Я. Ты. Мы. Они (СИ) - Евстигнеева Алиса. Страница 27

— Пошли!

— Никуда не пойду! У меня голова болит.

— А я не тебя зову!

— А кого?

— Сына!

Вот тут я как стояла, так и села. Сына? Пол ребенка до сих пор был неизвестен, УЗИсты сказали нам, что у нас очень упертый ребенок, раз никак не желает выдавать своих тайн. Что было странно для меня, не знать кто он (в смысле пола), но знать, что уже упертый. Но это отдельная история. А тут… сына?

— С чего ты взял?

— Пока не оденешься, не скажу.

— Слабенький какой-то развод, — вяло возмущаюсь я.

— Ничего не хочу слышать. Жду своего сына через 10 минут на улице.

Вот же. Манипулятор! Злюсь, а сама одеваюсь.

Стоит у подъезда, довольный весь такой из себя, ведь даже не сомневался, что я спущусь.

— Ну?

— Что ну?

— Почему решил, что сын?

— Просто знаю. А теперь пошли гулять, погода хорошая.

Так мы и живем. Он приходит каждый вечер, и каждый вечер находит новый способ вытащить меня на улицу. Это уже игра такая, где он исхищряется, а я сопротивляюсь.

Проходит месяц май. Наступает июнь, Сашка успешно сдает выпускные экзамены, не забывая по вечерам выгуливать меня. Он даже со своего выпускного уходит раньше и тащит меня на улицу. Я ему в этот момент так благодарна, но не знаю, как сказать об этом. Поэтому просто бурчу, чтоб прекратил из себя принца изображать.

А в июле у меня вдруг отходят воды, почти на месяц раньше положенного срока. Пока мама вызывает скорую, я стою посреди комнаты и смотрю, как струйки околоплодных вод текут по моим ногам. Мне не страшно. Мне любопытно. Вообще в голове наступает какая-то странная отрешенность. Бабуля хлопочет вокруг меня, собирает мою сумку, отправляет меня в душ. А я стою и смотрю, будто это все происходит не со мной. Потом приезжает скорая, и меня везут в роддом. И это тоже пока не со мной, не про меня. А вот когда приходит первая схватка, тут-то я и понимаю, что это очень даже про меня. И если до этого я была спокойна, как танк, то тут во мне посыпаются первые предвестники паники — я забываю как дышать. Благо врач со мной сильно не церемонится, и гаркнув один раз, возвращает меня на эту грешную землю. Дальше остается только терпеть, ждать и потом опять терпеть. Как я оказываюсь на кресле, помню плохо, а вот то, что было дальше, очень хочется забыть. Я дышу, тужусь, кричу… и так по кругу.

Заканчивается все как-то неожиданно для меня, потому что когда родовой зал наполняется пронзительным криком младенца, мне становится уже все равно на то, что было или не было до этого. И нет, ко мне не приходит радостное чувство материнства, ко мне наконец-то приходит понимание, что обратного пути нет.

Сын. Все-таки сын.

Когда мне кладут его на грудь, горячего, сморщенного и красного, боюсь даже шелохнуться. Вдруг я сделаю что-то не так? Не так посмотрю на него? Не так дыхну?

— Ну же смелее, мамочка, — шутит акушерка, видя, как я не решаюсь его коснуться, и кладет мою руку на маленькое тельце.

Мамочка. Это тоже что-то новое. Я теперь мама. И слезы катятся по моим щекам. И опять не от счастья. Но и не от горя. Я просто очень боюсь все испортить.

В нашей новой квартире собрались все — я, Сашка, наши родители, бабуля, Алена. Меня с комочком только что привезли из роддома. Он тихо посапывает в своей кроватке. А мы смотрим. Сашка очень серьезен, он внес комочек в дом. Вот как взял на руки при выписке, так и не отпускал. Моя мама уже комочек у него здесь дома забрала, а дальше уже каждый хочет его подержать, посмотреть. А у меня сердце каждый раз делает кульбит в груди, когда его передают с одних рук на другие. Наконец-то бабушка командует, чтобы ребенка оставили в покое. И я не сразу понимаю, что она говорит теперь не обо мне. Пора привыкать, ребенок теперь не я.

Потом мы садимся за праздничный стол, но вот атмосфера явно подкачала. Сидим, молчим. Я с осторожностью разглядываю Черновых-старших. Во мне все еще жива обида за их слова.

