Уроки правильной ориентации (СИ) - Левина Ксюша. Страница 14
Мы с Никой ловим её под руки, отбираем сумку, учебник и пытаемся вытрясти хоть что — то.
— Занято, — тупо шепчет она, а через минуту открывается дверь аудитории и Егор Иванович приглашает всех войти. Он немного растрёпан и тут же ищет в толпе нашу перепуганную птичку-Роню, которая тяжело дышит, стоит почувствовать на себе его внимание.
Историк прорывается через толпу, идёт “против шерсти” пока не замирает рядом с нами.
И Вероника Соболева, пусть и не самая смелая, но точно не зашуганная девчонка, вдруг разве что не забивается под батарею за нашими спинами.
— Нам нужно поговорить, — тихо, шуршаще чеканит историк, удерживая на прицеле глаз Роню. Наша подруга до сих пор не в себе, таращится на него так, словно он исчадие ада, судорожно прижимая к груди руки, потому что учебник мы конфисковали.
— Вы её пугаете! — вступаюсь за подругу, закрывая её собой, но Егор Иванович без церемоний, придержав меня за плечи, двигает в сторону.
— Не сахарная, от разговора со мной не умрёт, — строго отзывается он и берёт Роню за дрожащую руку: — Пошли!
Она точно под гипнозом. Не брыкается, не ругается хлопает ресницами, и плотно сжимает губы, словно вот-вот разревётся.
— Пошли, — повторяет историк и тянет бедняжку за собой, в коридор, а мы с открытыми ртами, недоумённо провожаем их взглядом.
Подруга ни разу к нам даже не оборачивается, идёт следом за историком как зачарованная. И когда эти двое скрываются из виду, всё что нам остаётся, собрать сумку Рони и идти на пару.
— Что она там такое увидела, блин? Как историк пёхает Великого? Или что? — шиплю я, закидывая на плечо тяжеленный баул набитый тремя танцевальными формами и учебниками.
— Не знаю, — растерянно отмахивается Ника, но стоит ей войти в аудиторию, тут же тянет меня обратно в коридор. — Ах она… ш***!
— Кто? — вздыхаю я, совершенно сбитая с толку. Непонимающе смотрю на вновь закрывшуюся передо мной дверь аудитории.
— Иванова, падла! — шипит Ника. У неё такой шок, что подрагивают губы. Она заламывает руки, щёлкает пальцами.
— Что Иванова? — до сих пор не улавливаю логику подруги.
— Она там! В аудитории! — тычет пальцем на дверь Ника.
— И что? — не туплю, мне просто нужно чу-уть больше информации.
— А то, что когда мы подошли к аудитории, в толпе её не было!
Это звучит очень таинственно. До Шерлока Никичу далеко, это явно, но и мне за её мыслью не угнаться:
— И? Ты что, следишь за ней?
— Уж поверь, из вида не выпускаю! С***, — зловеще ухмыляется Ника.
— Ну и что? Ну мутит она с Волковым, что такого? — я искренне не могу понять, пока вдруг не приходит на ум одна интересная несостыковочка. Даже две: — Егор… мы же её Егора никогда не видели. — осеняет меня.
— Егор Иванович! — кивает Ника.
И Роня. Она, кажется.
— Не так уж и боится истории, — Ника улыбается так победно, будто уже решила всю драму: — А ну-ка пошли! — и тянет меня прочь от аудитории.
Роню мы находим в столовой, она сидит уткнувшись лицом в ладони, рядом остывает чай, напротив стоит ещё один, недопитый.
— Ну что? Всё-таки в бар? — выдавливает непринуждённую улыбку Ника, делая вид, будто мы ничего не понимаем.
Роня поднимает на нас заплаканные глаза и вытирает нос тыльной стороной ладони:
— Да, пожалуй, — и это самое печальное согласие на веселье, что я слышала за свою жизнь.
Примечание:
— Ах она… ш***!
— Уж поверь, из вида не выпускаю! С***
Ника имела ввиду:
— Ах она… шустрая!
— Уж поверь, из вида не выпускаю! Собака…
А она тебе не идёт совсем, гражданин!
“Ирландский паб” был популярен среди студентов по трём причинам:
1. Дешёвое пиво.
2. Живая музыка, а главное, задорные песни.
3. Огромное количество неохраняемых “закутков”, где можно провести бюджетное и почти приватное свидание.
