Стрелок (СИ) - Черная Лана. Страница 36

посланника, в других кидались с вилами. И Томас понимал всех. Люди боялись. И разуверились. В нем самом все меньше оставалось веры. И становилось все труднее мчать вперед. Но он должен был обогнать смерть и найти ее источник.

О маленькой девочке, несущей погибель, шептались во всех городах. Некоторые смельчаки даже выступали в походы против самой Смерти. Но люди гибли в пути или бежали. Но и беглецов находила зараза. Выживших не оставалось. Лекари разводили руками. Ведьмы торжествовали и странным делом почти не умирали. Чума обходила их стороной. Люди обозлились в своем горе, и случалось, убивали любого, кто был здоров. Зараженный мог прирезать собственного сына только потому, что тот выжил чудом. Но чудом ли?

Томас пришпоривал коня и размышлял, почему иные болели, а иные казались неприкасаемые. Что это: благословение или проклятие? Его самого зараза не касалась. Он осматривал себя каждый вечер — никакого намека на нарывы или язвы. И каждый вечер он благодарил Господа. А утром снова сталкивался с адом.

В северных провинциях черная смерть почти не лютовала. В заснеженных фьордах, казалось, царил покой. Однако к чужакам относились враждебно. Города, обнесенные серыми скалами и каменными стенами, были неприступными. Северяне отрезали себя от внешнего мира, похоронив заживо. Надолго ли хватит их продовольствия, если торговля с южанами под запретом? Как долго проживут эти воинственные мужчины и женщины? Они умрут от голода быстрее, чем чума доберется до севера.

Стража не отворила врата, завидев всадника. Лучники заняли позиции в бойницах и на башнях. Наконечники их стрел пылали. Томас спешился. Массивные врата были наглухо закрыты: ни окошка, ни щели. Они хорошо обезопасились, но спасет ли их это. Томас постучал. Никто не отозвался. Порыв ветра донес отголоски холодного моря. Томас вдохнул полной грудью, прикрыв ненадолго глаза. После постучал снова. стража не отозвалась. Странно. Томас оглядел стену — лучники на местах. На мгновение они показались ему тенями, призраками. На мгновение прежде, чем свист вспорол воздух и сплелся в протяжную песню с северным ветром. Стрелы вонзились в землю совсем рядом, едва не пробив поношенные сапоги. Томас даже не шелохнулся. Одна, пробила плащ, трепавшийся на ветру. Огонь оплавил ткань на спине. И тут же погас под внезапно налетевшим снегом.

— Именем Церкви, откройте! — прокричал Томас, но его осипший голос заглушил ветер. Он шагнул еще ближе к вратам, постучал, сбивая кулак в кровь. — Именем Церкви, откройте! Я пришел с миром! — и отступил, подняв руки, показывая, что у него нет оружия. Распахнул плащ, показывая подпоясанную тугой веревкой одежду служителя Церкви. Снег тут же забился в нос и рот, облепил не привыкшее к холоду лицо. Но там, за каменной стеной, его услышали.

— Что тебе нужно здесь, южанин? — раздался зычный голос из-за врат.

— С кем я говорю? — Томас прижался ухом к толстому дереву.

— Не тебе требовать моего имени! — голос стал громче. — Я повторю свой вопрос: зачем ты здесь, южанин?

— Я говорю от имени Церкви…

Отчаянный смех разнесся ветром, и казалось, сами фьорды содрогнулись от его мощи. Кто же там, за стеной?

— Твоя церковь не имеет силы на этих землях! Убирайся!

— Я не уйду, пока не поговорю с конунгом или ярлом! Только им решать, важны мои слова или нет.

— Убирайся, южанин! — повторил голос.

— Я могу, но только чума и до вас доберется. Не спасут вас ни стены, ни огненные стрелы. Смерть не щадит никого. А неверие убивает пуще любой заразы.

— Проповедуешь? Так не действует на меня! Твой Бог бессилен против могущества Одина. Нет ему места на наших землях и в наших сердцах. Твой Бог, южанин, отрекся от вас. Так что убирайся прочь!

— Может и так, — Томас отошел от врат. Но не сомневался — тот, кто говорил с ним, слышит каждое его слово. В воздухе пахло морозом и чем-то едва уловимым, похожим на магию. Томас уже знал этот запах — мяты, снега и весны. — Но только смерть сейчас притаилась в самом сердце вашего города. За этими неприступными стенами. И она убьет вас всех. Уже убивает. Я видел сотни погребальных костров, отправленных по реке жизни к вашему Одину. И вы никогда не узнаете, кто она. Если я сейчас уйду.

