Невеста белого тигра (СИ) - Грийе Полина. Страница 3

Идти босиком по траве было страшно и неудобно. Вдруг там какая-нибудь змея или насекомое ядовитое притаилось? Но лес был безмолвен и пуст. Немного поплутав, морщась и ойкая от боли в израненных ногах, я все же нашла куст с ягодами, который мне показал Хан. Набрав полный кулек, свернутый из подходящего листа, пошла обратно.

— Ну, вот и я. Знаю, хищникам нужно мясо, но его ведь надо сначала поймать, поэтому предлагаю побыть немного травоядным. Тебе нужны силы для восстановления организма…

Пока Хан завтракал, я, из найденных неподалеку больших очень плотных листьев неизвестного мне растения и остатков трофейного плаща пыталась соорудить некое подобие обуви. Зверь с любопытством наблюдал за моими манипуляциями.

— Хорошо тебе, — заметила я его внимание. — Ты меховой, теплый. Вон какая шкура! А я существо нежное, к лесу неприспособленное. Мне без обуви никак. Да и без одежды могу замерзнуть. На помощь бы кого-нибудь позвать, но я не знаю, куда идти. Да и тебя одного бросить не могу. Вот и выкручиваюсь.

Хан фыркнул и, чуть изменив позу, в которой лежал, приподнял переднюю лапу, словно приглашая забраться к нему подмышку, чем я и воспользовалась, удобно устроившись между передних лап тигра, прислонившись к мохнатой шее. Тигр был теплый, уютный и, какой-то родной что ли, словно очень близкий друг с которым знаком много-много лет. Согревшись я, измотанная предыдущей напряженной ночкой, крепко уснула.

Пробуждение было резким и внезапным — от тигриного рыка, раздавшегося мне в самое ухо. Испуганно подскочив от неожиданности, едва не упала, запнувшись о лапу Хана. Зверь сучил лапами, взрывая когтями землю, мотал лобастой башкой, словно пытаясь с себя что-то стряхнуть, и злобно рычал. Он даже попытался подняться, но не смог, неловко завалившись на бок и содрав импровизированную повязку.

— Хан! — я попыталась привлечь внимание зверя. — Хан! Успокойся! Что случилось? Тебе больно?

Может тигр среагировал на мой голос, а может и боль отпустила, но только зверь чуть затих, уткнулся носом в землю и закрыл морду лапами, изредка вздрагивая.

Медленно-медленно, стараясь не делать резких движений, я подошла к Хану и положила ладони ему на голову. От накатившей боли и огромного количества картинок-образов, сменяющихся с поразительной скоростью, я рухнула на колени, забывая, как дышать. Тигр мотнул головой, стряхивая мои руки. Боль тут же отпустила.

— Так ты еще и ощущениями делиться умеешь? Не только мыслями? — сделала я вывод. — М-да. Не хило тогда тебя корежит от боли. Как же тебе помочь?

Я снова протянула руку, намереваясь прикоснуться, но Хан оскалился и зарычал.

— Ну, надо же, какие мы гордые, — притворно обиделась я. — Все вы, мужики, одинаковые, что двуногие, что четверолапые. Все сами справиться пытаетесь. Помощь от женщины принять боитесь.

Я уселась рядом, демонстративно повернувшись к нему спиной. Послышался странный шорох, сменившийся сдавленным хрипом, и я, не выдержав, обернулась. Тигр, неестественно запрокинув голову, хрипел, содрогаясь в судорожном припадке. Язык вывалился, из пасти показалась пена, глаза остекленели. Словно чья-то могучая рука ломала и выворачивала животное, заставляя рычать и биться о землю от боли.

Отбросив в сторону страх и заглушив инстинкт самосохранения, я бросилась к Хану. Сейчас он здесь единственное близкое мне существо.

Схватившись руками за морду, я попыталась прижать голову к земле. Меня снова накрыло нечеловеческой болью. Хан попытался вырваться. На очередной волне боли его челюсти судорожно клацнули, случайно прикусив меня за ногу в попытке освободиться, но я вцепилась намертво, чувствуя, как сводит от напряжения пальцы. Его мощные челюсти с легкостью вспороли кожу, прокусывая голень до кости. Но на фоне тех страданий, что я уже испытывала, эта боль казалась незначительной. Я кричала, срывая голос, но тигра уже отпустить не могла — пальцы свело судорогой. Наконец, мой слабый человеческий организм, не справившись с болевыми ощущениями, отключился, погружая разум в спасительную темноту.

