Падение полумесяца (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш". Страница 2
Опасности, всюду они. В их число входил и уже явный, бесспорный отказ от миссионерства на завоевываемых крестоносцами землях. Обоснования вредности этого для государств приводились весомые, но ему как понтифику приходилось изворачиваться, чтобы подвести под это и духовную основу. Буллы Святого Престола, они такие, требующие сложных, но в то же время понятных обычным людям фраз. Сложная задача, но вместе с тем и интересная, бросающая вызов его способностям оратора. В очередной раз подняться выше себя прежнего, вместе с собой поднимая и весь род Борджиа. От такого Родриго, он же Александр VI, отказаться никак не мог. Потому и сидел при свечах, несмотря на глубокую ночь, раз за разом отмахиваясь от беспокоящих его слуг, пытающихся, согласно распоряжениям жены и дочери, напоминать Его Святейшеству о необходимости беречь уже далеко не крепкое здоровье.
Скрип открывающейся двери… Родриго Борджиа хотел было в очередной раз рыкнуть на чрезмерно назойливых слуг, но не успел, сперва бросив мимолётный взгляд в сторону источника звука. Как взглянул, так и понял, что вот уж на этого человека рычать точно не стоит. Лукреция. Дочь. Не единственная, но самая любимая. Не оправдавшая первоначально возложенных надежд, но ставшая неизмеримо большим, чем обычная италийская аристократка. Королева Сербии, ученица своего брата и уже совсем-совсем самостоятельная правительница и политик.
— Отец… Ты опять мамины просьбы забыл и советы врачей. Это нехорошо.
— Вдохновение, дочка, ему не прикажешь.
— Булла? — улыбнулась Лукреция, проходя в кабинет и становясь за спиной отца. Ей так было удобнее смотреть на россыпь бумажных листов, разбросанных на столе. Частью пустые, частью исчерканные различными набросками. — Братик любит удивлять и преподносить подарки, сперва кажущиеся проблемами. Этот точно такой же, просто ещё серьёзнее и опаснее для врагов.
— И для нас тоже.
— Хи-хикс, — не выдержала юная королева. — Так может показаться, но на самом деле… Братик хочет выявить остатки тех, кто не согласен, выявить и избавиться от беды, что могла обрушиться уже на наших детей. А так… Пусть выступят сейчас, покажут лица. ранее скрытые венецианскими масками.
— Венеция?
И снова улыбка юной королевы. Искренняя, но в то же время лукавая. Сочетать несочетаемое, вот что действительно умели некоторые дети Родриго Борджиа. ему лишь оставалось пожалеть, что подобное передалось далеко не всем его потомкам.
— Это может быть кто угодно. Нам нужно лишь громко произнести нужные речи и ждать. Так мы заставили короля Франции и его приближённых показать свою настоящую суть. Осталось выявить других, не согласных с разделением между Европой и Азией, стремящихся урвать вкусные коски с обоих столов. Только сидеть попой на двух креслах у них не выйдет. Приходит пора окончательного выбора.
— Мы становимся всё сильнее, а Святой Престол слабеет. Ирония!
Лукреция слышала своего отца, понимала, но вот разделять этакую мимолётную печаль даже не собиралась. Слишком девушка изменилась, слишком многое впитала с речами своего старшего брата, слишком многое видела и приняла как пример для подражания, дальнейшего развития и основы для уже собственных решений. На фоне всего этого какой-то там Святой Престол уже не казался сколь-либо значимым. Тем более со знанием относительно созданного в интересах власти Борджиа Храма Бездны, стремительно расширяющегося и обретающего влияние на землях, где над душами прихожан властвовал Авиньон.
— Духовная власть не должна стоять над светской, отец, — улыбнулась королева Сербская, крутя в руках кубок с разбавленным вином. Сильно разбавленным, поскольку помнила, что может случаться с теми, кто слишком уж увлекся напитками из плодов виноградной лозы. — Святой Престол всегда дробил сильные государства, раскалывал их, поднимал одну часть аристократов против другой. В своих интересах. Но мы, Борджиа, теперь власть светская, на наших головах короны, вот-вот образуется империя. Время меняется, изменились и мы. А не согласные… Их нужно ослабить, отстранить, иных и вовсе уничтожить.