Я вижу, что они явно не особо довольны происходящим. Но стараются.

— Что вы решили с именем? — наконец-то протягивает мне ветку перемирия Надежда Викторовна.

— Мам, мы пока не думали, — смущенно отвечает Сашка. Да, имя мы так и не обсуждали.

— Как так? — удивляется бабуля. — Без имени нельзя никак.

— Можно в честь деда, — включается в беседу папа, но я его прерываю.

— Стас, — неуверенно говорю я, и это имя звучит как гром.

— Что? — уточняет Дмитрий Александрович.

— Его зовут Стас, — уже более категорично заявляю я, глядя в Сашины глаза. И не понимаю, что они сейчас мне говорят.

Черновы молчат, пытаясь осмыслить происшедшее.

— Да будет так, — весело заключает мама, не понимая, что происходит вокруг.

Я извиняюсь, и выхожу на кухню.

Следом за мной появляется Сашка. И долго смотрит на меня, своими темными глазами. И опять я ничего не могу прочитать в них.

— Ты против? — осторожно спрашиваю я.

Но он не отвечает. Подходит ко мне и с силой прижимает меня к себе, мне даже больно становится, но я не сопротивляюсь. Он утыкается носом куда-то мне в висок, и шепчет: «Спасибо тебе».

Здравствуй, Станисав Чернов — наше самое правильное решение в этой жизни.

Глава 23

Дети возвращаются уже под вечер, уставшие, но зато довольные и сытые. Не сразу понимаю, с чего это они такие благостные после посещения Черновых-старших, но Ромка поясняет, что приходил папа и возил всех гулять, а потом в пиццерию.

Стас к тому времени уже вполне пришел в себя, поэтому сразу закрывается в комнате с Дамиром и Ромой. Все понятно, у них совещание. Девочки без задних ног валяются перед телевизором, не желая совершать лишних телодвижений. Хорошо же Сашка их там всех умотал!

А мы с Кирюхой пьем чай на кухне. Если честно, мне иногда его очень жаль, в силу возраста он не попадает ни в одну из детских группировок. Старшие братья его в свою тусовку не включают, а с девчонками тому неинтересно. Поэтому ребенок периодически выглядит потерянным и одиноким. В Москве хоть школа спасала, там одноклассники, друзья, секции. А тут сидит и киснет. Надо срочно куда-то его пристраивать, во двор хотя бы почаще выгонять, чтоб друзей нашел. Но ребенок от природы был стеснителен, поэтому это не так легко.

— Как к бабушке с дедушкой сходили?

— Нормально, — тянет Кирюха.

Очень информативно.

— Сильно удивились, когда вы пришли?

— Ну да…

Разболтать младшего сына — это целое искусство.

— Не спросили, откуда вы взялись здесь?

— Спросили…

— И…?

— Сказали, что в гости приехали, — очень хочется стукнуться головой об стол.

Вот Стас всегда все вываливал, при условии, что в настроении. Дамир — всегда по существу. Рома — когда его что-то не устраивает. Девочки вообще трещат обо всем на свете, на то они и девочки.

С Кириллом же все обстоит куда сложнее. По жизни более восприимчивый, ему кажется, что он должен повторять за братьями, которые по своей натуре куда твердолобей и местами даже циничней.

— А про нас с папой спрашивали?

— Да.

— А вы?

— Ну, нам Дамир в подъезде сказал про вашу ссору молчать.

Вот же… стратеги, блин.

— А про Стаса мы сказали, что он заболел, а ты с ним сидишь, — добавляет Кирюха.

Вспоминая про «болезнь» Стаса, начинаю жалеть, что вообще подняла весь этот разговор, потому что…

— Мам, — мнется он, прежде чем спросить. — А почему папа со Стасом вчера дрались?

…потому что сейчас посыпятся вопросы. Рассказывать сын не любит, а вот спрашивать очень даже, особенно если его что-то тревожит.

— Они не дрались, просто Стас очень зол был, и не знал, как по-другому справиться со своими чувствами.

Кирилл какое-то время молчит, а потом все-таки отваживается на следующий вопрос.

— А я тоже должен злиться на папу?

Ну вот, опять…

— Ну что ты такое говоришь… Конечно, нет. Тебе абсолютно не за что на папу злиться.