52 Гц (СИ) - Фальк Макс. Страница 92

Джеймс удивленно поднял брови. Майкл запустил руки в волосы, взъерошил их, чтобы отвлечься от пристального наблюдения.

— Мне все равно, — обреченно повторил Майкл. — Хоть тосты. Хоть зефирный торт. Хоть круассаны.

— Ты их тоже не любишь?.. — с улыбкой спросил Джеймс.

— Ненавижу, — честно ответил Майкл. — Всегда ненавидел и всегда буду.

— А если я их сделаю?..

— Съем, но ненавидеть не перестану.

Джеймс тихо засмеялся. Поставил сковородку на плиту, включил нагрев, смешал молоко и яйца. Чтобы не пялиться на него, уязвляя самого себя безнадежной тоской, Майкл сполз с табурета и занялся чаем. Отыскал два ситечка, отмерил в каждое по щепотке чая, залил кипятком. Джеймс достал две большие тарелки, украшенные синими и зелеными полосами по ободу, поставил на стол. Майкл, грохоча ящиками, вспоминал, где у него лежат ножи и вилки, салфетки и прочая сервировка.

— Я слышал, вы тоже собираетесь пожениться, — сказал Джеймс, деревянной лопаточкой переворачивая тосты на сковороде.

— Это вряд ли, — с сомнением сказал Майкл и достал бутылку кленового сиропа. — Сейчас мне это невыгодно, так что не верь слухам.

— Ты не жалеешь, что тебя все это так ограничивает? — спросил Джеймс, разворачиваясь к нему от плиты. — Твой агент, твоя студия… Твои контракты.

— Не знаю… это правила игры. Всегда приходится чем-то поступаться. Не самая большая цена за то, что отец жив, а Фредди живет в тихом районе и ходит в хорошую школу, — сказал Майкл, выгребая из ящика приборы на двоих. — Потом, мне нравится делать то, что я делаю. Я бы уже не смог иначе.

— Ты счастлив?

Майкл поднял на него глаза. Джеймс стоял, прикусив лопатку зубами, смотрел на него. Будто ответ что-то менял. Майкл пожал плечами, опустил взгляд.

— Мне кажется, счастье — это миф, придуманный Голливудом, — сказал Майкл. — Или рекламщиками. Продавать счастье выгоднее, чем зубную пасту и таблетки от кашля.

— Это не ответ, — сказал Джеймс.

На кухню прицокал Бобби, принюхался. Ткнулся в подставленную ладонь Майклу, потрусил к Джеймсу и сел на задницу рядом с ним, выжидательно подняв морду. С намеком покосился на сковородку и облизнулся.

— Тебе нельзя, — Джеймс погрозил ему лопаткой.

Бобби переступил лапами, мол, ничего не знаю, мне все можно, давай пропустим эту часть, где ты мне отказываешь, чтобы не тратить время, и сразу перейдем к вкусняшкам.

— Послушай меня, собака с особыми эмоциональными потребностями, — без шуток сказал Джеймс, и Бобби насторожился. Приподнял уши, покосился на Майкла. — Будешь выеживаться — получишь полотенцем по жопе.

Бобби обиженно заскулил и сделал бровки. С Майклом этот трюк работал безотказно. С Джеймсом, к его удивлению, не прокатило. Бобби сделал бровки еще сильнее, придав морде невыразимо жалостливый вид. Джеймс взял его за подбородок, поднял морду к себе и слегка наклонился, пристально глядя в глаза. Майкл наблюдал за ними, невольно расплываясь в улыбке. Джеймс умел быть безжалостным.

— Нет, — внятно сказал он, и повторил, обрывая голодный скулеж: — Нет. Ты не получишь ни кусочка. Смотри на меня! — приказал Джеймс, когда Бобби, оробевший от такой твердости, покосился на Майкла. — И он тоже тебе ничего не даст. Потому что я не позволяю.

Бобби отполз назад, упираясь лапами в плитку и виляя задом, высвободился из хватки, убежал прятаться за Майкла. Выглядывая у него из-за спины, он пристыженно и жалобно смотрел на него, будто спрашивая, что это за человек и где его прежний, ласковый и добрый хозяин.

— Нет, ну если он сказал — «нельзя», значит — нельзя, — смиренно сказал Майкл. — Ты его собака, а не моя. Ему и решать.

Джеймс, улыбаясь, выключил пискнувшую плиту и повернулся к столу, держа сковороду за длинную ручку:

— Готово.

