Вернуться домой - Чистов Олег. Страница 2

Чувствовалось, что старушке не терпится завести разговор. Ее муж посмотрел на меня, на жену, тихо и мягко улыбнулся, как бы говоря мне: «Ну что с нее возьмешь, женщина она и есть женщина, а тем более в таком возрасте».

Мы еще отлично помним, сколько таких говорливых старичков и старушек было в любом населенном пункте нашей страны. И только в проклятые девяностые годы, в годы дикого капитализма, зверски дикого по-русски, их как холодным ветром сдуло. Воистину была права поговорка тех лет: «Меньше знаешь, лучше спишь, дольше живешь».

Женщина быстро нашлась, она повернулась ко мне и спросила:

— Молодой человек, вы, наверное, служите в этой фирме?

Обвела рукой зал. Муж укоризненно протянул:

— Саша, ну что ты, право, опять!

Она испуганно ойкнула, прикрывая рот ладошкой, и поправилась:

— Никак не привыкну, ну да, конечно, вы здесь не служите, вы работаете.

Я засмеялся, ответил:

— Да ну, что вы, все нормально, можно и так сказать, смысл не меняется.

Она возразила:

— Нет, что вы, некоторые обижаются, мы с Сашенькой уже заметили.

Итак, она для него Саша, а он для нее Сашенька. Действительно, чудная пара, Александр и Александра!

Глава 2

ГОСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Почти без паузы продолжила.

— Вы знаете, молодой человек, мы только что вернулись с Родины, мы были дома!

Говоря это, она мечтательно прикрыла глаза и улыбнулась, а фразу «Мы были дома» произнесла твердо, чтобы у меня не возникло сомнения.

Да, они были дома. Да, именно там их дом! Ее муж, видя, что она волнуется, накрыл своей ладонью ее тонкую кисть. Она торопливо произнесла:

— Нет-нет, Сашенька, я не волнуюсь, все хорошо!

— Можете себе представить, мы не были на Родине почти шестьдесят лет!

Начала рассказывать, назвав свою девичью фамилию и фамилию мужа.

Семья мужа была из постепенно беднеющего, но старинного дворянского рода. После событий 1825 года, когда одного из сыновей сослали в Сибирь, как она сказала: «Не на вечное поселение, но все же надолго», родители решили перебраться из Санкт-Петербурга в Екатеринбург, чтобы быть ближе к сыну. Мне приходилось читать о декабристах в разных изданиях. И я действительно наталкивался где-то на фамилию ее мужа.

Все мужчины этого рода учились, а затем служили в государственных учреждениях, добиваясь своим трудом высокого положения в обществе и хороших должностей.

«Сашенькин отец, — она кивнула в сторону мужа, — был очень уважаемым человеком в городской управе».

Ее родители были коренными жителями Екатеринбурга — из мещан. За счет трудолюбия, ума и честности постепенно, от поколения к поколению, поднимались по социальной лестнице. И уже ее отец занимал ответственный пост по ведомству почт и телеграфа. По роду службы мужчинам часто приходилось встречаться, и они постепенно сдружились.

Когда отец Сашеньки отстроил свой дом и они переехали в него, то вообще оказались соседями. Их дома стояли на одной улице. В одной семье появился сын в 1904 году, а в другой — дочь в 1907 году. Саша засмеялась и прижалась к плечу мужа.

— Так что мы с ним действительно знакомы с самых пеленок.

Затем были годы учебы в гимназиях. С ней дополнительно, на дому, занимались музыкой. Старушка наклонилась ближе ко мне, громко шепнула:

— Говорят, у меня были большие способности.

На что ее Сашенька тихо фыркнул, а она шутливо толкнула его в бок.

— А с ним дополнительно занимались математикой и французским языком. Все было замечательно!

На какое-то время она замолчала, скорее всего, она была там, в тех счастливых годах своего детства.

В это время в зале появился Артем с багажом. Чемодан из хорошей светлой кожи и большая сумка на колесиках. Только поблагодарили Артема, тут подскочил Жорка с очередными извинениями по поводу задержки машины, на что ему со смехом было сказано:

— Это даже и хорошо, нам уже торопиться некуда.

