Фехтовальные сюжеты - Тышлер Давид Абрамович. Страница 22
Начались предварительные туры, их было несколько, потому что участников собралось очень много. Марк миновал их сравнительно легко и вошел в число тридцати двух спортсменов, которые должны были продолжить борьбу. Им предстоял тур прямого выбывания, причем каждый должен был провести два боя на пять ударов с противником, доставшимся по жребию, и если он их выигрывал, то получал право продолжать соревнования. Если же один из двух боев заканчивался поражением, спортсмену приходилось драться в дополнительном, третьем, бою вновь на пять ударов, а вместе получалось уже на пятнадцать. Тем, кому не удавалось добиться победы в матче из трех поединков, представлялась возможность пробиться в финал через серию «утешительных» боев с остальными неудачниками.
Перед началом тура, когда шла жеребьевка, Марк потоптался возле меня и мрачно пробормотал:
— Только бы не попался Пежа…
На предыдущей Олимпиаде Ракита проиграл Тибору Пеже, а кроме того, он опасался, что авторитет венгерской фехтовальной школы может существенно повлиять на исход поединка — через судей.
И нужно же было такому случиться! Жребий свел его именно с Тибором Пежей, чемпионом Токийской олимпиады и, бесспорно, одним из самых сильных зарубежных фехтовальщиков тех лет!
Он проиграл Пеже оба боя. И не стоит винить во всем судей: Марк взошел на помост только для того, чтобы сопротивляться… Поединок был тяжелый и, мягко выражаясь, незрелищный. Бесконечные обоюдные атаки: оба спортсмена, как «марионетки» делая одинаковые движения, скрежетали клинками — унылые, безрадостные попытки нанести удар…
— Ну вот и все, — сказал Марк куда-то в полотенце. Вытер лицо и закончил: — Еще с Цахкадзора к тому и шло.
А ведь ему сейчас пускаться в «утешительные» и выигрывать — только выигрывать — двенадцать боев подряд! При первом же проигрыше он превратится в зрителя.
— Слушай, — говорю ему, — что это ты все Цахкадзор вспоминаешь? Ты забыл, что в прошлом году на чемпионате мира выиграл две золотые медали, не проиграв ни одного боя? Тогда ты был действительно на взлете. Но потом-то, помнишь, как досталось тебе на всех следующих турнирах? На тебя ж все выходили, собравшись до предела! Конечно, каждый думал: «Ракита — чемпион мира. Выиграю у него — значит, не зря ездил!» И бросались выигрывать. Думаешь, тебе это даром прошло? Нет. Ты устал. Но разве ты потерял свой класс? До сих пор ты — лучший фехтовальщик мира! И это совершенно точно. Давай, как в детстве: никакой самодеятельности. Слушаться будешь — еще поборемся.
Приходилось учитывать еще и то, что Марку в начальных ступенях встречались недостаточно серьезные противники, он одерживал победы слишком легко, и это не позволило ему обрести настоящую силу.
Перед первым «утешительным» поединком убедительными оказались такие доводы:
— Иди-иди! В конце концов, проиграешь в личных. Жаль, конечно. Одной медалью будет меньше. Но бороться ты обязан, потому что завтра — командные соревнования, к ним надо подготовиться, и ради них сегодня надо побороться. Командная медаль важнее. Она — на всех.
Все сложилось для Марка еще тяжелее, чем мы предполагали. В каждом поединке он был буквально на грани поражения. Ни у одного из своих соперников он не выиграл два боя сразу, с каждым назначался дополнительный, третий, в котором нужно было нанести еще пять ударов…
Он преображался на глазах. Это не отражалось на счете очень явно, но мне было видно, что его спортивный уровень, его уверенность в себе растут от минуты к минуте. Мы все время переглядывались. Сидел я недалеко, наискосок от дорожки, и в тот момент, когда судьи разбирали схватку, он обязательно на меня посматривал. Как взглянет — кивну ему: все в порядке, мол. А он продувает 3:1… Но я волнения не показываю. Значит, решает Марк, в принципе тактику он избрал правильную, сейчас будет и результат. Все сомнения, всю неопределенность удалось взять на себя. Ему оставалось только с головой уйти в «производство», в технологию добывания победы. Он успокоился, раскрепостился, по многу раз повторял свои любимые «номера» — и стал выигрывать.
