знаю, советов ты не любишь, — Кирилл закурил. — Но я дам один. Привяжи ее к батарее и не выпускай из дому. Или же води на поводке, а то… А еще лучше, верни ее папаше. Намучишься ты с ней.

— Что? — повторил Артем, по тону Погодина чуя — что-то произошло в том проклятом клубе. Не приведи Господь — что-то непоправимое. В порошок сотрет вместе с клубом. Сжал кулаки.

— Да ее там едва не трахнули, — процедил Кирилл брезгливо. — Дура пьяная.

Злость полынной горечью подкатила к горлу, осела на языке.

— А ты? — рыкнул, нависнув над Погодиным. — Где был ты? По-моему, я ясно сказал — глаз с нее не спускать.

— Я что, по-твоему, с ней в сортир должен был ходить?

— Да, твою мать!

— Я не собачонка, чтоб за каждой твоей шалавой…

Он не договорил, захлебнулся кровью, зажав хрустнувший под кулаком Артема нос.

— Зря ты так… — прогундосил Погодин, запрокинув голову.

— Запомни. Если я еще хоть раз услышу нечто подобное об Асе. От тебя или еще от кого бы то ни было. Или повторится сегодняшнее. Закопаю. Каждого. И не найдет никто. Все поняли?! — он окинул взглядом замерших ребят из охраны. Те отшатнулись от него. Закивали синхронно. — Свободны. Завтра выходной. Врачу покажись, — добавил уже Кириллу.

Настену нашел в спальне. Она лежала на кровати, скрутившись калачиком и так и не раздевшись.

— Нам нужно серьезно поговорить, — проговорил Артем строго, в два шага преодолевая расстояние до кровати. Пробежал взглядом по напряженному лицу с потекшей тушью, шее с пульсирующей жилкой, груди, открытой слишком глубоким вырезом, стройным ногам в разорванных чулках. Ощутил, как злость накатывает новой волной. — Чем ты думала, а? Ты же взрослая, умная девочка, а повела себя…

— Прости…

Артем вздохнул. Настена села. Бретелька упала с плеча.

— Дурацкое платье… — пожаловалась и вдруг принялась его стягивать. У нее никак не получалось и она злилась, дергая никак не поддающуюся молнию и топая ногами.

Артем подошел ближе. Одни рывком снял платье, не расстегивая, швырнул на пол. Настена уткнулась носом ему в грудь и тихонько всхлипнула.

— Я дура, прости, — она вздохнула, шмыгнула носом. — Но ты вечно на своей работе. Чем-то занят. Хмуришься, сердишься на меня. А теперь еще и спрятал от всего мира, словно я зверюшка диковинная. И там, в клубе, не было ничего. И быть не могло. Однокурсника встретила, попросила подыграть. Ну…чтоб тебя позлить. А он вообще к девушкам не особо… — она замялась, вздохнула.

Артем улыбнулся, пропустил между пальцами прядь ее волос, вдохнул ее аромат и поморщился. Она что-то еще бормотала, но он уже не слушал. Запах не давал покоя. Чужой. Мужской.

— Твою мать, — тихо ругнулся он, заглянув в ее янтарные глаза. И увидел в них только слезы.

— А платье я сама порвала. Случайно. И чулки. Дорогие, а качество фигня полная. Слышишь, Тем? Прости…

Ничего не было, — повторил он мысленно. От сердца отлегло.

— Эх, Настена… — он вздохнул и подхватил ее. Перекинул через плечо.

Ему чертовски не нравилось, как она пахнет. Чужим мужчиной. И с этим надо было срочно что-то делать.

Настена завизжала. Молотила его руками по спине. И откуда вдруг силы нашлись? А он тянул ее в ванную. Открыл воду на всю и буквально затолкал в кабинку. Сам влез следом, отрезая ей пути к отступлению.

— Чокнутый, — отфыркивалась Настена. — Я знала, что ты…

— Ты меня еще не знаешь, — перебил Артем, вспенив на мочалке мыло.

— Ты собираешься меня мыть?

Она даже перестала отфыркиваться и уклоняться от тугих струй.

Но вместо ответа Артем принялся намыливать Настену: шею, плечи, спину. И она вмиг стала похожа на кошку, ластящуюся к ногам хозяина. Изгибалась, подставляя свое тело его рукам. Если б могла, наверняка замурлыкала бы от удовольствия. И Артему это нравилось. Он сто лет не получал удовольствия от простого душа с женщиной. Впрочем, он ни с кем никогда не принимал душ, да еще чтобы кого-то мыть. Нет, такое могло быть только с Настеной. И это будоражило, доводило до критической точки. И Артем с трудом сдерживался, чтобы не заняться любовью прямо в душе. Останавливало одно — ей сегодня эти любовные игры не под силу.

— Тёмка… — простонала Настена, когда Артем коснулся мочалкой ее груди.

— А у тебя веснушки, — улыбнулся он и развернул Настену к себе лицом. Смыл пену с ее груди, сжал ладонью. — Даже здесь, — обвел пальцем темный сосок.

Прижал Настену к стенке кабинки. Она застонала. А Артем достал с полочки шампунь. Настена рассмеялась. У нее были мягкие и длинные, до самой попы, волосы. Медные. Они струились между пальцами и походили на лаву, извергающуюся из жерла вулкана. И пахли теперь мятой.

— Я хочу тебя, — простонала она, прижавшись к Артему, и поцеловала.

На губах застыла кровь и поцелуй отдавал горечью. Глубокий, страстный. Словно она целовала его в последний раз. Словно завтра уже не наступит. Артем подхватил ее под попу, прижал к стенке, покрывая поцелуями шею, плечи, грудь.