Прошлое (СИ) - Медведева Алена Викторовна. Страница 29

Ненавижу…

Этот мир. Свою жизнь. Этого метха.

— В нашем народе воспитывают из мужчин воинов, — внезапно продолжил он говорить. — Сильных, способных убивать, противостоять боли и лишениям. Принимать единственно верные решения — силовые решения. И все мы с детства знаем, для чего живем. Чтобы страдать. Чтобы обрести шанс выжить, найти пару и иметь сыновей. Все знают, что делать правильно, что нет — это общее знание. Законы, по которым живет мой народ. — Я против воли слушала его. И конечно заметила странно дрогнувший голос. — В нас нет слабости. Не должно быть… Это ваш удел — самок. Но что-то случилось! Я не могу найти выход… не понимаю. Я пытался! Я сделал, что мог, что должен был сделать, принял то единственное решение, что обязан был принять. И понял, что оно неверное. Я проявил слабость… Да, ненавидь меня, арианка!

Он говорил не со мной — подобное немыслимо. Он вслух признавался себе в чем-то. В чем-то, чего я не понимаю…

Но значимы ли эти пояснения сейчас? Нет!

Раньше я много раз в отчаянии, изнывая от бессилия, полагала, что наступил предел. Все — больше я не смогу, не вытерплю, сдамся… Оказывается, это всегда была злость, ярость — отчаянный гнев на несправедливую судьбу.

А вот сейчас…

Сейчас действительно все.

И уже не важно, что будет дальше. Будут мучить, разрезать живьем на кусочки, предавать. Это перестало быть значимым. Слушая метха, среди сжимавшей голову, словно тисками, боли, внезапно распознала новую для меня мысль: мне это не нужно.

'Ничего больше не нужно'

Кирен продолжал что-то говорить, а я его не слышала. Просто пряталась. Где-то далеко в себе, стараясь укрыться от невыносимой головной боли. Веки казались тяжелыми — проще стало прикрыть их. Единственное, что занимало меня — это огонь, что словно бы незримо пожирал мое тело. Он и раньше жил во мне — лишь согревая теплом, тлел где-то глубоко. Но сейчас он, ведомый болью, вырвался наружу, разрушая мое тело, стирая память, уничтожая все представления о времени и реальности.

— Дейнари, Дейнари?!

Голос звал настойчиво, тело ощущало прикосновение — чье-то постороннее тепло. А мне было так холодно. И одиноко… Так отчаянно захотелось прильнуть к этому теплу, сродниться с ним?..

— Приди в себя! — Уже нотки новых эмоций — отчаяние? Раздражение? — слышны мне. — Ты спишь несколько суток. Тебе необходимо поесть.

Просьба?

А тепло так заманчиво. Оно такое родное… Оно обещает защиту. Как когда-то давно — в детстве.

Не размыкая глаз, отчаянно хочется податься навстречу теплу и умиротворяющим образам дома и семьи. Мне кажется, это притупит жуткую боль, что истязает сознание и давит на виски. Но останавливают голоса…

— Она должна уже была очнуться. Раны зажили!

Кирен. Его холодно-отрешенный тон, означающий недовольство: почему что-то идет вразрез с его планами? Я настолько изучила этого метха за годы существования при нем, что способна представить выражение лица мужчины даже по такой мелочи.

— Да, тело восстановилось. Но я повторяю вам, дело тут в особенностях ее расы. Что-то происходит не с ее телом, а с ее сознанием. Что-то что истощает, подтачивает силы.

Как же прав этот собеседник Кирена — удушливая боль терзает постоянно, заставляя сжиматься и стремиться затаиться. Забыть… Перестать чувствовать. Понимать. Утратить связь с реальностью.

Словно бы обрываются тысячи незримых ниточек, что связывают меня с миром вокруг. Не сразу, но… их все меньше и меньше.

— Что? — Требовательная убежденность хозяина, что достаточно пожелать, и ему дадут ответ на вопрос.

— Не знаю, — сухой и, несомненно, разочаровывающий моего хозяина отклик. — Кто же разбирается в этих арианцах? Надо узнавать у ей подобных. Я никогда не интересовался. Арианки — редкая забава на наших землях. Советую вам избавиться от этой обузы. Больная и бесполезная самка.

— Так это болезнь?

— Очень похоже, капитан. Но болезнь духа, а не тела.

— Она излечима?

