Любовь вне игры: история одного политического самоубийства - Хакамада Ирина Муцуовна. Страница 8
Машина остановилась у беседки. В свете фар неожиданно вспыхнули и тут же погасли тысячи мелких снежинок. Мария поднялась в кабинет. Бросила на диван мобильный телефон. Включила программу новостей и, не найдя ничего интересного в ворохе скопившихся за время своего отсутствия газет, уютно устроилась в кресле. Внизу, в столовой, часы в стиле сталинского ампира пробили одиннадцать раз.
На мелодию мобильника для неизвестных вызовов – короткую и тревожную – Мария откликнулась сразу. Осторожно взвесила на ладони вибрирующий от нетерпения пластик. Равнодушным голосом, противоречащим застывшей в глазах улыбке, произнесла:
– Алло! Я вас слушаю.
– Добрый вечер.
– Добрый. С кем имею честь?
– Беспокоит вчерашний собеседник… С надоевшим вам, наверное, предложением посетить выставку. Наглость простительна, так как звоню по мобильному с разрешения вашего помощника.
– Да-да. – Она сделала вид, что смутно припоминает. Убедительно ли? – Вы, кажется, звонили. Днем. Но я была очень занята. Итак: выставка. «Новое начинание», как вы говорите. Гламур и большая политика. А я… в роли переговорщика… Когда, где, в какое время?
«Черт, слишком неформально получилось… Явно себя выдаю…» Впрочем… Она и так целый вечер пыталась обмануть трубку, что не ждет и даже не думает ни о каком звонке.
– Все запомнили! Надо же, просто умница! – донесся легкий смешок, сдобренный ощущением первой победы, за которой, без сомнения, последуют и остальные. – Завтра на территории кондитерской в прошлом фабрики, в девять часов вечера.
– Фабрики? – не поняла Мария.
Да! Вообразите: кирпичное здание фабрики девятнадцатого века, бывший цех, а в нем – дизайнерские фантазии века двадцать первого! – Мария с трудом представляла, в чем прелесть подобного гранжа. Не получив от нее ожидаемого возгласа восторга, Василий обиженно пояснил: – Мне кажется – это тонко и концептуально. Типа «старое – новое» – что победит.
– Действительно интересно – что…
Она ждала продолжения. Ловила себя на мысли, что наслаждается звуком его голоса. Удивляется ранимости. Василий продолжал, не то убеждая, не то оправдываясь:
– Там будет много забавного народа, прессы – все как всегда. Тусовка, знаете… Но занимательная, не совсем пустая… И кстати, моих работ там нет, но все равно интересно… Во всяком случае, я надеюсь, и для вас тоже…
– Звучит заманчиво… Значит, завтра в девять? Сейчас, секунду, я посмотрю на график. – Мария закрыла глаза и вспомнила расписание на следующий день. После семи часов вечера – ничего. Разочарованно вздохнула: – Как жаль! У меня прием в посольстве. Ужин с рассадкой. Я заранее дала согласие. Теперь уже невозможно отказаться…
– Ну вот, – протянул молодой человек. – А жалко. Ну ладно. Значит, не судьба. Приглашу вас в следующий раз…
Мелькнула задорная мысль: как здорово отказать мужчине, который к отказам женщин не привык. Но рисковать не стала:
– А у меня есть удивительное встречное предложение: выпить чаю в центре, в кафе «Метрополь». У меня там деловая встреча, я закончу к семи. Поболтаем, а потом разбежимся: кто – в посольство, кто – на выставку…
– Легко! В семь буду. До встречи!
Василий дал отбой чуть раньше, чем она успела попрощаться, и, вероятно, за долю секунды до того, как она могла бы успеть передумать.
Глава 3
Густой полумрак кафе смешивался с табачным дымом. Здесь было все основательно и тяжеловесно: огромные бронзовые люстры, помпезные кресла в стиле барокко, тяжелые полированные столики, сверкающие серебряные подносы. Все – солидно и богато.
В громадных зеркалах отражались темные фигуры завсегдатаев. Возможно, посторонний взгляд отметил бы некоторый диссонанс между представителями российского делового сообщества и барокко. Но истеблишмент всегда ощущал себя здесь комфортно. Им казалось, что обстановка соответствует их элитному положению в обществе.
