Внеплановая беременность (СИ) - Кострова Валентина. Страница 19

— Почему ты так думаешь? — поворачиваю голову в сторону Ани, она кротко улыбается, теребит замок куртки снизу.

— Мне кажется, что если бы ты хотел работать в офисе, это случилось бы давно, а не сейчас. Ты переживаешь за Пашу?

— Я переживаю за тебя. Ты молодая, беременная, а тут я еще со своими проблемами и большим ребенком. Мне кажется, что зря тебя втянул в это дело.

— Уже поздно об этом думать, — поднимает руку, крутит обручальное кольцо. — Я твоя жена. Не переживай, Никита, все будет хорошо. Мне самой немного страшно, но я верю, что подружусь с Пашей, найду с ним контакт. Что касается работы, тут тоже не надо ничего менять ради нас. В офисе тебе будет некомфортно.

— Когда ты родишь малыша, забот будет больше. Я не всегда смогу быть рядом из-за командировок. Это была одна из причин, почему мой первый брак потерпел крушение.

— Возможно, твоя бывшая жена не была в хороших отношениях с твоей мамой, — ее улыбка, ее игривый тон заставляет меня тихо рассмеяться, не сдерживать улыбку в ответ. — Я планирую пользоваться ее помощью. Она уже сейчас говорит, что будет активно меня поддерживать.

— Если мама что-то решила для себя, от нее потом не отвяжешься.

— Она чудесная. Я не перестаю благодарить Бога за нашу с ней встречу. Если бы не Полина Сергеевна, я, наверное, сделала аборт, — тихо заканчивает предложение, отвернувшись лицом к окну. Шестым чувством понимаю, что она плачет, хоть и не издает ни звука, не трясется в безмолвном плаче. Как ее утешить? Были бы с ней в отношениях, остановил машину, обнял и поцеловал, а так…

— Не думай об этом. Сейчас у тебя есть я, — Аня довольно резко оборачивается. Нос красный, глаза на мокром месте. — Я хочу быть тебе другом, — дружелюбно улыбаюсь. Надеюсь, что не выдам себя с потрохами. Другом я хочу быть совсем немного.

— Другом? — облегчение в глазах царапает меня, заставляет обуздать непристойные мыслишки. Они постоянно крутятся в голове, подстрекая к действиям, когда окажемся в квартире.

— Мы должны с тобой подружиться для совместной жизни под одной крышей, — вытирает ладонями лицо, неуверенно улыбается мне. Даже такая: немного растрепанная, немного заплаканная, — она прекрасна.

Мы приезжаем к дому, в молчании поднимаемся в квартиру. Аня снимает с себя куртку вешает рядом с моим пальто, аккуратно ставит свою обувь рядом с моими ботинками. Я не оглядываюсь назад, несу ее сумку в спальню. Щелкаю выключателем, комната освещается приглушенным светом настенных бра. Взгляд натыкается на кровать. Меня прошибает током от мысли: мы будем спать вдвоем. Не сейчас, конечно, сейчас я могу лечь в комнате Паши или в гостиной на диване. Вообще. Рано или поздно мы окажемся под одним одеялом. Становится очень жарко и душно. Ставлю сумку Ани возле шкафа, ослабляю узел галстука. Стянув его через голову, снимаю пиджак. За спиной ни звука. Оборачиваюсь.

Она смотрит на меня в упор. Полумрак не позволяет рассмотреть выражение глаз, лица, но вот чувствовать… Ее страх ощутим. Я чувствую его кожей, чувствую его в воздухе. Он как живой человек встает между нами.

— Не бойся, — аккуратно вешаю пиджак на напольную вешалку, расстегиваю манжеты. — Я не собираюсь тебя принуждать, пользоваться законным правом мужа. Не для этого женился. Только ты должна понимать, что спать мы будем в одной кровати. Сегодня я переночую на диване, завтра вернусь в эту спальню и лягу рядом. Постарайся довериться и верить мне, Аня. Хорошо?

— Хорошо. Прости, — обнимает себя руками, опускает голову. Какое-то время стоим друг напротив друга, не двигаемся. Мы обязательно привыкнем к изменениям в нашей жизни. Другого выхода нет. Я отворачиваюсь, открываю дверку, достаю футболку и домашние штаны.

— Никита, — она меня окликает почти в дверях. — Не могли бы помочь расстегнуть мне платье сзади. Молния на спине, — от волнения Аня вновь переходит на «вы». Кивают, кладу одежду на комод, подхожу к девушке. Она поворачивается ко мне спиной. Интересно, мать специально купила такое платье? Или оно просто слишком красивое и хорошее?