Ветер смолк, едва Томас произнес последнее слово. Снег прекратился. Заскрежетали врата. И взору Томаса предстал седовласый старик, сгорбленный, с кривой палкой. За руку он держал маленькую златокудрую девочку с черными, как бездны, глазами и кровавыми змеями в волосах.

Кира.

Сейчас.

— В его жилах теперь чёрная кровь…

Холодный голос Кирша выдернул меня из воспоминаний. Вздох разочарования вырвался из моей груди.

— Чёрная кровь? — удивилась я, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили до того, как я ушла в себя. — В чьих жилах?

— Возлюбленного твоего, — он бросил небрежный взгляд на разгромленную постель, — что воротился из небытия…

— Кирш, — простонала я, — как же мне надоели твои загадки. Разрази тебя гром!

И словно в унисон мне за окном полыхнул яркий свет, на миг озаривший серьезное лицо, исчерченное тонкими морщинами. В серых глазах вспыхнули огоньки прежней страсти, но тут же исчезли, словно ничего и не было. Тьма вновь поглотила спальню.

— Марк Йенсен…

Сердце больно сжалось от одного только его имени.

— Зачем он тебе? — слова давались с трудом. — Что ты знаешь о нем? Кто он?

— Он тот, кто жаждет мир спасти, дабы тебя предательством не осквернить. Он полуангел, получеловек. Колдун, что ищет смерти. Румин…

— Румин? — я резко встала, в два шага преодолев расстояние между нами.

— Я не могу поведать все тебе сейчас. Но будет время, обещаю. Мне нужно, чтобы ты вмешалась.

— Ну уж нет, — отмахнулась я. — Я и так слишком много вмешивалась в его судьбу. И когда он был ребенком, и когда гонялся за Шиезу, и когда я… — я осеклась. Незачем Киршу знать о том, как много лет назад в Австрии не узнала истинную сущность Марка и полюбила его. — …И в Блиндвуде, — нашлась я. — Хватит с меня этого. Я его отпустила, пора ему идти своей дорогой.

— Мирра…

Я вздрогнула, как от удара. Как странно, но за сотней чужих масок, имен, жизней, я давно забыла свое настоящее имя. Мирра…Как много тепла сейчас было в его голосе. Я улыбнулась. Он называл меня так. Всегда любил сокращать мои имена. Он и Макс.

— Разве душа моя того не стоит? — с сарказмом поинтересовался он, хотя в глазах читался совсем другой вопрос. Отпустила ли?

Гримаса презрения исказила мое лицо. Тепло? В его голосе? В нем? Чушь! Ничего не было.

— Что ты хочешь?

— Забвения…

— Зачем ты заставляешь его забывать?

— Погибнуть может он, — тихо говорил Кирш. — Душа его не возродится ибо не нашел предназначенье он.

— А в чем оно? Ты знаешь?

— Сие известно лишь Богам… Но не о том мы речь ведем. Ты мне поможешь?

Я кивнула. Губы Кирша тронула улыбка.

— Благодарю, — он отошел от окна и остановился у лестницы. — Забвение спасет его.

В этом я сомневалась. Еще ни разу мое вмешательство не помогало Марку, только вредило. Но назад дороги не было. Тем более, Кирш был прав. Я его должница.

— Но…

Я обернулась, раскрыв рот для последнего вопроса, но Кирша в спальне не было. Бросилась к лестнице и замерла на середине. Кирш стоял у двери, ждал меня. Подавив волнение, я спросила.

— Кто он тебе, Кирш?

Он коснулся дверной ручки.

— Сын…

Тихий шепот резанул сердце.

Мила.

Сонный лес.

Сколько прошло времени, Мила не знала. Ей казалось, что миновала целая вечность. А на самом деле? Сколько она вот так сидит на влажной траве, нашёптывая странные стихи? Час? Два? День? Неделю?..

В этом месте время остановилось. И огромная янтарная луна, замершая посреди неба, была ярким тому подтверждением. Мила вновь глянула ввысь. Ночное светило по-прежнему молчаливо взирало на неё со своего трона. Или ей только кажется, что прошла уйма времени, а на самом деле всё длилось час, минуту, секунду?