Ветер Безлюдья (СИ) - Татьмянина Ксения. Страница 77

— Твоя бабушка по отцу и твоя тетка были очень странными женщинами. И это их «не от мира сего» дико Надин выбешивало! Я знаю об этом, потому что она мне носила все свои негативные эмоции, делясь и спуская пар. Блогов-то не вела тогда, а где еще высказаться? Я не берусь судить, я скажу так, как слышала и как помню. С тобой уже с годика нянчилась та линия помощниц. Я тебя тоже любила, но мои девочки еще сами были детьми, требовали много сил и внимания, поэтому чуть что — дела или командировки, то тебя отправляли к бабушке и старшей Эльсе. Живи да радуйся, ребенок под присмотром, короткий декрет и бегом на работу! Но как только ты начала говорить и бесхитростно стала делиться, как вы играли и что делали весь день, начались проблемы. Помню, сначала, это казалось обычным… вот как детки могут говорить — «мы сегодня гуляли по волшебным местам», «а я видела сказку, настоящую-настоящую». Детское восприятие, игра взрослых, и все — поход в дальний магазин за хлебом может стать путешествием к замку за сокровищами…

Руки мои похолодели. Четкие мысли отлетели так, словно ветер подул на туман, и я не могла подумать о чем-то конкретном. Я впивалась с вниманием в каждое слово и ощущала приход того, о чем подсознание уже догадалось. Сжав опустевшую чашку, заставила руки не трястись.

— Но чуть позже такие истории стали обрастать подозрительными подробностями. Какие-то речки и домики, которых в окрестности сроду не было. Дяденьки и тетеньки одетые в старое. Дома с завитками и крышей «чешуйками»… Надин мне и рисунки показывала твои, где ты черепицу рисовала как чешую. И на вопрос «ты видела это по телевизору?» горячо спорила и отвечала, что по телевизору ты смотрела только сказки и кино про давнишнее, а гуляла в траве ты по-настоящему, и даже ноги зеленые стали. И дядя в шляпе и больших ботинках с тобой разговаривал, а бабушка со всеми здоровалась и угощала пирогами. Вот что-то все в таком духе. Никто ничего не мог понять! Что-то они тебе такое в голову вбивали, так выворачивали действительность, что Надин всерьез забеспокоилась. Это был один момент. А второй… ты туда рвалась, как на праздник. Три годика, что может быть интереснее игрушек в этом возрасте? Нет, ты хныкала и хотела к бабушке и тете, разбрасывала все по комнате, отворачивалась от мульт. канала, сидела у окна и ждала одного, когда тебя снова туда заберут. Какая мать не взревнует! А Алексис не видел в этом ничего страшного, он свою близняшку любил, хоть и осуждал немного за несерьезность, считал, что такая близость это нормально. Не чужие ведь. Даже тезки! Вот рядом как раз и в-третьих… внешне ты в их породу. Вместе с рыжей головой взяла и солнечность характера. От долгого общения стала перенимать и манеры, и словечки. Если бы Надин реально не родила тебя в муках, она бы засомневалась, — ее ли ты дочь? Ты росла маленькой стрекозкой среди стрекоз, а оба твои родителя — муравьи. Если образно. Когда умерла Арина, бабушка, Эльса взялась за тебя всерьез, смело забирала вместо садика на весь день, а то и на дня два-три с ночевками. Но с деньгами стало туго, работы не было, она еще и просить денег стала… Это послужило отличным поводом и последней каплей. Надин в один вечер дождалась ее визита, спрятала платежные карточки, а на следующий день обвинила Эльсу в воровстве. Даже полицию вызвала…

Лола прервалась, устав, и вздохнула:

— Я ее с этим подлогом столько лет покрывала. Мне не нравился способ, но я могла понять мотив поступка. Странная жизнь твоей тетки, без своей семьи, без работы… железным был аргумент, что она может совсем скатиться в нехорошее, став для тебя опасной. Влияние и так было сильным — ты не замолкала про волшебные дворики и зеленые полянки…

Все… холод пошел и по спине, и по животу, добравшись до сердца и сжав его. Лола, даже если бы хотела солгать, не смогла бы придумать такого!

