Беременная адептка (СИ) - Бельская Анастасия. Страница 25
— Вы сказали, что я ничего не знаю. Это вы о чем?
Глоствер резко выпрямляет спину, одергивая жакет. Затем, воровато озираясь, словно проверяя, были ли другие свидетели ее откровений, быстро возвращает себе обычное выражение лица.
— Забудь, Кайли, это я сама не знаю что сказала.
Она делает шаг назад, и, будто не справившись с эмоциями, все же продолжает.
— Пойми одно, девочка. Мое к тебе отношение — это результат того, что я всеми силами хотела избежать такой судьбы для тебя… Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем.
— Или к счастью, — тихо говорю я.
— Или к счастью, — неожиданно соглашается ректор, и слегка улыбается.
Она умеет улыбаться?!
— Отдыхай, Кайли. И поскорее возвращайся к учебе. Это правда важно…
Она разворачивается, очень быстро покидая мою палату.
А я отворачиваюсь к окну, глядя на утро, которое было слишком насыщенным для меня сегодня. Даже вникать не хочется в то, что наговорила Глоствер. Старая жаба выпила столько моей крови за все годы в академии, что списать все за заботу, увы, не выходило.
Даже на такую своеобразную и странную.
Интересно, ректор действительно по каким-то причинам не может иметь детей? Надо бы узнать это… Ведь она и правда одинока, и, кажется, даже ни разу не была замужем…
Я качаю головой, потому что пока и правда не могу ничего разобрать. Мысленно делаю себе пометку узнать про Глоствер побольше, и, закрывая глаза, укладываюсь на кровать. Виски неприятно тянет, и я слегка массирую их пальцами.
В речи ректора может быть враньем все от корки до корки. Но в одном я уверена — эта женщина знает обо мне куда больше, чем говорит.
И я непременно выясню, что и зачем скрывается под маской "искренней заботы".
Глава 30. На четвертый день дошло
— Так, к зачету по травологии подготовились. Еще доклад на завтра, пара шпаргалок для экзамена — и можно идти спать, — потягиваясь, произнесла Вики, и подоткнула в бок сидящего рядом Коула.
— Что? — подскочил тот, оглядываясь по сторонам.
— Ничего. Кофе хочется, жуть! Не принесешь нам?
Бурча что-то об использовании мужчины в своих прихотях, Коул, тем не менее, быстро поднимается, дергает за штанину своего брата, и послушно плетется на выход.
— Что?! — возмущается тот, отрываясь от листка бумаги.
— А как я один три стакан понесу?! Дуй со мной.
Брейди задумывается, но лишь на секунду.
— Четыре стакана! — по пути хмыкает, выходя за дверь следом за братом.
Как только дверь закрывается, я ощущаю на себе пристальный взгляд подруги. Но, тем не менее, ни на секунду не отрываюсь от своего «поисковика».
— Написал?
Короткий вопрос заставил меня прикрыть глаза, и глубоко вздохнуть.
— Нет.
Вики кивает, чуть придвигаясь, и обнимая мои плечи. А я пробегаю глазами по экрану, перечитывая сообщения за последние три дня.
«Привет, Бер! Ты так и не зашел ко мне после разговора с Глоствер… Все в порядке?»
«Ты не ответил, а мама сказала, что тебя уже нет в академии. В чем дело?»
«Прошли сутки с нашего последнего разговора. Я не знаю, что думать.
P.S. с поцелуя прошло еще больше…»
«Окей, пошел второй день. Моя девичья память начинает подводить, и я могу забыть твое имя! Страшно?»
«Вечер. Я не знаю, есть ли у меня «гормональный сбой», но мне срочно хочется убить одного мужчину. Как бишь его… Что-то на «Д»…
«Третий день. Третий. День. Я не знаю, что написать, поэтому просто напишу, что меня выписали, и я снова приступила к занятиям. А еще я прочла твой подарок, и почерпнула много полезного. Интересно? Тебе это… Пригодится?»
«Бер!!!»
«Бер…»
Я всхлипнула на последнем сообщении, роняя голову Вики на плечо. Что за хрень происходит?!
— Кайли, он может быть занят… С его работой…
— Занят так, что за четыре дня не смог мне отправить ни строчки?! Да не смеши!
Я резко отстраняюсь, вытирая опухший нос. Долбаный Диеро с его умопомрачительными губами, ухмылками, странными намеками и щетиной, что въелась мне в самое сердце вдруг исчез, оставив после себя клубок боли и нервов, который все остальные по-прежнему зовут «Кайли».