— Булла уже почти готова и будет оглашена. Я сделаю то, что нужно для блага семьи. Для твоего, Чезаре. Ваноцци, других… Но если уж мы вспомнили про семью и Чезаре. Бьянка!
— С неё всё в порядке. Жива, бодра, здорова.
— Здорова, — саркастично отозвался понтифик. — И она и то, что сейчас внутри неё. Это при том, что Хуана пока ещё не в тягости и это не изменится ещё какое-то время. Опасения твоего брата, они может и верны, но ситуация, в которой мы можем оказаться…
— Я уже говорила с Чезаре, с Бьянкой. Ещё до отъезда брата в Каир. Хуана узнает потом, когда у неё появятся собственные дети. Брат сумеет подвести её к этому, объяснить, утешить, если понадобится. И никаких споров, ребёнок Бьянки будет носить лишь имя Медельяччи. Для всех вокруг. А покровительство Чезаре. оказываемое сыну или дочери его давней подруги и советницы — это естественно. Никто ничего не заподозрит, ничего особенного тут не увидеть.
— Всё продумала.
— Я у тебя такая, умная и предусмотрительная.
Родриго Борджиа оставалось лишь посмотреть на свою дочь, в очередной раз убедившись, что девочка давно успела вырасти и состояться как человек и даже как королева, после чего улыбнуться и вернуться было к булле. Но…
— Нет уж! Я маме обещала. Что ты отправишься спать, а не будешь вновь. Корпеть над бумагами. Пойдём, я тебя провожу. К ней.
— И где уважение к викарию Христа? — проворчал Борджиа. поднимаясь из-за стола.
— Вытеснилось заботой о здоровье отца, — парировала Лукреция. — Пойдём уже, тебя заждались.
Глава 1
Граница Сербского королевства, дорога на Скопье (Ускюб), конец мая 1497 года
Заключённый мир должен соблюдаться? Может оно и так, но это в самом лучшем случае и если обе стороны имеют хоть какое-то понятие о чести и верности данному слову. В случае же османов надеяться на подобное — большая глупость. Уж в этом Мигеля Корелью убеждать точно не стоило. Вот он и не удивлялся, когда ему снова и снова сообщали о мелких отрядах, проникающих на сербские земли то в одном, то в другом месте.
Османы не могли жить без постоянных грабежей на землях сопредельных государств. Ну или, на худой конец, не занимаясь практически тем же самым, но за землях покорённых ими народов. Разница тут была лишь в том, что когда драли три шкуры с покорённых, но частично это прикрывали сбором налогов, пусть порой самых безумных, откровенно людоедских. Да и запрещалось немусульманам владеть каким-либо оружием, что проверяли постоянно, неустанно, зверски карая за любое нахождение чего-то поопаснее вил, лопат… для совсем уж хорошо себя показавших, охотничьего снаряжения.
Но то внутри. А вот вовне, тут можно было и по зубам получить. Потому хоть и находились в избытке желающие пограбить порубежные земли, но никто из командиров этих отрядов не удивлялся постоянным, а порой и весьма большим потерям. Так было раньше, зато теперь кое-что поменялось.
Сербия! Оторванная от Османской империи, ставшая подвластным Борджиа королевством, она многое значила для османов. Пусть постоянно взрывающаяся бунтами, но очень богатая, с жителей которой можно было взять многое… пускай против воли, с постоянной опасностью получить в спину рогатиной или стрелой из того самого лука, припрятанного в укромном месте до поры. С сербских земель кормились многие османы, очень многие. А теперь источник благ исчез. Совсем исчез, а большинство ранее к нему припавших были уничтожены. Но оставалась часть меньшая, сумевшая убраться и желающая вернуть всё, как было раньше. Не просто желающая, а ещё рассказывающая другим о том, что можно оттуда взять. Не золото с серебром, его у сербов, постоянно обираемых, было мало или вовсе не было. Стада коров, овец, лошадей? Тут уже более заманчиво для желающих поживиться теперь уже окончательно чужим добром. Однако ещё более привлекающей османов являлась иная добыча…