Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич. Страница 25

— Аналогично, — голос звучал глухо, сосредоточенно. — Десант тоже не пингуется. Сдается мне, нас сдали в утиль.

Мысль резанула больно, но свежей не оказалась: ломан и сам начал испытывать сомнения. Он хотел было согласиться вслух, но тут раздались выстрелы со спины.

Оказывается, неопознанные корабли высадили двойку ботов за хребтом — по крайней мере, приближающихся человеческих фигур хватило бы как раз на пару отделений. Командир разведчиков мрачно выматерился…

И тут перед глазами Саймона все вспыхнуло. Он вскинул руку к лицу, валясь в сугроб. Сумел смягчить падение. Выплюнул снег. Снег?

Остатки шлема торчали по обе стороны лица, как обломки зубов. Похоже выстрел угодил метко и перегрузил силовое поле, но остаточный заряд пришелся по касательной. Лоцман ощутил, как кожу начинает обдирать потоком ледяной крошки. Он стянул отныне бесполезную защиту, чтобы та не мешала обзору — и уставился на чьи-то ботинки.

Ощущение пустоты в голове, там, где обычно крутились миры и покойно, мерно дышала гравитация, резко усилилось, смешавшись с незнакомым доселе, томительным, выматывающим предчувствием неизбежности. Саймон поднял взгляд на покрытую камуфляжными разводами куртку — и, почти не удивившись, обнаружил под капюшоном знакомые, сверкающие золотом и смарагдом глаза. Магда радушно улыбнулась.

— Привет, лоцман!

Затем один из ботинок рванулся вперед.

Наступила темнота.

Часть 2. Глава 1

Когда к человеку возвращается утерянное сознание, в первые мгновения его вниманием завладевает какая-нибудь одинокая деталь. Это могут быть голоса птиц за окном, или солнечный зайчик на потолке, или запах еды, доносящийся с кухни. Объясняется подобная сосредоточенность просто: мозг перезапускается после холостого режима, активирует все свои подсистемы по очереди, и на это требуется время. Поэтому та из сенсорных служб, которая стартует раньше других, начинает искать в пространстве некий якорь, за который можно зацепиться и удержаться. И находит.

Но птицы, еда и солнце — еще не худший вариант. Гораздо обиднее, когда подобным якорем становится, к примеру, тупая боль в виске. Или вид на не слишком чистый пол, переходящий по углам в столь же несимпатичные стены. Или запах старого металла, горячего пластика и вездесущей пыли. Или тихое, но неприятное зудение магнитного дросселя в светильнике, дающем холодный, блеклый, неуютный свет.

Или отсутствие привычного с детства ощущения, сопровождавшего каждый шаг на протяжении жизни — дыхания мирового континуума: массы, материи, гравитации. Его нет, и непривычный вакуум где-то под затылочной костью медленно втягивает в себя ленивые, спутанные мысли, словно тепло из неизолированного корабельного корпуса. Этот войд почти успевает растворить в себе то, что составляет личность, сущность, особость…

И тогда Саймон волевым усилием пугается.

И садится. Прямо на полу, где лежал до этого, безразлично обозревая стены, светильник и чьи-то ботинки.

Ботинки переступили и цокнули языком. Внутри них обнаружился внезапно знакомый мужчина — тощеватый, мешковатый и бородатый. Тот самый лоцман, который уволок Магду из тюрьмы Нового Эдинбурга. Он стоял за решеткой, подменявшей одну из стен небольшой, вытянутой пеналом комнатки, и рассматривал Саймона, добродушно улыбаясь.

Пленник — а это уж без вариантов — уставился на гостя в ответ. Гляделки длились пару секунд, затем бородатый полюбопытствовал, мягко и негромко:

— Ну как ты? Совсем хреновенько?

— Все хорошо, прекрасная маркиза, — пробормотал Саймон. Он попытался потереть ноющий висок и зашипел от резко усилившейся боли: регенерацию проводить, судя по всему не стали, и ссадина от пинка заживала своим ходом. Между прочим, тоже кое-чьи ботинки постарались.

Собеседник оживился:

— О, ты смотрел? Классный мульт! Хоть и старенький.

