Чужая беременная (СИ) - Ваниль Мила. Страница 17
И прежде, чем Маша успела возразить, вышел во двор, хлопнув дверью.
= 18 =
Михаил видел Колькину машину, въезжающую в соседский двор. Но уж кого точно не ожидал лицезреть, так это самого Кольку. Николя! Ядрена вошь.
— Чего надо? — неласково спросил Михаил, цыкнув на Лорда.
— Поговорить.
— Как в прошлый раз?
Колька определенно нервничал. И поди разбери, кулаки у него чешутся или язык.
— Нет.
— Ну, говори.
— Не здесь. — Он сделал над собой усилие и пояснил: — Сейчас Маша следом прибежит, а хотелось бы без нее.
— А-а-а… — протянул Михаил, хотя ничего не понял. — Ладно, заходи. Только учти, кулаками махать начнешь, Лорду скормлю.
Коротко и ясно.
— Учту, — кивнул Колька.
— С Марусей все в порядке? — не выдержал Михаил, пропуская его в дом.
Мда… Если бы взглядом можно было убить, то он уже лег бы хладным трупом у Колькиных ног. Одно ясно наверняка — что-то тут нечисто.
— Вы простите, что я в прошлый раз не сдержался, — начал Колька, опустившись на предложенный стул.
— Ты, — облегчил ему задачу Михаил. — Давай на «ты», так проще. Ты уже не пацан, а я еще не старик. Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
— А кто забудет, тому оба? — хмыкнул Колька.
Понятливый. Хорошо, расслабился немного.
— Так чего хотел? Не извиняться же ты сюда пришел.
— Попросить хотел… — Колька снова насупился. — Это важно.
— Не тяни кота за яйца.
— Я уезжаю в другую страну. И не хочу оставлять тут Машу без присмотра. И так душа не на месте, как она тут одна. Но я хоть приехать мог по первому зову, а теперь нужно забрать ее в Москву.
— Угу… А от меня чего хочешь? — поинтересовался Михаил, едва Колька замолчал.
— Она ехать отказывается. Говорит, мне сосед поможет, если что.
— Так и говорит?
— Так и говорит.
— Правильно она говорит. — Михаил скрестил руки на груди. — Много от тебя помощи, даже если ты в Москве? А я тут, рядом. Ей деревенский воздух сейчас нужен, да хорошее питание. Чем она в Москве питаться будет? Порошковым молоком?
— А тебе что за радость ей помогать? — вскинулся Колька.
— А тебе? — вопросом на вопрос ответил Михаил. — Ты же вроде вообще… по мальчикам?
Он все же вывел его из себя. Колька побелел, как мел, скрипнул зубами и вскочил, ногой отшвыривая стул. Правда, драться не полез, но дышал шумно и страшно, раздувая ноздри.
— Ты мне мебель не ломай, — спокойно попросил Михаил.
— Мы с Машей дружим с детства, — процедил Колька сквозь зубы.
— Охотно верю. Только в мотивы твоих поступков, увы, не верю. Давай правду, Коль, если хочешь, чтобы я тебе помог.
Михаил с геями дружбы не водил, однако встречались на его жизненном пути люди с нетрадиционной ориентацией. Любви он к ним не испытывал, но и ненависти тоже. Но вот чего он точно не мог припомнить, так это чтобы кто-то из них злился, когда разговор заходил об их особенностях. Было что-то подозрительное в Колькином поведении.
— Почему я должен…
— Потому что это ты ко мне пришел, а не наоборот. Не хочешь говорить — дверь вон там.
Залаял Лорд. Уходя, Михаил велел ему никого не впускать. Это чтобы Маруся не смогла нагрянуть неожиданно.
— Ты смотри, уже тут, — хмыкнул Михаил, выглядывая из окна. Маруська мялась за калиткой, Лорд не позволял ей войти. — Переживает, как бы я тебе тут не сломал чего.
Он обернулся к Кольке:
— Проводить?
— Люблю я ее… — глухо выдохнул тот и рухнул на стул, обхватив голову руками.
Примерно что-то такое Михаил и ожидал услышать.
— А она тебя — нет, — констатировал он очевидный факт.
— Я для нее только друг.
— Тю… Ты для нее друг. Друг не может быть «только».
Колька скривился, но промолчал. Лорд перестал лаять, но угрожающе рычал, стоило Маруське просунуть руку к щеколде. Молодец, Лорд! Надо будет потом угостить его чем-нибудь вкусным.
— Ладно… друг. Так ты хочешь, чтобы я убедил Марусю в том, что на мою помощь она может не рассчитывать?