— У нее там и с замужествами не складывалось, и детей своих не хотела… даже немножко стала смахивать на сумасшедшую. Алексис сдался, запретил ей совсем приходить и общаться с тобой. При одной глупой попытке тебя выкрасть с улицы, он не просто ее остановил, а даже привлек свидетелей и написал заявление. Эльсу пришлось тестировать на вменяемость, и он не отозвал бумагу даже когда узнал, что накажут условным сроком и штрафом. Помню, как сама стала очевидцем сцены… — Лола покачала головой, преодолевая свои сомнения. — На твоем шестом дне рождения появилась на пороге она. Попросила только посмотреть, только сказать пару слов и вручить подарок. Надин взъярилась, отца твоего застращала, и он ничего не разрешил. Даже пригрозил ей снова судом за вторжение… Как эта Эльса плакала. Называла саму себя изгоем и говорила, что теперь ее никуда не пускают, что все двери закрылись, и все близкие отвернулись. А когда ее едва не спустили с лестницы, кричала, что никогда не простит брата за предательство. И это правда. Он от нее отвернулся… я сейчас могу немного понять твою тетку — можно сказать, что и Надин от меня отвернулась в трудную минуту… Хорошо, что ты выросла не похожей на нее. Я не во всем тебя понимаю, племяшка, но солнечного в тебе осталось много. Ты знаешь, что значит — семья.

Домой я добиралась в оглушенном состоянии. Я и без плеера, без экрана персоника, шла «глухая» и «слепая» к окружающему миру. На меня холодом дышало прошлое, слишком далекое, чтобы помнить его — из-за возраста. А не из-за экспериментальных сывороток. И металась в голове одна мысль, как птица в клетке: «Это же мама и папа…». Лола говорила о двух людях, которые чувствовали то, что чувствовали, ревновали и беспокоились, совершали свои поступки, принимали решения, как все. Но… «Это же мама и папа…» И эти образы родителей не складывались с понятием, что они обычные люди, прожившие свою жизнь со своими ошибками, страстями и разочарованиями.

И еще — я больше ничего не могу спросить у Эльсы! Ничего не смогу узнать о бабушке! Не впервые я попала во Дворы в прошлый декабрь… Не впервые шагнула в Безлюдье, когда мне было десять…

За проверку почты так и не села. Решила, что позже отпишусь тем, кто написал мне по заказам. Навела себе кофе покрепче, опять и опять думая о тетке, и не понимая — почему ни разу она не заговорила со мной о прошлом? Ей так все вытравила последующая жизнь? Недолгий срок в приюте добил? Эльса не верила, что я смогу хоть во что-то поверить? Мне было шесть… нет, шесть мне исполнилось, когда она приходила в последний раз.

Вечером свет горел лишь в кухонном уголке. Я не включала ни музыки, ни аудиокнижки, сидела за стойкой и долго думала про разное, вспоминая последние разговоры с теткой и пытаясь выловить в них отголоски нашей прежней душевной близости. А когда собралась спать и ушла в глубь комнаты, заметила в полумраке на рабочем столе светлое пятнышко. Рядом с блокнотом для заметок лежало старое письмо с маркой…

Месть

Утро я начала с того, что разобралась со всеми мешающимися делами. Совсем все отменяла, сдвигала, возвращала предоплату и сдавала видео по работе. Написала папе, обиженному игнорированием, что обязательно приеду, как найду время и мы все обсудим подробно. Извинилась, что не могла ответить сразу. Маме я тоже отправила сообщение, где поздравила ее с успехом последней книги и выразила желание собраться по-семейному, — я, она и папа, и больше никого. Мне хотелось поговорить!

В половину девятого позвонил Гранид. Я не долго смотрела в экран, нажала «принять вызов» и спросила, как можно равнодушнее:

— Что-то срочное?

— Ты дома?

— Да.

— Жду тебя внизу. До встречи полтора часа, но будет лучше, если придем не впритык.

В голове со скрипом встал на место календарь. Среда — сегодня! Сегодня Карина будет ждать нас в Убежище! Я запуталась в днях и событиях, со сбившемся графиком, режимом сна и бодрствования, со всеми людьми, которые так сильно наполняли то один, то другой день, что казалось — прошло по сорок часов в сутках! Закинув в рюкзак дождевик, спрятала в маленькое отделение письмо, собралась по-быстрому. Куртку на плечи, — погода сбоила холодом и еще со вчера прогнозировали дожди, впрыгнула в кеды и выбежала из квартиры.