Джек Абсолют - Хамфрис Крис. Страница 13

Продолжая удерживать Луизу за рукав платья, Джек слегка потянул ее на себя. Она для виду попыталась отпрянуть, но потом поддалась и придвинулась к нему.

— Платье порвешь, — выдохнула она.

— Вот что бы я сделал с радостью, — отозвался он.

Девушка на мгновение прильнула к нему, но тут же отпрянула: ее спугнуло движение наверху. Матрос бочком скользил по рангоуту к тому месту, где открепилась какая-то снасть. Отстранившись от Джека, Луиза принялась быстро обмахиваться веером. Пальцы Джека еще сохраняли ощущение нежного шелка ее платья. Платья, цвет которого вдруг показался ему исполненным значения.

— Тебя что-то огорчило? — спросила Луиза, заметив, что он сдвинул брови.

— Нет... Да.

Он вновь устремил взгляд на зеленый склон над городом.

— В своих мечтах я часто возвращался в этот мир. — Он указал на побережье и глубоко вздохнул. — Ате нашел меня здесь. Он чувствует, что у меня на уме, и знает, когда меня посещают воспоминания.

— Хорошие воспоминания?

— Да... Нет. И то и другое. Это зависит от того, как ты сам решишь на них посмотреть. Ате процитировал бы «Гамлета»: «Сами по себе вещи не бывают хорошими и дурными, а только в нашей оценке».

— Мудрые слова. И как ты решил оценить свои воспоминания?

— Боюсь, что плохо.

Найдется ли женщина, которой действительно хочется знать правду о былых увлечениях ее мужчины?

— Расскажи, — попросила Луиза, заметив и правильно поняв его колебания.

— Я... Здесь когда-то... была женщина. Тоунзаа. Индеанка из племени могавк.

— Тоунзаа? Красивое имя.

— Как и она сама. После событий, которые ты лицезрела в своеобразной интерпретации этого прохвоста Шеридана в его «Соперниках», я в шестьдесят третьем году вернулся сюда. И встретил ее. Она...

— Умерла?

— Была убита.

— О! — Луиза покраснела. — Прости. Мне очень жаль.

— Мне тоже было... очень жаль. Все это случилось четырнадцать лет назад, однако я ничего не забыл. — Он снова бросил взгляд на высокий лесистый берег. — А возвращение сюда обострило воспоминания, невольно заставив меня задуматься о многом. Например, о смерти... Сними это платье, — неожиданно потребовал он, снова повернувшись к Луизе.

— Но почему? Оно ведь... — начала она, раскрывая свой веер.

— Подожди. Послушай меня. У нас в Корнуолле есть поговорка: «Той, что красуется в зеленом платье, скоро придется надеть черное».

Девушка сложила и опустила веер.

— Похоже, присловье в ходу и у нас в Нью-Йорке. Я ношу зеленое, в частности, и по этой причине.

— Вопреки приметам?

— Именно. Я — дочь нашего просвещенного века, Джек, и меня не напугать детскими сказками. Конечно, твоя история трагична, но... — Она пожала плечами. — Смерть — это единственное, что для всех нас несомненно и неизбежно. Ее не обманешь с помощью суеверий.

Некоторое время Джек молча смотрел на свою собеседницу, а потом кивнул.

— Ладно, как знаешь. Но будь осторожна, — тихонько промолвил он.

Матрос на стеньге, восхитительно фальшивя, затянул разухабистую песенку, видать помогавшую ему в работе.

— Можешь не предупреждать, — сказала Луиза. — Я не из тех, кому по нраву напрасный риск.

— Как раз из тех самых. Тебе приспичило присоединиться к своему отцу и полку, которым он командует. А командовать этим полком ему предстоит не на параде, а на войне.

— Но ведь мне придется не стрелять в противника, а сидеть в лагере, вязать носки и сплетничать с офицерскими женами. Признаюсь, я частенько мечтала о том, чтобы все было иначе. Чтобы у меня появилась возможность обменяться ударами с этими... мятежниками. Увы, — вздохнула Луиза, — никакая опасность мне не грозит.

Джек промолчал, стиснув зубы и устремив взгляд в сторону города. Темнело, и зажигавшиеся в окнах Квебека огни походили на светлячков, начинавших свой ночной танец.

