Остров - Хаксли Олдос. Страница 18

— И как вы поступаете, когда он принимается разыгрывать перед вами отчаявшегося грешника? Дерете за уши?

— Да, — ответила она, — но есть и другие средства… Радха и Ранга взглянули друг на друга и расхохотались.

— Совершенно верно, — сказал Уилл. — Но, учитывая эти обстоятельства, охотно ли Ранга расстанется с Палой? Пусть даже всего на пару лет.

— Не очень, — признался Ранга.

— Он должен ехать, — твердо сказала Радха.

— Но, живя там, будет ли он счастлив?

— А вот об этом я и хотел вас спросить, — сказал Ранга.

— Что ж, климат вам не понравится, пища тоже, не говоря уж о шуме и запахах, да и архитектура покажется непривлекательной. Но вы обязательно увлечетесь работой и, возможно, подружитесь со многими.

— А какие там девушки? — поинтересовалась Радха.

— Что бы вы хотели услышать в ответ? — сказал Уилл. — Утешительную ложь или слова истины?

— Я хочу знать правду.

— Правда, дорогая моя, заключается в том, что Ранга будет иметь головокружительный успех. Многие девушки найдут его неотразимым. И некоторые из них тоже окажутся привлекательными. Каково вам будет, если он не устоит?

— Я буду за него рада. Уилл поглядел на Рангу.

— А как вы отнесетесь к тому, если Радха найдет утешение с другим юношей, пока вас здесь не будет?

— Мне бы следовало за нее порадоваться; не знаю, сумею ли.

— Вы возьмете с нее обещание хранить верность?

— Я не буду требовать никаких обещаний.

— Несмотря на то, что она ваша девушка?

— Она сама себе хозяйка,

— И Ранга — сам себе хозяин, — ответила маленькая сиделка. — Он волен делать все, что ему хочется. Уилл вспомнил землянично-розовый альков Бэбз и злобно расхохотался.

— И даже то, чего не хочется, — сказал он. Юноша и девушка взглянули на него с некоторым изумлением. Уилл спохватился и сказал со спокойной улыбкой:

— Я забыл, что один из вас чересчур здоров, а у другого всего лишь небольшой сдвиг влево. Где вам понять, о чем болтает сумасшедший из больного мира? Не дав им ответить, он продолжал: — Скажите, давно ли…— Уилл замялся. — Возможно, я не достаточно скромен… Но тогда вы просто напомните мне, что не следует соваться не в свое дело. И все же, мне хотелось бы знать, из простого человеческого любопытства, давно ли вы стали друзьями.

— Именно друзьями? Или любовниками?

— Что ж, раз зашла о том речь, почему бы не выяснить сразу оба вопроса?

— Так вот, подружились мы с Рангой в раннем детстве. А любовниками стали, когда мне исполнилось пятнадцать с половиной, а Ранге семнадцать лет. И вот

уже два с половиной года мы вместе, не считая приключения с белой пижамой.

— И никто не возражал?

— А на каком основании?

— В самом деле, на каком основании? — откликнулся Уилл. — Однако в том мире, где я живу, возражать бы стал всякий.

— А что вы скажете нам о юношах?

— Теоретически, им предписано меньше запретов, чем девушкам. Но на практике… Вообразите, что происходит, когда пять — шесть сотен подростков помещают в одном пансионе. Случается ли у вас здесь такое?

— Конечно.

— Удивительно.

— Чему же тут удивляться?

— Хотя бы тому, что даже девушкам здесь все позволяется.

— Но один вид любви не исключает другой.

— И оба вида узаконены?

— Разумеется.

— Значит, никто бы не осудил Муругана, если бы он заинтересовался другим юношей в пижаме?

— Да, если бы они при этом были добрыми друзьями.

— Но, к сожалению, — сказала Радха, — рани сделала все, чтобы он интересовался только ею. Ею и собой.

— И никаких юношей?

— Возможно, сейчас кто-то есть. Не знаю. Но тогда — это я знаю точно — для него никого не существовало. Ни юношей, ни девушек. Только мама, мастурбации и Просветленный Учитель. Список дополнят пластинки с джазовой музыкой, спортивные автомобили и гитлеровские замыслы стать Великим Вождем и превратить Палу в то, что он называет современным государством.

