Французский палач - Хамфрис Крис. Страница 22

Снаряды — и короткие, и длинные — летели все то время, которое понадобилось Фуггеру, чтобы три раза глубоко вздохнуть, пробежать вокруг одного холма и спрятаться за следующим.

— Ох, Демон, ох, милый, что нам делать?

Птица приземлилась рядом с ним и принялась клевать червяка, который только что вылез на поверхность.

— Да, да, ты прав. Пусть воины сами выясняют свои отношения, да? Подождем, пока все кончится ко всеобщему удовлетворению, ладно?

Ворон поднял голову и совершенно внятно произнес: «Рука». А потом, зажав добычу в клюве, улетел обедать на вершину другого холма. Того, с которого летели камни.

— Рука! — пробормотал Фуггер. — Демон мне напоминает.

У него не было выбора. Даже не такой умный человек понял бы, что он — единственный, кто не попал под перекрестный огонь. И если он не в состоянии схватиться с мощным убийцей, который прячется в чахлых соснах, то хотя бы может устроить какой-нибудь отвлекающий маневр. А Жан пока сообразит, что следует делать.

Осторожно поднимаясь по склону, Фуггер слышал почти непрерывный шум — то ли очень далекий рев, то ли жужжание от близкого улья. Но когда он увидел источник шума, то был поражен. Темноволосый мужчина — нет, мальчик — стоял среди деревьев, глядя вниз, и время от времени раскручивал над головой какую-то корзинку, привязанную к веревке. На глазах у пораженного зрителя паренек резко отпустил один край корзинки, удерживая второй, — и вниз полетел камень.

«Мальчик, — подумал Фуггер, осторожно подкрадываясь к нему сзади. — С мальчиком, наверное, справлюсь даже я».

Последний камень изменил расстановку сил: он разбил лук, из которого Жан целился в архиепископа. Чибо это увидел и выпустил стрелу, которая пролетела перед самым лицом Жана, заставив его снова спрятаться. В результате этого оружие обоих оказалось не готовым, чтобы отреагировать на внезапное появление убийцы из-за деревьев. Он катился вниз по склону, пытаясь сбросить с себя визжащего Фуггера. Кувыркаясь, они спускались все ниже, пока наконец не врезались в пень, отчего оба на мгновение задохнулись.

Чибо не смог бы стрелять из арбалета с такой быстротой, чтобы справиться с тремя противниками. Он крикнул:

«Встать! Встать!» — и его жеребец с трудом поднялся на ноги, поднимая и своего седока, успевшего устроиться в седле. В следующую секунду архиепископ уже подобрал повод, дал коню шенкеля — и жеребец с места перешел в галоп, ударив копытами возле самой головы Генриха фон Золингена.

Выскочив из-за валуна, Жан прыгнул на проносящегося мимо коня. Секунду он цеплялся за седельную сумку архиепископа, а потом что-то выскользнуло оттуда. Нечто длинное, обернутое дерюгой. Сжимая сверток в руках, Жан упал.

Стоя по щиколотку в густой грязи, выплевывая вместе с глиной проклятья, он наблюдал за тем, как кисть Анны Болейн увозят прочь. Она ускользнула почти из самых его рук. Ему вдруг привиделось, как он склоняется поцеловать эти шесть пальцев, а они вдруг вырываются, сжимаются в кулак — и наносят ему удар. Воистину, он вполне заслуживал суровой кары, потому что постоянно терпел неудачи. Его снова придавил тяжкий груз ответственности и собственной беспомощности.

В отчаянии опустив глаза, Жан вдруг заметил, что продолжает держать в руках сверток. Из-под дерюги выглядывали зеленые кожаные ремешки и круглая головка эфеса. Сняв мешковину, он извлек из ножен свой палаческий меч.

Ему некогда было дивиться обретению оружия. Требовалось немедленно заняться врагами и павшими товарищами.

В первую очередь — враг, потому что враг по-прежнему способен вредить. Одного взгляда на телохранителя, лежащего лицом в грязи, было достаточно, чтобы понять: некоторое время он неприятностей не создаст. А может, и никогда. Со вторым дело обстояло иначе: он был придавлен оглушенным Фуггером, но пытался высвободиться. Теперь Жан увидел, что метавший камни противник был юнцом: волевые нос и подбородок, коротко подстриженные черные волосы над смуглым лбом, угольно-черные глаза, вспыхнувшие при виде обнаженного меча Жана. Медленно приближаясь, Жан наблюдал за тем, как парнишка удвоил усилия, чтобы высвободить придавленную ногу. А когда ему это не удалось, его рука нырнула под камзол.