Джеймс словно чувствовал, что он тут не на особом положении гостя, а в каком-то другом качестве. Майкл и сам не сказал бы, в чем разница — наверное, в отсутствии вежливого стеснения, присущего людям в чужом доме. Джеймс будто чувствовал, что здесь он не чужой. Он не стал спрашивать, можно ли ему занять душ — он спросил, где тот находится и где взять чистое полотенце. Он присаживался, где ему было удобно, спокойно ходил по дому, орудовал на кухне — будто обживался здесь. Майкл ходил за ним по пятам, за Майклом ходил настороженный Бобби и цокал когтями.

Майкл решил не спрашивать, что тот затеял. Он вообще не хотел ни о чем спрашивать, чтобы случайно не спровоцировать разговор на тему «а теперь довези меня до отеля». Майкл уже даже придумал отличную отговорку, мол, машину у меня заберут в сервис, а другой у меня нет, прости. Когда приехал эвакуатор из сервиса, чтобы забрать Анну-Лису, Майкл сказал, что отлучится на пару минут, заполнить бумаги, но Джеймс увязался за ним. И, конечно, в гараже заметил Харлей.

Покрутился возле него, потрогал блестящие хромированные детали, кожаное седло, потом спросил:

— Покатаешь?..

Майкл не смог отказать.

Как можно было отказать Джеймсу?..

Где-то здесь он начал смутно догадываться, что ни в какой отель они сегодня не попадут. Но это было еще не точно.

Он отдал Джеймсу одну из своих мотоциклетных курток, чтобы тот не замерз от ветра. Она была ему чуть велика, но никого из них это не смутило. Джеймс закутался в куртку, застегнулся до горла. Сел сзади, перекинув ногу через седло. Ему чертовски шло сидеть так, Майкл даже пожалел, что рукава куртки закрывают рисунки на руках. Сейчас они казались удивительно уместными. Ему хотелось сохранить себе такого Джеймса, и он задержал на нем взгляд на несколько секунд, прежде чем надеть шлем и сесть за руль.

Когда Джеймс сцепил руки у него на животе, Майкл почувствовал, как замкнулась какая-то цепь. То ли времени, то пространства. Он подцепил ногой и подтолкнул стояночный тормоз, завелся. В пространстве пустого гаража пульсирующий рокот мотора показался особенно громким. Джеймс прижался к нему плотнее — грудью, коленями. И они плавно выкатились из гаража на вечернюю улицу. Заложив вираж, Майкл направил мотоцикл по дороге, не спрашивая, где именно Джеймс хотел бы покататься, но интуитивно догадываясь — да без разницы ему, где и как, на самом-то деле.

Бенедикт Каньон драйв виляла по холмам, кидалась то вверх, то вниз. Они летели вперед, заваливаясь набок на поворотах. Майкл держал в холмы, подальше от города, туда, где кончались светящиеся окна домов, фонари, изгороди — и начинались звезды. Темнело быстро. Рев мотора эхом возвращался к ним, отражаясь от плотной стены деревьев по краю дороги, от заборов и стен, от гаражных ворот, от песчаных насыпей. Они летели по Малхолланд Драйв, обгоняя красные габаритные огоньки попутных машин. Скорость вжимала их друг в друга, руки Джеймса стискивали его под ребрами. С одной стороны поднималась черная стена холма, с другой лежала черная пропасть долины.

На шоссе Сан-Диего Майкл прибавил газу. Скоростной лимит был высоким, и он уже не осторожничал. Тяжелый байк с легкостью обходил машины, в груди замирало от давления ветра. Упругий воздух держал их, отталкивал от земли. Лет десять назад Майкл бы не стал лихачить. Но сегодня — хотелось. Сегодня было можно. Он был уверен, что ничего не случится, и докручивал ручку газа на длинный, прямых, как полет стрелы, участках шоссе.

Они пронеслись через долину за полчаса, потом шоссе потянулось через заповедник, и скорость пришлось сбросить: дорога была, как змея, дуги и повороты. Мелкое зверье тоже не стоило игнорировать: Майкл не хотел получить енотом в лицо. Дорога в такой час была пустынной, но им некуда было торопиться. Они виляли вслед за лентой асфальта, бегущей вперед. Вокруг была пустота — а в этой пустоте — вибрирующий рев мотора и ускользающий свет фар, указывающий дорогу. Они словно ехали из никуда в ниоткуда. Будто где-то в безвременье они так и не расцепились, и оттуда, с шоссе под Лондоном, проведя в пути десять лет, они добрались до этой точки. До сегодняшнего дня. И все десять лет они летели по черной дороге, все десять лет Джеймс держался за него, сцепив руки у него под сердцем, а он закладывал виражи, следуя за разметкой, и не думал, куда приведет дорога.