И снова я очнулась от того, что по лицу провезли чем-то мокрым и шершавым. Причем не один раз. С трудом разлепила глаза. Я лежала у лап тигра, который меня старательно вылизывал.

— Я тоже рада тебя видеть, — просипела я сорванным голосом.

Увидев, что я очнулась, Хан покаянно ткнулся в меня своей лобастой башкой, заставив от неожиданности выдохнуть и закашляться. В голове снова замелькали картинки. Сама не знаю, как у меня так получилось, но я вдруг поняла, что чувствую его эмоции, очень четко разделяя их на свои и чужие, пришедшие извне. Сейчас я остро ощутила его вину и раскаяние, а также недовольство мной и недоумение.

— Сама не знаю, зачем так сделала, — отмахнулась я от назойливого звериного взгляда. — Просто испугалась, что ты можешь умереть, и хотела хоть как-то помочь.

От дальнейших объяснений тигру своего странного поведения меня спасла внезапная боль, прострелившая голень, когда я попыталась сесть. Не сдержавшись, я застонала. Хан виновато ткнулся носом в ногу, легонько лизнув рану, и снова заглянул мне в глаза.

— Да не сержусь я на тебя, — я погладила звериную морду.

Оторвав кусок от подола своей пижамы, я кое-как перетянула рану, оставшись в импровизированном топе и испачканных бриджах. А затем, изрядно хромая, отправилась к ручью умываться и собирать завтрак. Там же, у ручья, нашла подходящую для костыля палку, и обратный путь прошел гораздо легче.

Хан отказывался от еды и упорно делал вид, что спит, но я чувствовала его эмоции — вину, злость, неверие.

— Ну, надо же! Животное, а такое совестливое! — попыталась я подначить тигра, гладя его между ушами. — Не каждый человек такую вину испытывать будет и голодовку объявлять.

Хан фыркнул и отвернулся. Сомневаюсь, что он что-то понял из моих слов, но игнорирует меня мастерски. Совершенно перестав его бояться, я уселась рядом и обхватила Хана за шею, зарывшись пальцами в длинный теплый мех. Немного помолчав и собравшись с мыслями, кое-как развернула его морду и посмотрела в глаза, стремясь донести до него все то, что хотела сказать.

— Хан, я не знаю, где я, не знаю, зачем я здесь и как долго тут пробуду, но ты сейчас единственное и самое близкое для меня существо, и без тебя я в этом лесу просто-напросто умру от банального переохлаждения, не говоря уже о хищниках, — я прижалась к тигру лбом и ненадолго замолчала, гадая, понял ли он хоть что-нибудь. Потом снова заглянула ему в глаза и поцеловала в нос, обнимая крепко-крепко. — Так что, прекрати дуться и давай опять дружить. Подумаешь, рана. Заживет. У тебя вон вообще бочина разодрана. Мы с тобой теперь два раненых бойца.

Хан сдавленно рыкнул, то ли от моей проникновенной речи, то ли от объятий. Перемирие было достигнуто.

Прошло два дня. Я кормила Хана ягодами, поила водой. Тигр выглядел с каждым часом все лучше, но встать все еще не мог. А вот моя нога наоборот распухла и сильно болела. Мое состояние ухудшалось, и я чувствовала, что еще чуть-чуть, и уже не сумею подняться.

В свободное от поисков еды время мы общались. А что еще оставалось делать двум раненым в возможно последние часы их жизни?

Сначала у меня плохо получалось, но постепенно я приспособилась. Не все понимала, не все получалось объяснить, но я старалась. В то же время, я заметила, что и тигр стал понимать обрывки моей речи и некоторые обрывки мыслей, не выраженные зрительными образами. Он показывал мне потрясающей красоты города, женщин в длинных платьях с пышными юбками, мужчин верхом на странных скакунах, лишь отдаленно напоминающих лошадей. Я же в свою очередь пыталась показать ему свой мир.

Вспоминать и рассказывать становилось все труднее, словно кто-то каждую минуту методично, один за другим, удалял важные фрагменты моей памяти. И по большей части я, удобно устроившись на плече Хана, просто говорила о чем-нибудь несущественном, пересказывала сказки, которые смогла вспомнить, периодически скатываясь в горячечный бред, а выныривая перебирала возможные варианты нашего спасения. В основном, уговаривала его съесть меня, если умру, и тем самым получить возможность выжить. Тигр злился, бесновато лупил хвостом, рычал и пытался заставить меня замолчать, прикусывая за руки. Я улыбалась, почесывая его за ушами, отмечая про себя, как неожиданно падок оказался на ласку грозный хищник, и целовала зверя в морду.