— Три недели назад, — сказал Ранга, — он и рани были во дворце в Шивапураме. Они пригласили нас, студентов университета, и Муруган изложил свои идеи

о нефти, индустриализации, телевидении, вооружении и о Крестовом Походе Духа.

— Ему удалось кого-нибудь обратить? Ранга покачал головой.

— Кому же захочется променять богатую, бесконечно интересную, добрую жизнь на дурную, бедную и неизмеримо скучную? Мы не нуждаемся ни в ваших быстроходных катерах, ни в телевидении. Еще менее нам нужны ваши войны и революции, ваши восстания и политические призывы, и ваша метафизическая чушь из Рима или Москвы. Вы когда-либо слышали о мэйтхуне? — спросил он.

— Мэйтхуне? — спросил он. — Что это такое?

— Обратимся сначала к истории, — ответил Ранга и с солидностью и педантизмом студента, который читает доклад о вещах, недавно им изученных, принялся рассказывать: — Буддизм был занесен на Палу около двенадцати веков назад, но не с Цейлона, а из Бенгалии; была и вторая волна: через Бенгалию из Тибета. Поэтому на Пале исповедуют махаяна-буддизм, насквозь пронизанный тантрой. Вам известно, что такое тантра? Уилл признался, что имеет о тантре весьма туманное представление.

— Сказать правду, — заявил Ранга со смешком, пробившимся сквозь скорлупу лекторского педантизма, — я и сам знаю не больше вашего. О тантре можно говорить долго, там немало глупостей и предрассудков, которые не стоят внимания. Но есть и здоровая основа. Тантристы не отрицают существования мира, ни его ценности, не стремятся достичь нирваны, чтобы спрятаться от жизни, подобно монахам южной школы. Напротив, они принимают мир и используют все — начиная с собственных поступков и включая зрительные, слуховые, осязательные, вкусовые впечатления, — чтобы освободиться из тюрьмы собственного «я».

— Звучит неплохо, — скептически вежливо заметил Уилл.

— Но мы на этом не останавливаемся, — заявил Ранга, и студенческий педантизм растворился в горячности юношеского прозелитизма, — и здесь-то и видна разница между вашей и нашей философией. Западные философы, даже лучшие из них, всего лишь неплохие говоруны. Восточным философам зачастую недостает красноречия. Но это не важно. Цель их философии — не слова. Восточная философия прагматична и действенна. Она подобна философии современной физики, однако рассматривает предметы, относящиеся к психологии, и приводит к трансцендентальным результатам. Ваши метафизики, утверждая что-либо о природе человека и о вселенной, не способны научить читателя познавать истинность их высказываний. Мы же свои высказывания сопровождаем целым рядом советов, помогающих на деле убедиться в силе наших утверждений. Например, Tat tvam asi: Ты — это Тот, сердцевина всей нашей философии.

— Tat tvam asi, — повторил Уилл.

— Это кажется утверждением из области метафизики; но в действительности это касается психологического опыта, причем наши философы учат, что нужно сделать, чтобы этот опыт пережить самому и убедиться в истинности высказывания. Средства эти называются йога, дхьяна или дзен, а в особых случаях — мэйтхуна.

— Итак, мы возвращаемся к моему вопросу. Что же такое мэйтхуна?

— Вам следует спросить об этом Радху.

— Так что же это? — обратился Уилл к маленькой сиделке.

— Мэйтхуна, — серьезно ответила девушка, — это йога любви.

— Для посвященных или профанов?

— Не имеет значения.

— Видите ли, — пояснил Ранга, — прибегая к мэйт-хуне, вы из профана делаетесь посвященным.

— Буддхатван йоша йонисаншршпан, — процитировала девушка.

— Только не на санскрите! Что значат эти слова?

— Как переводится буддхатван, Ранга?

— Буддоподобность, буддоподобие; или состояние просветленности. Радха кивнула и вновь обратилась к Уиллу.

— Это означает буддрподобие, пребывающее в йони.

— В йони?

Уилл вспомнил маленькие каменные эмблемы Вечной Женственности, которые он купил как сувениры для девиц-секретарш у горбатого продавца bondieuseries в Бернаресе. Восемь анн с изображением черных йони, двенадцать — с почитающимися более священными йони-лингам.