Жена на четверых (СИ) - Кожина Ксения. Страница 54

И… время вернулось. Больше не было ощущения свободного падения. Я была тем камнем, что одинокий мальчишка бросил на дно пустого колодца. Только я была не одна…

И вот теперь стало страшно. По-настоящему. И этот страх был на за себя, а за того, кого полюбила всем сердцем и того, кто решил разбиться вместе с тобой. И я закричала. Страшно, надрывно, срывая голос. А он прижал к своей груди, глуша крик и рыдания и прикрывая мою голову руками.

— Люблю тебя, — сказанное чуть слышно, острым осколком ударило в сердце.

И кажется пробило его насквозь.

Я даже не успела признаться в ответ.

Хлопок, словно кто-то ударил в ладоши и меня дернуло из крепких объятий с такой силой, что Кэйташи не смог удержать. Пять… десять секунд… Он стремительно падал, в то время как я зависла в воздухе. Пятнадцать… его неизбежное столкновение с поверхностью и грудь пробивает острым наростом. Мерцания камней на дне пещеры хватило, чтобы увидеть жуткое расползающееся пятно алого цвета.

— Условие выполнено? — поинтересовался смутно знакомый женский голос и меня мягко опустило на мужскую грудь, в которой больше не билось сердце.

Не правда… не правда… не…

Я готова была повторять эти слова как молитву, если бы они могли помочь. Из-за застилающих глаза слез я не видела практически ничего и судорожные всхлипы мешали услышать… Хотя бы попытаться услышать тихий стук. И дыхание почувствовать тоже не получалось.

— Ты помогла! — второй голос тоже казался знакомым.

Захотелось встать, закричать, прогнать невесть откуда появившихся женщин и ведущих непринуждённый разговор.

— Достаточно! — гневно воскликнула первая. Почему-то показалось, что она обращается ко мне. — Один умер, трое осталось.

— Не кричи на мою девочку! — возмутилась вторая.

Я медленно оторвала взгляд от пугающе бледного в свете природных камней лица мужа, сжала кулаки, собираясь сорваться на незнакомок. Да так и застыла, потрясенно глядя на них.

Две самые красивые женщины, из числа тех, кого я когда-либо видела, стояли и спорили, напрочь забыв про меня. Одна из них мерцала, словно призрак и ее время в этом мире заканчивается, того и гляди исчезнет. И вторая — из плоти и крови, ничем не отличающаяся от человека, разве что зрачки были вертикальными и сквозь пышную прическу проступали маленькие рожки. Помнится мне, во время моей свадьбы они были куда внушительнее. Они ругались столь самозабвенно, что я вместо чудовищной боли в груди почувствовала, как вспыхивает ярость.

Ненависть.

То самое чувство, которое за время служения богине я не знала толком. И вот сейчас оно вспыхнуло с такой силой, что спина распрямилась, руки почувствовали силу и я смогла сползти с мужа, присесть рядом и уложить его голову к себе на колени. Восхищение и преклонение перед покровительницей исчезло. Сложно боготворить того, кто с холодным расчетом обсуждает спланированное убийство.

Кэйташи будет жить. Я еще не знаю как, но когда боль и ненависть застилает глаза, то нет ничего невозможного. Любящая женщина и на том свете достанет. А я люблю…

— Ты сама просила поторопить события! — закричала первая, начиная спор по новому кругу.

Я напрягла память вспоминая ее имя. Алексина. Точно. Давно позабытый сон легко откликнулся на попытку вспомнить. Что там было? Пещера, игра? Фигуры, передвигаемые по доске.

Скорее жизни в руках заигравшихся богинь.

— Поторопить, а не помочь, останавливая время, когда этот, — пренебрежительный кивок в нашу с мужем сторону, — не успевал схватить мою девочку и потом, прежде чем наросты пробили их тела насквозь!

— Да если бы они погибли вдвоем, то мой мир так и остался бы проклятым, — не сдавалась богиня нагаасуров.

— Мы бы попытались снова! — упрямилась Хельга. — Почему я должна снимать проклятие, если твои самонадеянные мальчишки, не справились сами!

— Не попытались. Род прервался бы, — тихо отозвалась первая.

Это было очень тихо, практически шепотом, но мы с покровительницей услышали. И если я просто вздрогнула, подумав об оставшихся мужьях, то Хельга закричала.

