Лучшая ученица (СИ) - Мэй Ирис. Страница 48

— А ты никогда не задумывался, почему этого понятия не существует среди обычных людей — только у магов?

Барон нетерпеливо пожал плечами. Уж для чего, а для пустых измышлений у него сейчас точно не было настроения.

— Энергетика сильнее? — всё же предположил он.

— Возможно, — без особого интереса к выдвинутой версии кивнул де Лаконте. — Вообще, теорий может быть множество. Как и характеристик, приписываемых таким парам. Но неоспоримых, не подлежащих никакому сомнению и опровержению фактов на самом деле всего два — способность этих пар преумножать магическую мощь друг друга и взаимная эмоциональная считываемость. Непроизвольная, прошу заметить!

— И? — невольно заинтересовался барон. — К чему вы клоните?

Ректор довольно улыбнулся, не скрывая, что обрадован произведённым эффектом. Потом встал, в свою очередь прошёлся по кабинету — спокойно и неторопливо, заложив руки за спину, будто профессор, готовящийся начать лекцию.

— Видишь ли, Рудольф, если основываться именно на этих двух по-настоящему неопровержимых фактах, а всё остальное рассматривать всего лишь как вытекающее из них неизбежное следствие, то можно прийти к выводу, что притяжение истинных пар основано вовсе не на родственности душ, а на исключительной совместимости магических потоков. Это влечение дара, а не души, понимаешь?

Де Триен озадаченно потряс головой, пытаясь уместить в сознании всё, что только что услышал.

— Нет, — честно признался он. — Если всё так, как вы говорите, как тогда объяснить…

— Что? — с воодушевлением перебил граф. — Взаимопонимание? Возникающие со временем чувства? А скажи мне, мой мальчик, если бы ты переживал чьи-то эмоции, как собственные, тебе хотелось бы, чтобы этот человек испытывал что-то неприятное? Или же ты постарался бы всячески ограждать этого самого человека от всяческих тяжёлых переживаний и дарить радость? Истинные пары вынуждены друг о друге заботиться ради собственного комфорта! И таково свойство человеческой натуры, что взаимная забота и нежность вскоре рождает взаимную же симпатию — если только для этого нет непреодолимых препятствий!

Де Триен судорожно перевёл дыхание, ошарашенный обрушившимся на него потоком сведений и предположений, которые звучали одновременно убедительно и невероятно.

— Но саму способность ощущать чувства друг друга вы как объясните? Уж тут-то магия ни при чём.

— Почему же? — невозмутимо отозвался ректор. — Возможно, это что-то вроде природного защитного механизма, почему нет? Как и всё, что существует в природе, магия стремится к развитию. И чтобы это развитие осуществлялось, нужно, чтобы носители дара ему не препятствовали. Соответственно, нужно, чтобы истинные пары были со всех сторон заинтересованы в мирном и плодотворном… хм, сотрудничестве. Отсюда и цепочка: эмоции — взаимопонимание — чувства.

В исполнении де Лаконте вся теория звучала настолько складно и разумно, что ненадолго барону отчаянно захотелось в это поверить. Впрочем, что толку? Магию-то никуда не денешь. Одного этого хватит, чтобы наследник в любом случае не отступился. А если любовь между принцем и Гвен не неизбежна, это ещё хуже — ей так будет только тяжелей.

— И давно вы пришли к этой теории? — осведомился он скорее потому, что пауза затянулась, чем из настоящего интереса.

Граф бросил взгляд на каминные часы и коротко усмехнулся.

— Где-то с час назад. Сразу после того, как удалось немного успокоить мою воспитанницу и убедить её отправиться к себе. Должен заметить, Гвеннет на редкость цельная натура. Не из тех, кто то и дело меняет взгляды, устремления… симпатии.

— Она ночует здесь?

— Разумеется. Не мог же я отправить свою бесценную подопечную в пансионат в таком состоянии! Тем более ей здесь уже отведены личные гостевые апартаменты — в западном крыле, как раз напротив комнат, в которых ты располагаешься, когда остаёшься у меня переночевать.

Де Триен вопросительно взглянул на собеседника, стараясь понять, к чему тот ведёт, однако на лице ректора можно было различить лишь выражение абсолютной бесхитростности.