— Да.
— Нет.
— Почему?
— Во-первых, я уже дал обещание, а слов на ветер я не бросаю. Во-вторых, в деревне ей будет лучше. Ты надолго?
— На месяц. Может, на год.
— У-у-у… И кто о ней в городе позаботиться? Муж?
Кольку передернуло:
— Ты в курсе?
— О да. И родителей ее видел, познакомиться, слава богу, не довелось. Ты лучше скажи, друг… Давай только без обид и ерничанья.
— Постараюсь…
— Какого хрена ты уезжаешь так надолго, если любишь? Маруське сейчас ох как нелегко придется.
Колька сгорбился и уставился в одну точку. Смотрел мимо Михаила невидящим взглядом, решаясь еще на одно признание.
— Я Машу с детства люблю, — отмер он наконец. — Мы с ней в пять лет познакомились, в танцевальном ансамбле. Как запал на ее косички, так и все, пропал.
Да, косички у Маруси, и впрямь, волшебные.
— Мы дружили. Хорошо дружили. Классе в десятом я попытался за ней ухаживать, но она в упор не замечала моих стараний. Друг, и все. Целовать себя не позволяла, смеялась. Я думал, мелкая еще, не доросла, всему свое время. После школы Маша поступила в институт, а мне повезло, я выиграл грант на обучение в престижной танцевальной школе, в Америке. Когда я вернулся, Маша уже вышла замуж.
— Нет повести печальнее на свете… — пробормотал Михаил. — Ну? И ты решил стать геем ей назло?
— Я хотел остаться другом, — мотнул головой Колька. — Маша порядочная, она не стала бы иначе… Да и я… Других женщин для меня не существовало. Думал, я однолюб. Так не все ли равно, что обо мне говорят?
— Санта-Барбара… — Михаил подпер рукой голову. — Я впервые такого идиота вижу.
— Сам же просил без ерничанья! — возмутился Колька.
— Да, прости. — Он почесал бровь. — А сейчас что изменилось?
— А сейчас мне предложили очень выгодный контракт.
— Контракт важнее любимой женщины?
— Нет. — Колька перестал кривиться, посмотрел на Михаила в упор. — Я вдруг понял, что любимой женщины у меня нет. И никогда не было. Я навсегда — только друг.
— Я тебе, конечно, сочувствую… Но все же лучше поздно, чем никогда.
— Наверное…
— И теперь, возвращаясь к твоей просьбе… Коль, ты подумай еще раз. Я, конечно, человек посторонний, всех тонкостей знать не могу. И если ты будешь настаивать, то скажу Марусе все, что захочешь. Но где ей будет лучше, здесь или в Москве? Она же не просто так убежала, ее там многое тяготит. А я девочку не обижу, присмотрю, помогу.
Думал Колька недолго.
— Ты прав, — признал он. — Но если с ней что случится…
— Понял, — серьезно кивнул Михаил. — Я не жилец.
— Ты только ей ничего не говори обо мне.
— Пусть и дальше думает, что ты — гей?
— Да.
— Ладно, как скажешь…
Маруська за калиткой уже достигла точки кипения, потому как едва они вышли на крыльцо, завопила:
— И не стыдно вам над беременной издеваться!
— Маш, поехали за саженцами, — вздохнул Колька. — Оставайся здесь, если хочешь.
— Ура-а-а! — запрыгала Маруся.
Михаил прятал улыбку, наблюдая за ней. Он отогнал пса, и Колька вышел к Марусе. Та повисла у него на шее, поцеловала в щеку, а потом строго отчитала:
— Я думала, ты драться ходил! Не пугай меня больше, хорошо?
— Хорошо, — покорно согласился незадачливый «Ромео».
— А с тобой я вечером поговорю! — грозно пообещала Маруся Михаилу.
— Уже боюсь, — фыркнул он и ушел на задний двор.
За молоком Маруся пошла умиротворенная и слегка уставшая. Полдня они с Николя выбирали цветы и саженцы, потом он копал ямы под кусты, а она готовила, то и дело выглядывая из окна.
Слова Николя не шли у нее из головы. Пошутил? Или нет? Он работал, раздевшись по пояс. Сказал, что не боится обгореть на солнце. Маша пыталась посмотреть на него другими глазами, как на привлекательного мужчину.
Николя можно назвать красивым. И, благодаря профессии, сложен он великолепно. Мышцы бугрятся под кожей, и движения четкие, сильные. Тату у него на левом плече, а серьга — в правом ухе. Николя никогда не говорил, что означают иероглифы его татуировки, и фотографировать не позволял. Все отшучивался.