— ЧТО?! — взятые ей высокие ноты оглушили.

— У них печать древняя. Экспериментальная, — словно извиняется, призналась первая. — Она бы утащила за собой всех моих мальчиков.

— И ты молчала?! — вызверилась Хельга. — Я заглушила метку на своем вместилище, позволила причинить ей вред, а ты говоришь это только сейчас?

— Условие выполнено? — проигнорировав возмущение, вернулась к интересующей ее теме первая богиня.

— Мы вам не мешаем? — вклинилась я в разговор, испугавшись, что спор начнется по новому кругу, а тело мужа становится все холоднее и грудь вся давно залита кровью.

— Условно выполнено, — отозвалась покровительница. Повернулась ко мне и улыбнулась. По-доброму так, что я не просто не поверила, но еще и подвох ощутила.

— Девочка моя, мы сейчас с тобой быстренько снимем одну нехорошую вещь с этого мира, и ты вернешься к своим мужьям.

— Нет, — мой ответ был быстрым и четким.

Не знаю, что ощущал Акайо в момент своего отказа, но я почувствовала спокойствие и уверенность в своих словах. Мысли в голове крутились, как шестеренки в часах — быстро, непрерывно и хладнокровно. Потом я сама удивлюсь себе и своему поведению. Далеко потом, когда отойду от всего, сорвусь в истерику и проведу несколько суток в лечебном сне. Но сейчас сил на удивление не было, как и времени. Только желание жить. Счастливо и со всеми своими мужьями.

— Вы назвали меня вместилищем, — пояснила я. — В записях храма есть другое название — аватар. Старая, забытая возможность принимать в себя божественную суть. Она требует согласия обеих сторон. Я против.

— Расскажи ей, — Алексина нахмурилась, видимо угадав, что играть мной вслепую я больше не позволю. И ехидно добавила: — Покайся.

Не скажу, что легко выбила признание из богинь, но если упрямо стоять на своем, не показывать накатывающую вместе с ускользающим временем панику, то добиться можно многого. И мне дико повезло, что насчет добровольного согласия я оказалась права. В каждой сказке есть доля правды, а в легендах, пусть и позабытых ее еще больше. Нагаасуры действительно были частью моего родного мира. Мы поклонялись разным богиням, оказавшимся на деле сестрами и дочерями Отца Всемогущего, а не его женами, как гласят записи, жили мирно и порой создавали смешанные браки. И так было до тех пор, пока между сестрами-богинями не состоялась ссора, в результате которой одна помогла новому вместилищу младшей сестры погибнуть, а вторая, разозлившись, прокляла мужа той, что не успел спасти нужный сосуд. Богини разбежались по разным мирам, а разгребать пришлось смертным. Когда Алексина поняла, что проклятие коснулось не одной семьи, а всей расы нагаасуров, то прокляла сестрицу в ответ. Хельга лишилась возможности разгуливать по миру в теле смертной, а ее сестра могла лишь смотреть, как медленно погибает созданная ею раса. Вмешиваться в жизнь смертных напрямую больше не могла не одна из них, получив нагоняй от божественного отца.

— Теперь ты понимаешь, как важно снять проклятие? — проникновенно вопросила Алексина.

И где-то я ее понимала. Тяжело смотреть, как твое детище умирает. С другой стороны, если она так легко отдает нагаасуров в руки смерти, то вряд ли любит их всем сердцем. Да я уже не уверена, что и наша богиня нас любит.

— Значит Кэйташи потомок того, кто не смог спасти свою жену.

— Один из братьев, — призналась со вздохом Хельга. — Мы не следили первое время, не знали. Смогли вычислить только семью. Так что условие спасти жизнь возлюбленной ценой собственной жизни выполнено условно. Но даже при таком раскладе мы можем попытаться.

— Вмешаться в мою расу, — взяла слово богиня нагаасуров, — сестра может только через вместилище, связанное с этой расой. В нашем случае это брак, одобренный мной. Моим условием было то, что сосуд должен стать той, кто снимет проклятие с нагаасуров, только тогда он выживет, а не сгорит от сути сестры. Если ты согласишься, то спасешь целый мир! А я поддержу твое тело, пока Хельга будет исправлять то, что натворила.