— Бесконечные ужины, вечеринки, юные галантные кавалеры, виляющие перед тобой хвостом, в то время как я, возможно, нахожусь вдалеке... Да, ты права: это мне угрожает настоящая опасность.

Он хотел возобновить их игру, но теперь Луиза не желала играть в нее.

— В этом смысле, сэр, вам решительно ничто не угрожает. И в конце войны...

Она умолкла.

Они так и не сошлись на том, что будет означать для них мир, ибо многое зависело от того, кто возьмет верх. Победа мятежников означала изгнание для всех сохранивших верность Короне. Многие уже пожертвовали своими землями, оказавшимися в руках бунтовщиков. Но если восторжествует Корона... Какое будущее может ожидать их двоих?

Уточнить что-либо на сей счет не удалось, ибо матрос с глухим стуком спрыгнул с мачты на палубу. Они встрепенулись, а он пошел себе дальше, насвистывая еще более фальшиво, чем наверху. Когда моряк скрылся из виду, Джек и Луиза рассмеялись.

Корабельный колокол отбил восемь склянок.

— Ужин?

— Точно.

Что-то в недавнем разговоре не давало ему покоя. Наверное, все дело в примете. Лиззи Фаррен ни за что не вышла бы на сцену в зеленом, причем по той же самой причине, по которой таких нарядов избегали жительницы Корнуолла или Нью-Йорка.

Джек поежился. Луиза прикоснулась к его руке.

— Замерз, Джек?

— Немного.

— Тогда давай согреемся вместе.

Каюта в кормовой части «Ариадны», которую Бургойн позаимствовал у капитана корабля, была залита светом. Светильники примостились на каждой поверхности, не занятой едой или напитками, и свисали с крюков в потолке. Желтые лучи отражались от резных стеклянных графинов, хрустальных бокалов и серебряных подносов, на которых красовался лучший мейсенский фарфор.

На следующее утро Джону Бургойну предстояло сойти на берег и взять на себя командование Северной армией. Таким образом, конец путешествия знаменовал собой и канун славного предприятия, что требовало особой торжественности и изысканности.

Кроме того, званый ужин предоставлял генералу возможность собрать своих командиров, то есть свести или обновить знакомство с людьми, которые будут нести службу на протяжении всей предстоящей кампании. Он собирался хорошенько их попотчевать, испытать их характеры и понять, что у них на уме, развязав их языки с помощью кулинарных чудес, сотворенных его персональным поваром на корабельном камбузе, и специальной подборки коллекционных вин из его прославленного винного погреба. Поговаривали, что «Джентльмен Джонни» и в ходе кампании обедает не хуже, чем король Георг в своем дворце. Даже и лучше, утверждали многие, ибо генерал обладает более изысканным вкусом, нежели его величество.

Джек, как ему и полагалось по его невысокому рангу, сидел в дальнем конце стола, далеко от своего командующего. Однако в тесной каюте собралось не так уж много офицеров: каждый из них мог услышать любой из разговоров, что велись за столом, а Джек обладал особым талантом, позволявшим прислушиваться к двум беседам одновременно, участвуя при этом в третьей. Бургойн рассчитывал, что этот ценный шпионский навык позволит Джеку узнать немало важного и интересного о собравшихся на ужин людях. С тем, разумеется, чтобы он поделился своими наблюдениями с командующим.

Сложность выполнения любой шпионской миссии напрямую зависит от территории, где ведется разведка. Здесь Джеку не предстояло преодолевать препятствия в виде топких болот и непролазных чащ или корпеть над расшифровкой мудреных кодов. Требовалось от него одно: потягивая изысканные напитки из запасов Бургойна, заводить разговоры или присоединяться к ним, мотая все услышанное на ус.

Правда, потихоньку потягивать изысканные вина ему удавалось лишь в промежутках между тостами. А таких пауз случалось не так уж много. Редко выдавалось хотя бы пять минут, чтобы кто-нибудь не провозгласил здравицу в честь короля, командующего, леди, полка... и чего-нибудь еще, столь же достойного. В таких случаях честь требовала осушить бокал до дна. Мало того: кто-нибудь, войдя в раж, непременно выкрикивал:

— Это хорошо, джентльмены, но нельзя, чтобы хмель оставался только в одном глазу!