Альфа-ноль - Каменистый Артем. Страница 25

В общем, мне не улыбалось на ночь глядя приходить к кому-то, о ком поговаривают не самые приятные вещи.

Ниже по реке сверкнула молния, спустя несколько секунд до ушей донесся раскат грома. Гроза приближалась, первые тяжелые капли уже начали постукивать подранке, покрывавшей крыши домов.

Если я прямо сейчас не спрячусь под крышу, быстро вымокну до последней нитки. А с моим никчемным здоровьем это грозит нешуточными последствиями.

Переборов детские страхи, поспешил вперед. Туда, где скорее угадывался, чем просматривался маленький сарайчик. Односкатное низенькое сооружение, вписанное в угол меж стенами фактории. В таком дрова хранить или кур держать, но никак не людей. Однако альтернативы нет: или там, или на улице.

Двери не было, узкий проем закрывался толстой тростниковой циновкой. Холодные капли колотили по спине уже столь часто и сильно, что мне не понадобилось собирать всю свою решимость в кулак. Решительно приподнял преграду и полез во мрак, царивший внутри.

И оттуда, из этого мрака, навстречу ринулось что-то омерзительно белесое, страшное, явно нечеловеческое. В лицо ударило чужое дыхание вперемешку с шипящими звуками, складывающимися в слова:

— Не тро-о-о-о-о-ожь! Оно мое-о-о-о-о! Мое-о-о-о-о!

В небесах громыхнуло так, что земля подо мной содрогнулась. При вспышке молнии я рассмотрел подробности того, что со мной разговаривало.

И тогда я заорал. Заорал страшно, душераздирающе.

Вместе с упырем. Тот тоже во всю мощь глотки закричал вполне по-человечески и дернулся назад, заваливаясь. При вспышке очередной молнии я заметил, как он, не поднимаясь, на четвереньках улепетывает в дальний угол сарайчика.

А затем стало абсолютно темно. Это я, неловко разворачиваясь, нечаянно опустил угол циновки, и теперь при вспышках молнии света почти не прибавлялось.

Следующие полчаса были, наверное, самыми долгими в моей жизни. Но не сказать, что ужасающими. Будь дело совсем плохо, меня бы не остановила непогода. Да лучше под ливнем ночевать, чем с потусторонней сущностью, способной высосать тебя досуха.

Но голова все еще при мне, и потому вспомнил все предшествующие рассуждения и заодно прикинул, что никто не станет держать в фактории настоящего вампира. Люди могут говорить всякое, это у них не отнять, но реальность такова, что Бяка — странновато выглядит, но употреблением в пищу мне подобных не занимается.

И даже более того, он боится меня не меньше, чем я его. Скорее даже больше. Я вот сижу возле входа, настороженно посматривая в его сторону, а он там время от времени скулит и всхлипывает. Если эти звуки не особенность его расы или личные привычки, получается, Бяка там чуть ли не рыдает в два ручья, а вот у меня и в мыслях нет слезы проливать.

Гроза начала удаляться, зато сверху прямо начало капать на макушку. Крыша явно не в порядке, по звукам можно определить, что это далеко не единственная протечка.

С трудом найдя себе местечко, где на голову не струилась вода, я с осуждением произнес:

— Лодырь ты, Бяка. Мог бы крышу починить.

— Оно мое-о-о-о, — неуверенно протянули в ответ.

— Да твое оно, твое. Не знаю что, но твое.

— Отбирать будешь? — недоверчиво уточнили из угла.

— Да сказал же, твое это. Я уважаю право частной собственности.

— Мое. Оно мое. Оно у меня останется, — жалким тоном добавил к этому Бяка и осведомился о самом важном: — Бить сильно будешь?

— За что тебя бить?

— Не знаю. Мне никогда не говорят. Просто бьют и отбирают то, что мое. Ты, наверное, тоже так хочешь сделать, да?

— Угу, прям мечтаю. Да успокойся ты уже. Я не подраться пришел, меня Эш к тебе в команду назначил.

— Эш?! Команда?! Нет никакой команды. И Эшу нет дела до меня. Ты обманщик!

— Ничего я не обманщик. Я с обозом приехал. И Эш сам сказал, что я теперь с тобой.

— Я понял, — напрягшимся голосом ответили из мрака. — Эш собирается отнять мое. Нет! Не отдам! Оно мое!