Дура-Кайли, что напридумывала себе черти что. Будто бы ему не все равно на меня и ребенка, и поэтому он кружит вокруг, словно коршун, пытаясь решить все, огородив меня и не пуская в серьезные разговоры.
А на деле он просто обозначил, какую роль занимает в этой истории и слинял. Работать. Или куда-нибудь еще. Ведь я даже не знала, есть ли у мужчины кто-нибудь… Где он живет, как предпочитает проводить время и какой чай сам пьет… Тогда как я была у Бера как на ладони.
С тоской оглядывая кипы учебников, я утираю слезы. Все не так плохо, если верить маме. Потому что, если Диеро признал ребенка, то он будет нас поддерживать, и не бросит на произвол судьбы. Помогать финансово, может, даже попросит повидать малыша… Но все это не раньше, чем ребенок родиться. А до тех пор, видимо, он решил, что общаться нам не обязательно.
И почему мне казалось, что между нами все решиться иначе?!
Я уже говорила, что дура?
— Не делай поспешных выводов, — сама не особо веря в свои слова, пробормотала подруга.
— Эта фраза работала первые три дня, и то с натяжкой. Но сегодня вечер четвертого — и ничего. Так что пошел к черту этот Диеро с его… Рожей.
Я скорчилась, понимая, что просто закрываю глаза, и сразу вижу его. Даже не так — не просто вижу, а чувствую. Как он подходит, говорит, двигается и смеется. Как умалишенная, по ночам снова и снова вызываю эту картинку, вжимаясь в одеяло, чтобы отогнать одиночество, и засыпаю, представляя в голове наши разговоры. Особенно те, где он приносит эти дурацкие платья, и совершенно беспомощно ругается в ответ на мои провокационные движения.
Мне не хватает Диеро гораздо больше, чем я рассчитывала. И, похоже, эти чувства абсолютно не взаимны.
— Ну и правильно, пошел он! — энергично трясет головой Вики, не подозревая о буре в моей душе, — и без него нормально, правда? Слушай, а что на счет Милары и ее мамаши? Я видела, что к тебе подходила Глоствер, они что-нибудь нашли?
— Нет, — еще одна тема, от которой у меня неспокойно на душе, — ни Милары, ни ее мамы и даже бабушки нет в доме. Следов борьбы, похищения или взлома тоже нет. Все выглядит так, будто они просто уехали, и Глоствер сообщила, что их теперь ищут. Пока безуспешно.
Я пододвинула поближе первый попавшийся учебник, желая погрузиться в учебу, и хоть ненамного отодвинуть мысли обо всем плохом. Но в этот момент возвращаются близнецы, и тоже интересуются о ходе дела.
— Самое странное, — отпивая кофе, говорит Брейди, когда я повторяю рассказ, — на кой черт им это надо? Кто они вообще такие, эти Корибен?
— В смысле? На сколько я знаю, обычная семья, не супер-богаты, но вполне обеспечены. Отца у Милары нет, воспитывали ее мать и бабушка. Но это все со слов Глоствер, а ей верить…
Я махнула рукой. С того непростого разговора мы с ректором держим нейтралитет, общаясь лишь по делу, и в крайне официальном тоне. Меня должно бы радовать, что исчезли постоянные придирки, но с исчезновением Диеро все это становится блеклым и незначительным.
— Кайли, я не думаю, что ректор Глоствер желает тебе плохого, — осторожно говорит Вики, — сама подумай, зачем ей это?
— Угу. Наверно, за тем же, зачем Миларе с матерью похищать меня.
Бросив это, я встаю, и замираю у окна. Там глубокий вечер, и не видно вообще ни хрена, но мне плевать. Неосознанно потираюсь краем подбородка о закругленный уголок «поисковика», что схватила неосознанно, и прижала к груди.
В последние дни я вообще не расстаюсь с ним. Слиплась и сроднилась, перечитывая наш короткий диалог, и выискивая в нем скрытый смысл. Поначалу казалось, в нем есть игривость и хоть какая-то симпатия, но четыре дня тишины подсказывают, что у Кайли Пруд до фига богатое воображение.
Когда я застукала за изменой Алекса, мне было скорее обидно, чем больно. Ведь он говорил и делал со мной вещи, что означали: «Я лишь твой, без левых кобыл между нами». И я страдала положенные дни, и даже напилась, что вылилось в черте что в итоге…