Вытащив оттуда длинный узкий кинжал, парнишка крикнул высоким, но сильным голосом:

— Еще один шаг — и я раскрою твоего друга от задницы до горла!

— Друга? — Жан даже не замедлил шага. — А я думал, он с тобой.

И, широко замахнувшись мечом, Жан ударил по кинжалу, отбросив его на двадцать шагов вверх по склону.

Юнец разразился гортанными проклятьями на языке, которого Жан еще никогда не слышал, а потом плюнул в него и снова перешел на французский:

— Ну что ж, убей меня! Давай, я все равно заслуживаю смерти. Прикончи меня, если духу хватит. Вы, разбойники с большой дороги, всегда на высоте, когда человек упадет.

Пауза длилась секунд двадцать — и взорвалась громким смехом.

— Пресладкая Матерь Божья! Это кто кого назвал разбойником?

Жан понимал, что скорее всего это просто облегчение после боя, но мальчишка был так раздражен! Он не мог не хохотать. Фуггер перекатился на спину, приоткрыл один глаз и простонал:

— Я больше никогда не стану пить бренди, о милый Демон.

В тот же миг ворон слетел с дерева, важно устроился у Фуггера на плече — и выпустил на него белую лепешку. Хохот Жана стал совершенно неудержимым. И тут послышался громкий стон.

— Шлюхино отродье! — Хакон пытался сесть. — Кто разбил мне череп?

Он снова упал на спину. Жан увидел, что под ссадиной на лбу у скандинава вздувается шишка, а один глаз заплыл почти полностью.

— Твое шлюхино отродье здесь, Хакон! — сообщил он.

— Не трогай мою матушку своим грязным языком! — огрызнулся юнец.

С третьей попытки великану удалось подняться на ноги. Он посмотрел на молодого человека и, потирая глаз, грустным голосом произнес:

— Ты пытался меня убить. Чем ты меня ударил?

— Вот этим. — Юнец поднял руку с пращой. — А если бы мне нужно было тебя убить, ты бы уже умер.

— Давид! К нам попал Давид! — ахнул Фуггер.

Жан отнял у юнца пращу и провел пальцами по веревкам.

— В детстве я охотился с такой на птиц. Зачем тебе использовать ее против людей?

— Почему бы тебе не спросить своего друга? — Обращаясь к Хакону, юнец добавил: — Я выпустил в тебя большой камень, чтобы он только оглушил тебя. Его я хотел убить — и убил. Посмотри!

Юнец указал на Генриха и, воспользовавшись тем, что все повернулись посмотреть на лежащее в грязи тело, бесшумно встал и сделал шаг вверх по склону.

— Нет уж, мой Давид, — сказал Фуггер, хватая его за лодыжку, — сделай милость, не заставляй меня снова кататься по склонам. С меня хватит!

И тут мертвец застонал. Меч и топор поднялись одновременно. И поскольку обоим наемникам приходилось воевать вместе с англичанами, оба поняли возглас парнишки на этом языке:

— Черт, черт, черт! Как это могло получиться?

Единственным ответом Генриха стал долгий стон. Маленький камень попал ему в висок. Обычно это убивало. Однако часть удара пришлась на шлем. Правда, немец мог еще захлебнуться в грязной колее, так что Жан повернул голову телохранителя набок и стал думать, что делать дальше.

— Он еще может нам понадобиться, — так он объяснил свой с виду милосердный поступок.

Смех снял напряжение. Теперь Жан вернулся к реальности и обрел долю прежней решимости. Его товарищи все еще не пришли в себя после боя. Все, включая и его самого, получили ссадины, но они почти не кровоточили. Необходимо как можно скорее возобновить погоню за Чибо. Однако к этому имелось несколько препятствий, и Жан занялся тем, которое находилось ближе.

— Значит, ты из Англии, молодой человек?

— Я там родился. В Йорке. Но я не стану называть себя англичанином. У моего народа есть вера, а не страна.

— А, иудей. — Жан улыбнулся. — Теперь понятно, почему праща.

— Да, иудей. — Волевой подбородок решительно поднялся. — У тебя с этим проблема?