Ракита попал в финал. Жаль только, что это так дорого ему стоило. Но давно замечено, что лучше всего лечит радость, а спортсмен быстрее всего восстанавливается после победы. Уже на следующее утро за завтраком он балагурил, кого-то разыгрывал, кого-то задирал…
Вечером в финальных соревнованиях должны были участвовать два советских фехтовальщика — Ракита и Владимир Назлымов, ученик Льва Кузнецова. В том олимпийском году он выиграл два крупнейших турнира и был одним из претендентов на медаль.
Предложили воспользоваться отдельным легковым автомобилем, чтобы доставить финалистов к месту заключительной встречи, но мы со Львом решили от него отказаться. Дело в том, что самое неприятное для спортсменов — это последние часы ожидания. Финал начинается в семь вечера. Обед заканчивается около трех. Спать нельзя: надо сохранить бодрость. Заняться нечем. Мы, конечно, каждую минуту рядом, но лучше все-таки, чтобы внимание ребят было чем-то отвлечено. А если уже в полпятого выехать рейсовым олимпийским автобусом, то через час с небольшим можно прибыть на место, погулять в парке, осмотреться, потренировать своих подопечных и так постепенно, без особых томлений ввести их в атмосферу главного старта четырехлетия.
Итак, вчетвером садимся в автобус — туда же забираются еще какие-то люди — и с заездом на другие олимпийские объекты направляемся на фехтование. Кто-то выходит «на баскетболе», кто-то «на легкой атлетике», и в конце концов остается несколько человек — журналистов, судей, тренеров, — которые едут с нами до конца. Среди них оказывается и знакомый — Балтазар Рерих, тренер шведских шпажистов. Он, видимо, объяснил журналистам, кто мы такие, потому что все вдруг стали с любопытством на нас поглядывать.
Автобус продвигается по улицам города, останавливается, снова продолжает путь — мы не обращаем на это внимания, болтаем, поглядываем в окна. Потом вдруг стоим долго. Стоим пять минут, десять, двадцать… В чем же дело?
И тут выясняется, что сегодня разыгрываются медали в спортивной ходьбе на 50 километров. По городу проложили сложную трассу, которую наш рейс пересекает несколько раз!
Снова и снова мы попадаем в затор, а до зала еще далеко. Ребята пока ничего не замечают, но мы с Кузнецовым беспокойно переглядываемся. Вот и Марк посмотрел на часы, Володя Назлымов, выворачивая шею, полез смотреть, далеко ли до светофора…
И тогда мы со Львом заговорили. Как по команде, даже не переглянувшись. То и дело сменяя один другого, мы припоминали смешные истории, курьезные случаи, какие только знали. И про фехтование, и вообще про спорт, и про разные страны и народы…
Через некоторое время все сидевшие в автобусе журналисты поняли, в чем дело. Они заволновались, стали сочувственно на нас поглядывать, пробовали заговорить… А когда до начала соревнований оставалось всего минут пятнадцать, мы наконец вырвались из затора. Но водитель, обязанный следовать по маршруту, свернул в сторону, чтобы сделать еще одну положенную остановку. Что тут началось в автобусе! Если бы не мы с Кузнецовым, журналисты, наверное, вытащили бы бедного шофера из его кабинки — так они хотели нам помочь! Но что делать, его бы уволили, если бы он хоть слегка нарушил маршрут. Со всей возможной скоростью, срезая углы и протискиваясь в каждую свободную щелку, автобус все-таки ехал на стадион.
Без пяти семь мы скомандовали: «Раздеваться!» К счастью, женщин в автобусе не было, и ребята быстро облачились в фехтовальные доспехи, вынули оружие, проверили его — они готовы!
В пять минут восьмого, визжа тормозами, автобус останавливается на стоянке. От нее до зала еще метров семьдесят. Выпрыгиваем — и пулей к нему.
— Самая лучшая разминка, — с важным видом бормочет Кузнецов.
Мимо, меряя землю огромными ножищами, проносится Балтазар Рерих:
— Я — в судейскую коллегию! Все им объясню!
Возникает непредсказуемая ситуация. Ребят могут спять с соревнований, если финал начат вовремя. Единственная надежда, что по жеребьевке первый бой между ними и судьи раздумывают, что им делать.