Напротив Марии сидел худой, немного сутулый мужчина, ее ровесник. Он явно жаждал прослыть элегантным. Но дорогой костюм от Армани сидел на нем, как говорится, никак.
– Дмитрий, ну сколько можно заниматься политическим пиаром?! Сколько можно принимать законы, которые не работают?! Тоска… – говорила она взволнованно, ища в его глазах хоть толику понимания… – Надоело вечное бла-бла-бла… Надоело болтаться в телевизоре! Пора заняться делом хотя бы на ограниченной территории. Например, стать губернатором… Я готова взять на себя ответственность и попробовать что-то сделать.
Но снова и снова натыкалась на холодный, бесстрастный взгляд. Не человек – компьютер!
В присутствии Марии Дмитрий всегда испытывал странное, несущее раздражение чувство. Если бы его спросили, он не смог бы ответить какое. Он списывал свое состояние на ее умение создавать дискомфорт. На нежелание следовать элементарным правилам.
Вот сейчас, например, ей ровным счетом плевать, что соседи слышат их разговор. Что на них уже стали оглядываться. Что администратор дважды покосился в их сторону. И к тому же – Мария несет полную чушь. Он посмотрел на нее, как уставший от капризов ребенка отец:
– Охолонись, дорогая! – поставил на место. Бросил оценивающий взгляд, словно решал, дать ли девочке шоколад вместо требуемой игрушки. Наконец определился: – Да, скоро выборы губернатора. Хочешь – можешь поучаствовать, нам даже выгодно. Но победить не дадим…
В обертке из-под шоколада оказалась «пустышка».
– Какого черта?! – Проходящий мимо официант вздрогнул и чуть не выронил поднос, но Мария позабыла про условности. В конце концов, она зря распиналась здесь почти час? Он так ничего и не понял? – Вас что, все устраивает?
Дмитрий дал выход своему раздражению:
– Ты столько лет в политике, а рассуждаешь, как романтическая барышня! Игра круче и сильнее!
Увидев немой вопрос в ее глазах, соизволил прояснить ситуацию:
– После губернаторских выборов – президентские… Нам нужны контролируемые голоса за президента – это раз. Если губернатор проиграет свои выборы, с горя попрет на президентские; нам это не надо – это два. Ты в эту игру не вписываешься…
В утешение добавил:
– Играй в парламент. Он пустой, мало что решает. Но ты-то там королева! Что тебе еще надо?
Мария действительно ощутила себя маленькой девочкой. Он ведь, увлекшись, разве что по голове ее не погладил! «В эти игрушки играй, в эти – не играй!» Ей хотелось выпалить: «Я уже выросла из ваших дурацких игр!
Мне вообще не нужны никакие игры! Я хочу решать и влиять!»
Но не стала. Быть в глазах Дмитрия романтической барышней – возможно и выгодно. Иногда удобно, когда тебя недооценивают. Но выставлять себя дурой не хотелось. Он ведь и сам на полном серьезе играет. Переставляет любимых солдатиков: «К бою готовсь!» – а потом небрежно скидывает их в коробку. Интересно: при этом понимает, что и он – оловянный солдатик?
Мария последовала совету – остыла. Ничего специально не делала – просто так вышло. Что-то внутри сдохло, и все. Вдруг стало невообразимо скучно.
– Нет, Дим. Мне чистый пиар неинтересен… – В последней попытке пробиться сквозь стену, а может, так – в желании просто пальнуть в нее из игрушечного пистолетика, заметила: – Стране нужны профессионалы, готовые не воровать, а что-то делать. А вы их, заодно с экономикой, в унитаз сливаете… Когда-нибудь все это грохнется, и кто ответит?
Игрушечная пулька должна была разлиться по его лицу красным пятном, как в пейнтболе. Дмитрий вытер салфеткой губы. Одно движение руки – и нет пятна. Мария очередной раз восхитилась умению этого человека в любой ситуации оставаться равнодушным.
– Во всяком случае, не я. А на остальное мне плевать, – ответил он к ее удивлению вдруг искренне и прямо. – Запомни: там, где кончается цинизм, начинается самоубийство!
– Я повешу эту фразу в своем кабинете. – Она все еще стреляла, разряжая в собеседника обойму с холостыми патронами. – Остается стать циником или – политическое харакири?! Так?!