Глава 30

Было бы глупо посреди ночи тратить время на дорогу домой, когда в доме графа ему радушно предлагали просторные апартаменты. Только поэтому, и ни по какой другой причине, де Триен решил заночевать в особняке старого друга и наставника. По крайней мере, он настойчиво уверял себя в этом, пока не оказался возле отведённых для него покоев.

В комнате напротив ещё горел свет. На миг барона охватило ощущение, что всё это уже было, и сейчас лучше ему, как собирался, отправиться спать. Однако на смену этой мысли сразу пришла другая — если Гвен до сих пор не спит, не значит ли это, что она ждёт его визита? Если ректор и с ней разговаривал в том же тоне, как с ним, с бесконечными недомолвками и намёками, то кто знает, что она надумала и чего сейчас ожидает?

Де Триен хорошо отдавал себе отчёт, что при всей своей душевности и человечности, де Лаконте, как любой идейный человек, практические цели ставит выше эмоций. Но если цели ректора никогда не были для советника секретом, то возможность их осуществления теперь вызывала всё больше сомнений. Да и знать бы ещё, что именно это будет наилучшим решением.

Де Триен никак не мог разобраться, что он может и что должен сделать. В свою очередь посоветовать Гвен не отказываться от завтрашней встречи? А там убедить наследника не идти против императорского решения или хотя бы и дальше сохранять свидания в тайне?

Всё равно в самом лучшем случае они только выиграют лет пять, ничего большего. Как навсегда избавить Гвен от нежелательной связи, советник решительно не представлял. Ещё знать бы, действительно это её стремление, или оно возникло с подачи опекуна?

Недолго посомневавшись, барон всё же постучал. Разрешение войти прозвучало в тот же миг.

Гвен уже сняла бальный наряд и, судя по влажным волосам, недавно приняла ванну. Она встретила его в простом домашнем платье; бледная, серьёзная, усталая… Парадоксальным образом ничуть не менее красивая, чем накануне на торжестве.

— Я рада, что вы ко мне заглянули, — она приветливо, с хорошо знакомой ему бесхитростной радостью улыбнулась, не выразив ни малейшего удивления по поводу позднего вторжения.

Де Триен заметил на столе несколько энциклопедий и свод законов. Неужели она сама пыталась найти какую-нибудь лазейку из возникшей ситуации? Но уж законы тут точно не помогут…

Он вдруг понял, что совсем не знает, о чём говорить. Ни сообщить Гвен чего-то, о чём она ещё не знала сама, ни успокоить её он не мог. Однако девушка пришла на помощь, заговорив первой.

— Какие новости во дворце? Вы ведь там задержались?

Де Триен подавил вздох. Ну да, кое о чём ей ещё всё-таки нужно услышать. Пусть вопрос прозвучал обтекаемо, не сложно было догадаться, что именно интересует девушку. Стараясь обходить самые неприятные моменты, которые могли бы испугать или ранить Гвен, барон коротко передал размышления императора.

Гвен слушала, не перебивая, только губы иногда кривились в непонятной усмешке. Де Триен снова поразился тому, как быстро она меняется, как живо отзывается на любые внешние перемены. Только если раньше эта её способность восхищала, то сейчас сердце сжалось от острого сочувствия. Казалось, за последнюю ночь она повзрослела лет на десять. И совсем перестала ждать от жизни чего-то хорошего.

— А моё мнение обо всём этом никто не торопится узнать, потому что предполагается, будто я в любом случае обрадуюсь оказанной мне чести, или оно попросту ни для кого не имеет значения? — осведомилась она.

Раньше барон никогда не слышал у Гвен таких интонаций. Пусть от него и не укрылись терзающие её сомнения и отчаяние, но любой из тех, кто знал её хуже, мог бы принять напускную насмешливую невозмутимость, за которой она пыталась спрятать настоящие чувства, за чистую монету.

— Конечно же, имеет… — начал он и сам сразу понял, насколько неубедительно звучит. Даже малютка Гвен сейчас притворялась лучше. — Для меня — имеет, — честно поправился он. — Но, Гвен, речь ведь идёт… Ты должна понимать, если бы дело затрагивало только обывателей, даже влиятельных, всё решалось бы по-другому! Но поскольку речь идёт о наследнике престола, вчерашнее открытие можно отнести к вопросам государственной важности. Тут уже действуют вопросы долга, интересов империи…