— Да как же с тобой сложно! — простонал я. — Не нужен ты Эшу. И я ему не нужен. Плевать Эшу на нас обоих. Сказал, что ты урод бесполезный и что я тоже калека. Из нас двоих получится один нормальный работник. Работать мы с тобой вместе будем, ты понял? Может, даже карьеру сделаем. Поднимемся, большими людьми станем, переселимся в сарай побольше. Ну, чего скулишь? Мы с тобой одинаковые, нет смысла друг друга бояться.

— Не отберешь? — недоверчиво уточнили из мрака.

Однообразный диалог начал надоедать. Потому я перешел к тяжелой артиллерии, дабы доказать, что не посягаю на неведомую собственность собеседника:

— Нет. Не отберу. Я даже с тобой поделюсь. Хочешь хлеба с салом?

— Конечно, хочу. Но нету.

— У меня есть.

— Я знаю.

— Откуда знаешь?

— Запах сказал.

— Нюх хороший, да?

— Сало пахучее, — захлебываясь слюной, ответил Бяка.

— У тебя ножа нет? — спросил я.

— Никак зарезать меня удумал?! — резко насторожился упырь.

— А если голову включить? Как я сало тебе дам? Кусок большой, его резать надо.

— Ты поделишься со мной салом?! — с эмоциональной смесью недоверия и отчаянной надежды уточнили из темноты.

— Да, поделюсь. И хлеба дам. Хлеба мало, и он черствый. Но зато без плесени.

— Рейнская мука, — со знанием дела заявил Бяка. — Нет ножа у меня. Но есть щепка. Острая она. Сало отрежет. Если шкурка не жесткая, шкурку тоже отрежет.

— Хорошая идея. Только тяжело в темноте это делать.

— Сейчас станет светло, — загадочно пообещал Бяка.

Проблему освещения упырь решил уже знакомым мне способом. Где-то в темном углу у него хранилась крохотная соломенная клетка, в которой сидело несколько жирных местных светлячков. Такая же была у Крола. По словам обозника, если этих насекомых хорошо кормить, они могут целый год экономить свечи и факелы.

Не сказать, что это лампа на сотню ватт, но мрак в сарайчике рассеялся. При скудном переменчивом свете я разглядел Бяку подробнее и пришел к выводу, что здесь не бояться, а плакать надо.

Ростом меня природа не обделила, в этом я не уступал большинству мальчишек своего возраста. Вот с комплекцией — это да, сэкономила. Мое слабое тело не получалось откармливать и физически нагружать. Оттого я получился болезненно-хрупким, будто страдающий от неизлечимой смертельной болезни.

Что, в сущности, соответствует истине.

По Бяке не понять, сколько ему лет. Черты лица и правда напоминают вампирские, а они существа без возраста. В принципе, если скрыть ненормально острую нижнюю челюсть и такие же причудливые уши, лишь меловой оттенок кожи подскажет, что перед тобой необычный человек. В остальном это низкорослый и такой же, как я, болезненно-худощавый подросток. Одежда состоит из сложного нагромождения рваного тряпья, на голове запущенный колтун, ноги босые и грязные до черноты. При этом упырь не благоухает немытой вонью, похоже, что с гигиеной он, может, и не тесно дружит, но знаком.

Сало Бяка смаковал так, как лакомки конфеты и мороженое не смакуют. По всему заметно, что такая еда для него является редчайшей роскошью.

Не удержавшись, я спросил:

— Ты что, давно сало не ел?

Тот, призадумавшись, неуверенно ответил:

— Я не помню сало. Помню запах. Нюхать дают. Есть не дают.

— Жадные твари.

— Да, жадные, — согласился Бяка. — И мое отбирают. Все время отбирают.

При последних словах он покосился на меня с подозрением.

Покачав головой, я заявил:

— Ты же видишь, я не отбираю, я, наоборот, делюсь. Сала немного у меня, а делюсь. Вот кончится сало, кончится хлеб, кто меня кормить будет? Ты, что ли?

— Я бы покормил. Ты добрый, тебя можно кормить. Но у меня нет ничего.

— И чем же ты питаешься?

— Утром работу дадут. Если сделаю, покормят. Салом не покормят, кашей покормят.

— А за работу платят?

— Кашу дают. Утром дают. И вечером дают. Днем не дают.

— Понятно.

— Но могут кашу не дать. Тогда голодным спать буду. Как сегодня. Работу сделал, но отобрали все. Ничего не принес сдавать. Сказали, нет работы, значит, и каши тоже нет. Теперь буду сытым. Сала мало, но вкусное оно. — Бяка выразительно покосился на мешок, в котором я держал остатки.