— Тут нужен покой и время — вот мои выводы. А о большем… вам скажут только арианцы. Или… мироты.

— Или мироты, — оживляется Кирен.

'Странно. Откуда у него такой интерес к моему состоянию?'

Дальше я уже не слышу, измученная усилиями, погружаюсь в бесчувственную кому. Выдергивает меня оттуда голос…

Брата? Отца?.. Нет. Не сразу я вспоминаю, какому мужчине он принадлежит.

И снова это странное чувство тепла, к которому хочется тянуться. И я, не в силах противостоять желанию, подаюсь ему навстречу. Не осознавая, и не задумываясь о том, кем являюсь сама, отчего мне так холодно и одиноко.

Просто тянусь к живительному теплу. И тихому шепоту:

— Дейнари? Ты меня слышишь?..

Беззвучное 'да' — несмелый отклик моей души, утратившей огонь родного мира. И губы… словно давно заледеневшие и замершие в едва различимом прикосновении прохладного дыхания, губы встретились с теплом чьих-то губ.

Поцелуй так необходим мне. Он дарит тонюсенький ручеек тепла. Живительного тепла! И я, в отчаянном нежелании разрывать эту дарующую мне надежду на возвращение к жизни близость, вскидываю руки, обнимая сильную шею, прижимая к себе.

Мужчина в моих объятиях вздрагивает и напряженно замирает. Тело в мгновение наливается твердостью — каменеют мышцы рук, в ответ обхватившие меня, застывает в неудобной изогнутой позе спина. Он поражен моим откликом. Изумлен порывом — я слышу, как на секунды замедляется его сердце.

И узнаю это сердце… Однажды я уже напряженно вслушивалась в его стук.

Кирен!

Наши губы, встретившись, как-то неумело и непривычно тесно трутся друг о друга. Я, наслаждаясь их теплом и твердостью, с удивлением осознаю удивительную мягкость и податливость собственного тела. Необъяснимую чувствительность! Обвожу контур его рта губами, с удивлением ощущаю его язык, осторожно касающийся моих слегка выступающих клычков.

Тепло дыхания метха словно наполняет меня жизнью. Кровь оживает и начинает разгоняться. Холод, сковывающий тело, отступает. И вот я уже чувствую другие его руки на своей спине. Большие ладони осторожно гладят, опять же неумело и трепетно, порой забываясь и двигаясь резковато.

И мы молчим. Поскольку происходящее так невероятно, что я не совсем понимаю: не сон ли это. Но тепла хочется все больше и больше! И мне не так важен тот, кто дарит его мне. Главное — он рядом!

Когда дыхание обрывается, я отстраняюсь, чтобы сделать судорожный вдох. И открываю глаза, встретив непривычно растерянный взгляд меднокожего мужчины. Он навис надо мной, сейчас прижавшись лбом к моему лбу, вглядываясь как-то… выжидательно?..

— Кто ты? — Вопрос срывается с губ.

И тут же, едва он осознает его смысл, меняется выражение серых глаз. Недоумение… напряжение…испуг.

— Дейнари? — Тоже шепот. Вопросительный. И долгий изучающий взгляд. Он не понимает. Вот только я тоже… — Ты не узнаешь меня?

— Нет.

Я действительно не узнаю. Это тот самый Кирен, что не замечал меня годами, относился как к вещи — холодно и безразлично? Нет!

'Что же случилось?'

Молчаливая пауза, метх отстраняется, продолжая уже с тревогой рассматривать меня. Пара его рук касается моего лица, ощупывая лоб.

— Я… — и тут же заминка, он словно осознал, что не так просто ответить. Даже растерян. Но подумав, находит четкий ответ для меня. — Я тот, кому ты принадлежишь.

И ладонь, сдвигаясь со лба, накрывает мое лицо — глаза, нос и рот. Я перестаю видеть мир. Я могу только чувствовать тепло его ладони, распознать присущий только ему запах, ощущаю абсолютную власть, довлеющую над моим телом. Пожелает — стиснет сильнее (я знаю, он способен), и я не смогу воспротивиться, захочет — приласкает. Сейчас и это стало мне знакомо…

Весь мир сужается до незримого пространства между мной и его ладонью. Мир, который в его власти подарить или отобрать. Я остро ощущаю то, о чем он говорит: принадлежность.

— Кто ты?

Снова шепчу этот вопрос, не в силах объяснить странный порыв. Такое незнакомое желание… довериться.