— Ну, если объективно, — Саймон еще раз прикоснулся к виску пальцами, скривился и подтянул колени к груди, сев поудобнее, — изначально это не мульт. Изначально песню сочинили во Франции, где-то в начале двадцатого века, потом ее перевели в СССР, потом ее исполнил какой-то местный джазмен, из знаменитых, потом сделали анимационную версию… А так-то история уходит корнями аж в двенадцатый век, к сборнику поучительных баек на латыни. Я интересовался, — пояснил он в ответ на восторженный взгляд бородатого. Тот снова поцокал языком.

— Вот что значит хорошее лоцманское образование! А я бы и рад учиться новенькому, так ведь еще знать надо, о чем ты не знаешь и что хочешь знать. А многие ресурсы платные, не всем по карману.

— И поэтому вы решили подложить толстосумам свинью? — Саймон поерзал и решил, что удобнее будет сидеть, скрестив ноги. — Мол, пусть не расслабляются там себе, в своих башнях из слоновой кости, да?

Гость рассмеялся и пригладил бороду, все так же кротко глядя на пленника.

— Боевитое у тебя настроеньице, смотрю. Не смиренное. Кстати, — спохватился он, — как голова? Ну, помимо травмы, — и бородач покрутил растопыренной пятерней над затылком. Саймон понял.

— Дерьмово голова. Но терпимо. Это все ради меня одного? Польщен.

— Так ведь не каждый день к нам Фишеры на огонек забредают, — раздался знакомый хрипловатый альт. Магда энергично протопала к решетке, собирая по пути свои кудряшки в некое подобие пучка, и уселась напротив. «Как же это я ее не почувствовал? Ах, да…» Бородач спохватился и плюхнулся рядом.

— Серьезно? — поморщился лоцман в ответ на «забредают» и демонстративно повернул висок в сторону зрителей. — А что, мне нравится. Как минимум, нестандартный подход — свежие веяния в гостеприимстве. Кормят, опять же, на убой…

Кудряшки упрямо рассыпались, когда Магда затрясла головой от хохота. Она замахала руками и даже хлопнула соседа по плечу.

— Ой, не могу! Ой, уморил! No me jodas! Назар, ты посмотри на него! — Ага, значит, так зовут бородатого? — Ни за что бы не подумала, что Саймон Фишер такой нытик.

Поименованный Назаром укоризненно положил свою ладонь поверх предплечья девушки. Саймон, успевший по поводу «нытика» уже и вскипеть и остыть, снова внутренне ощетинился. И сам удивился: чего это он? Неожиданно.

— Мэг, ты слишком строга к людям, — голос бородача звучал так, словно он разговаривает с ребенком. — Кроме того, док сказал, в тюрьме тебя все-таки прорегенили. Маленечко, но было. Наверное, надо позвать…

— Да выживет, — безапелляционно заявила Магда и перекинула вперед походную торбу, которая, как оказалось, висела у нее за плечом все это время. — А пожрать я как раз принесла. Мы же не варвары.

В торбе оказалась пара стандартных пайков. При взгляде на них у Саймона, с одной стороны, заурчало в желудке, а с другой, слегка закружилась голова, намекая, что без сотрясения таки не обошлось. Выпендриваться он, впрочем, не стал. Покладисто принял переданное меж прутьев и запустил подогрев. Зрителей, обменивавшихся взглядами, старался игнорировать.

Картофельное пюре и биошницель оказались даже приличными. Ну, то есть, не шедевр, но и не отрава. Явно сдобрены витаминами и прочими БАДами, чтобы колонисты получали сбалансированный рацион в отсутствие собственного пищепрома; дата на упаковке говорила сама за себя. Когда с половиной порции было покончено, Саймон убедился, что рвотных позывов не ощущает, и решил кое-что прояснить:

— Зачем я вам? — вопрос прозвучал слегка невнятно, потому что мысль опередила челюсти, не успевшие дожевать. — Заложник? Выкуп? Шантаж?

— Кажется, я ошиблась, — Магда флегматично почесала кончик носа. — Он не нытик. Он ворчун. Все, так и стану теперь называть.

Саймон изобразил уничижающий взгляд на пустое место, а потом повел подбородком в сторону Назара. Тот с охотой отреагировал:

— Нет, почему? Мне это точно не нужно. И Ла Лоба такими вещами не занимается. Вообще-то, — он снова улыбнулся и развел руками, — я тут ничего особо не решаю. Просто пришел тебя проведать.