Муж перевел рассказ в несколько иное русло. Из Парижа они прилетели в Москву, и три дня гид так активно знакомил их со столицей, что они потом почти без чувств падали в своем номере. Но это, конечно, что-то! И они уже чисто по-французски закатывали глаза и поднимали руки вверх. Затем были три чудных дня в Ленинграде — это просто фантастика!

Днем их возили по пригородам: в Павловск, Петродворец. Ах, эти парки, дворцы, просто чудо! А Эрмитаж! Да какой там Лувр, разве это можно сравнивать?! Вечером, отпустив гида, после ужина, взявшись за руки, они гуляли по набережным Невы и Фонтанки, заходили в Летний сад и говорили, говорили. Вспоминали все-все. Ах, если бы все сложилось в их жизни по-другому!

Если бы не случилось всего, что с ними произошло, они могли учиться в университете этого чудо-города. Могли еще в молодости гулять по его улицам. Ах, если бы!

Почувствовав, что с ним происходит, она прильнула к нему и быстро зашептала:

— Сашенька, не надо, прошу тебя, не надо, успокойся, все хорошо, мы сделали все, что могли, все уже хорошо.

А потом, повернувшись ко мне, как бы извиняясь за мужа, сказала:

— Вы понимаете, ведь мы этого ничего не видели, даже представить себе не могли. Наши отцы были очень занятыми людьми. Нам, детям, обещали, ну, вот в следующий раз, на следующий год нас обязательно отвезут и покажут столицу, Москву. Но так и не успели показать.

Затем — бегство из своей страны. Если бы вы знали, как все эти долгие годы их мучило чувство вины перед нами! Что мы, дети, видели потом в нашем государстве? Военные обозы, грязь, пожары, кровь и слезы наших матерей. Мы знали свою страну по гимназическим учебникам, по географическим картам. Мы, дети, не знали нашей Державы, а она была!

Вот теперь уже слово Держава она произнесла очень твердо и даже с каким-то вызовом.

— Каждый из наших родителей буквально заклинал нас: «Вы должны побывать на Родине!» Теперь, в конце нашего жизненного пути, нам это удалось сделать. Мы сдержали слово, данное родителям. Я думаю, вам трудно представить себе, какое это счастье для нас. Нам даже разрешили взять немного нашей уральской землицы — теперь она будет на могилках наших отцов и матерей, нашего Витюши. Немного себе оставим. Правильно, Сашенька?

— Обязательно, дорогая! Мы русские, и если нам суждено упокоиться в чужой земле, то хотя бы первая горсть земли на крышке гроба должна быть с Родины.

Они замолчали. Из диспетчерской вышел наш комитетчик. Не спеша направился к выходу из зала. На ходу кивком головы поздоровался со мной. Я ответил. Мужик он был абсолютно нормальный. За все годы работы я ни от кого не слышал о нем ничего дурного. Держал он себя со всеми работниками ровно и уважительно, независимо от должности, будь это начальник или работяга. Соответственно и его, я думаю, больше уважали, чем побаивались.

От «интуристовской» стойки в нашу сторону с извиняющейся улыбкой на лице направился было Жорка, но старушка не дала ему и рта раскрыть.

— Все хорошо, мы прекрасно отдыхаем, не волнуйтесь за нас.

Потом повернулась ко мне:

— Я не очень утомила вас своей болтовней?

— Ну что вы, разве это болтовня, я с удовольствием слушаю вас и жду продолжения.

Это было абсолютной правдой. Она улыбнулась, на несколько секунд задумалась, восстанавливая порванную нить рассказа, и продолжила:

— Гражданская война добралась до Урала. Наши семьи уходили на восток, в Сибирь вместе с войсками Колчака и чехами, бело-чехами, как вы их теперь называете, — поправилась Саша.

— Главной задачей тогда было не отстать, не отбиться от этой основной войсковой массы, где еще присутствовали дисциплина и порядок. Можно было надеяться, что с твоими близкими людьми не случится ничего непоправимого. Вокруг этого войскового ядра по тайге, балкам и распадкам рыскали банды мародеров и прочего отребья. Не дай бог отстать или заблудиться. То, что вас ограбят до последней нитки — можно считать за счастье. Сколько людей сгинуло от рук этих мерзавцев? Ведомо только Господу нашему.