Берусь за хвостик замка, медленно тяну вниз. Перед глазами появляется линия позвоночника. Рука дергается. Аня напрягается, я тоже застываю, как преступник пойманный на месте преступления. Борюсь с соблазном прикоснуться к ней, пересчитать позвонки. Нельзя этого делать. Руки держать при себе. Все держать при себе. Даже мысли держать при себе. Сейчас по полной программе осознаю, на какую пытку себя обрек.

— С прической тоже помочь? — голос совсем севший, а сердце замедляется в ритме, мощным толчком выталкивает кровь.

— Если вам не сложно… — ее голос тоже почему-то сипит, кожа покрывается мурашками, как только касаюсь пальцами ее затылка. Сколько там шпилек и невидимок в волосах? Двадцать? Или сто? Я смогу это испытание пройти достойно, выйду из комнаты, а там катись все к черту.

Волосы водопадом падают на спину Ани, мне удается незаметно пропустить несколько прядей сквозь пальцы. Шелк. И вкусно пахнут. А еще нужно валить отсюда, пока я в состоянии двинуться с места.

— Спокойно ночи, Аня.

— Спокойной ночи, Никита.

20 глава Аня

Аня

— Ты рано проснулась.

Вздрагиваю, оглядываюсь через плечо. Никита сдержанно мне улыбается, застегивает рукава на рубашке. Предупреждение о том, что он на следующую ночь будет спать со мной в одной кровати, осталось всего лишь предупреждением. Никита не заходил в спальню без предварительного стука, не поднимал тему о том, что муж и жена должны спать вместе. Мы завтракали, обсуждали бытовые вопросы, старались избегать лишних прикосновений и долгих взглядов. Слишком все призрачно, тонко, непонятно. Вроде тянешься к этому человеку, смотришь в его глаза, видишь такой же интерес, как у тебя, но есть «но». И вот это «но» тормозит в самом начале пути. Мы не сумели использовать день так, как намекала Полина Сергеевна. Я проводила время за книгами, в интернете. Никита прикрывался работой. Правда, вечером вышли прогуляться. Молча, рядом, украдкой поглядывая друг на друга.

Я думала, что с возвращением сына Никита будет ночевать в спальне. Наверное, он так и планировал. Проблема возникла там, где в принципе и ожидалось. Паша не отпускал с приездом от себя отца.

— Я беспокойно спала. Голова болела.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Сейчас все нормально. Ты будешь чай или кофе?

— Кофе.

— А Паша что будет? Я приготовила сырники, омлет, кашу. Как-то упустила момент спросить тебя об этом, — выкладываю на блюдо все сырники, с улыбкой ставлю на стол. Сразу возвращаюсь к плите, наливаю кипяток из чайника в чашку, куда уже насыпала растворимый кофе. Я волнуюсь. Волнуюсь из-за Паши. Он вчера что-то буркнул себе под нос и спрятался в своей комнате. Ужинать отказался, Никита не настаивал. Думаю, что он сам еще до конца не знает, как вести себя с сыном.

— Доброе утро, — на кухне появляется недовольный Паша, усаживается на стул возле окна. На нем уже школьная форма.

— Доброе утром, Паша. Что ты будешь? Я приготовила сырники, омлет, сварила кашу. Что ты обычно по утрам ешь?

— Шоколадные шарики с молоком и какао, а чай я не пью, — демонстративно отодвигает чашку с заваренным чаем, скрещивает руки на груди. Никита перестает жевать, несколько секунд в упор смотрит на сына. Я растеряно перевожу взгляд с Паши на мужа и не знаю, что сказать.

— Хорошо. Я куплю сегодня тебе шоколадные шарики. Но сейчас тебе нужно позавтракать, чтобы не ехать в школу голодным, — мягко улыбаюсь, беру его тарелку, накладываю несколько сырников и поливаю сгущенкой. — Они очень вкусные.

— Подтверждаю, — с набитым ртом поддерживает меня Никита, улыбается, но в глазах застывает колючее выражение.

— Я не ем сырники. Не люблю творог. У меня аллергия. И вообще, хочу к маме! — стискиваю кулаки, переглядываюсь с Никитой. Паша мгновение сидит на месте, смотрит на нас обиженным взглядом.

— Паш… — Никита запинается, подбирает правильные слова.