Когда мы с девчонками вваливаемся в помещение, там уже толпа. Оно и понятно. Сегодня пятница! А вчера была стипендия!
Бар стоит на ушах, а группу музыкантов уже рвут на куски.
“Ирландский бэнд” — играл вовсе не такую уж и ирландскую музыку, как можно подумать исходя из названия группы и названия места.
“Звери”, “Братья Гримм”, “Ленинград” и всё что можно было назвать хитом “сегодняшнего дня” — вот и весь репертуар.
Под очередной задорный хит Шнура мы заказываем по лагеру и идём искать столик в относительно тихом месте, косясь на площадку у сцены, где разворачивается настоящая вакханалия.
Разгоряченные тела толпятся вокруг некого “нечта”, куда нереально пробиться, увы, нам немедленно потребовалось в самое месиво. На сцене солистка “Ирландского бэнда” копирует манеру Мари Краймпберри и выходит у неё… лучше чем у самой Мари, но как любит говорить наша Роня, да причём тут вокал. Тексты! Тексты!!!
Идёт вступление “А она тебе не идёт совсем”, прошлогодней какой-то песни, и нам наконец удаётся выйти в первый ряд, как раз к началу куплета, под который. Великий! танцует бальный танец а-ля латина-какая-нибудь-там с Рониной подружкой по студии Олечкой.
Олечка от такого безумного фарта вся сжимается в комочек и выходит у неё совсем не эротично, а вот Александр. убедителен, раскрепощён, ходячий секс.
— Боже мой, Оля, подвинь тощий зад. — голос Рони раздаётся оглушающе неожиданно. Мы с Никой синхронно оборачиваемся на подругу, которая вот прямо сейчас ломает, блин, шаблоны без видимых причин.
И что удивительно, Олю как ветром сдувает и отдышаться она встаёт в сторонку. Безнадёжно счастливая, наиглупейше улыбчивая от того, что просто постояла рядом с Великим, видимо.
Её место занимает Роня, очень круто входя в образ.
За рулём. Телефон в руке. Мысли не налегке.
Они вдвоём, фото в рестике, где мы зависали Где меня спасали от депрессии, а ему походу весело.
В моём сердце месиво, как же меня бесит всё.
Роня и Великий танцуют как два латино-Бога, вроде и страстно, но настолько профессионально, что мы их ни в чём не подозреваем, но о-о-очень верим. И в то, что Роня Великого ревнует, и в то, что у Великого есть “другая”, и в их былую латино — страсть.
Из тощей девчонки Роня превращается в фигуристую богиню танцпола, а Великий. да что уж там, Великий велик всегда.
Почему, бл***, так не везёт?
Запишу голосовое хоть и голос трясется.
Роня пихает Великого в толпу и пока выписывает соло он замирает. возле, с***, Валиковой, которая тут же растекается по полу.
А-ха, Валикову он выбрал, значит, в качестве разлучницы?
А она тебе не идёт совсем — Ни по цвету волос, ни по смеху.
Вот точно! Ваще не идёт, гражданин!
А она тебе не идёт совсем — ни по цвету волос, ни по смеху.
А зачем ты с ней, объясни, зачем? Она круче в голове или сверху?
И правда, где же эта Валикова лучше?
В голове или сверху, чтобы это ни значило?
Пока я наблюдаю за потугами Валиковой составить пару Великому, который вскоре устаёт и возвращается к Роне, внутри копится… ревность.
Понять бы, блин, к кому.
Ребята зажигают и на лице Рони такое выражение, что Великого хочется расцеловать, не знаю как, но он её привёл в чувство. Ни грусти, ни слёз не заметно.
Одна беда — стоит закончиться треку, как Роня скромно благодарит за танец партнёра
и. бросает затравленный взгляд в сторону бара.
Улыбка меркнет, глаза теряют блеск.
Приплыли…
Там, кто бы сомневался, Егор Иванович, рядом с ним светится Иванова. Одному богу известно, смотрел ли Волков на Соболеву, но если не смотрел, дурак! Вот правда!
— Ты была неподражаема, — обнимаю Роню, желая приободрить. Не лести ради, она реально танцевала потрясающе.
— Огонь, куколка! — подпевая мне, хмыкает Ника и дружески бедром толкает Роню. — Погнали в отрыв, — с другой стороны обнимает разнесчастную Роню. Но только мы дружной толпой отходим от танцоров, Великий тут же превращается в новогоднюю ёлку