Богом данный (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 48

— Тётя сказала, что она все равно была хорошей. Спасла её. И что она обязана ей жизнью. Нашей бабушке. И что мои тёти очень красивые и совершенно одинаковые, у неё была только одна фотография, но она сказала, что я все равно узнаю, кто бы за мной не пришёл. Потому что они близнецы. Вот поэтому я и узнала.

Мне хочется стучаться головой об стену и я решаю не отказывать себе в этом желании. Мама со своим маниакальным страхом расстаться хоть с одной своей тайной просто подготовила мне ловушку. Смотрю на свои руки — пальцы трясутся. А Герда меня с любопытством разглядывает.

— Ты что, не знала? Вот глупая. Тебе нужно было раньше меня забрать, я бы тебе все рассказала…

Я тормошу её и прошу рассказать ещё. Она знает мало. Не помнит имён. Но знает, как в один прекрасный день моя мать приехала к той самой тётей с двумя детьми. Девочкой и мальчиком. На вопрос где вторая близняшка ответила просто — оставила её отцу. И сбежала. Мальчик не его ребёнок, а девочки… я оставила её как откуп.

— Расскажи ещё, — прошу я снова и снова, но она знает так мало, и одновременно так много.

— Я устала говорить, — бесхитростно говорит она. — Я хочу искать сокровища.

Берет один из фонариков и уходит вглубь. А я боюсь отпускать её одну, дому многие сотни лет, вдруг крыша обвалится, вдруг там опасно… Я пытаюсь уложить в голове услышанное, но не выходит. Зато сокровища — находятся. Несколько картин в рамах, заботливо укутанных во многие слои. Какие то мешки, полуистлевшие, в них книги, Герда сразу же начинает их ворошить. Коробки, перевязанные бечевкой. Я измотана, я оглушена, мне ничего не интересно. Я иду дальше, оставляя ребёнка играть с сокровищами, иду искать выход. Ушла же отсюда Ванда…



— Лиза! — кричит Герда. — Ты где?

— Не иди сюда, — осипшим голосом прошу я. — Здесь пол обвалился.

Я лгу. Просто я не хочу, чтобы она это видела. Потому что Ванда никуда не ушла, она так и осталась внутри этого дома, свернувшись клубком возле второй двери, которую так и не сумела открыть. У меня перехватывает дыхание, я просто не могу вздохнуть. Меня тошнит, я отворачиваюсь в сторону, давлюсь одними лишь спазмами — мой желудок пуст. Меня тошнит не от отвращения, нет. От страха. Ужаса. От осознания того, как страшно было умирать здесь. Свет лампы рассеян, я радуюсь, что тёмные пряди волос падают на лицо Ванды, что я его не вижу. В моем кармане тонкий шёлковый шарф, я осторожно расправляю его и накрываю тоненькую фигурку.

— Это мумия? — спрашивает Герда, которая конечно же не усидела на месте. — Чья?

— Я не знаю, — лгу я. — Пойдём искать сокровища.

Девочка посерьезнела. Раскладывает на коленях украшения, манто из облезшего уже меха, а сама то и дело на меня смотрит. Затем отбросила в сторону надоевшие игрушки, села ближе ко мне, вынудила меня положить голову себе на колени.

— Я умею успокаивать, — говорит она и гладит меня по волосам, совсем, как я Черкеса. — И животные меня слушают, вот ваш гигант тоже послушался.

Гигант лежит без сил, но услышав, будто догадавшись, что мы говорим о нем, приподнял одно ухо. Герда потянулась к нему и погладила по полосатому боку.

— Хороший. Меня тётя вечно никуда не отпускала, боялась. Говорила, что несет ответственность. Зато у неё так много было кошек. Она их всех подбирала на улицах и несла домой, у неё дом большой был. Говорила, что грехи замаливает. Некоторые кошки были очень злыми, и всех обижали, но я умела с ними договариваться.

Когда по моим меркам проходит пару часов я встаю и пытаюсь открыть дверь. У меня не получается. Наверное и Ванда пыталась, раз за разом. Бродила по этому склепу, подсвечивая себе телефоном, который так и зажат в её руке. А потом просто свернулась калачиком и умерла. Будет просто невероятно, и даже в какой-то степени забавно, если я умру так же. Только… у меня девочка. А ещё жалко собаку.

— Расскажи, — просит она. — Расскажи, как вы жили.

Терять мне нечего, и я рассказываю. Всю правду. Что раньше мы вообще не жили на одном месте, мотались из города в город. Потому что мама — убивала. Я знала это. Иногда она брала меня с собой, как отвлекающий фактор, но чаще Василька. А потом она начала стареть и города перестали проноситься чехардой. Мама не долго думала, чем нам заняться. Это был шантаж. Каждую операцию она, а затем и мы все вместе планировали очень долго. Мама знала много, много чужих грехов. Она имела чутье на них. Неторопливо выбирала жертву… осечка была только один раз, и тогда нам спешно приходилось бежать. А так наша эвакуация всегда проходила по плану. Один город — одна жертва. И что Василек вырос и научился играть с деньгами, чужими деньгами. И, к сожалению, играть на свои. Он приносил много, очень много денег, но порой проигрывал ещё больше.

— Он умер, да?

— Да… не так давно. Я любила его, его невозможно было не любить. И маму тоже… Какими бы они не были, они были моей семьёй. Другой я не знала.

— Я тоже любила тётю, и сейчас люблю, хотя она совершенно чокнутая, если честно. Волнуется там за меня, наверное. Хотя она так и сказала, чтобы я ничего не боялась, что мои родные за мной придут. Вот ты и пришла.

У нас есть больше половины бутылки воды. Когда проходит уже очень много времени, я даю Герде попить. Сама не пью, ещё могу потерпеть. Здесь, внизу, дом совершенно тих. Невозможно догадаться, что происходит наверху. Ищут ли нас там?

— Конечно ищут, — снова говорит она, и смеётся. — Да не смотри ты на меня так, у тебя все мысли на лбу написаны…

Теперь её очередь рассказывать о себе. Малышка росла в полной анархии. Неизвестная мне тётка по своему любя разрешала ребёнку почти все. Пичкала её рассказами восемнадцать плюс, рассказывала о своём боевом прошлом. А ещё — они любили ходить за грибами. Говорить про жизнь. А лучше всего, когда тётя приносила совсем маленьких котят, слепых — их выбрасывали на улицу и иногда удавалось их спасти. Тогда Герда кормила их из крошечной бутылочки. С гордостью сказала, что лично вырастила восемь котят. Она говорит до тех пор, пока не засыпает. Я устраиваю её на своих коленях, заворачиваю в шубу — спасибо Черкесу, позволяю сделать себе крошечный глоток. И думаю — конечно же он меня найдёт. И меня найдёт, и Ванду… Только вот, когда?



Эпилог первый. Черкес.

Восемнадцать часов. Именно столько часов я её искал. Сначала мне казалось, что я найду её и убью. Непременно. У меня — пять ребят умерло, замечательных, хороших, верных… Мой дом частично разгромлен — какому-то придурку дали в руки гранату, хотя все старались работать максимально тихо. Везде кровь. Трупы. Часть нападающих все же сбежала, правда все равно — найдём. А Виктор, связанный сидит у моих ног, рядом с трупом всего псевдодеда. И правда, киллер. Неудачливый только. Потом думал — найти бы уже. Можно и не убивать.

— Знаешь, — говорю я Виктору, присаживаясь перед ним на корточки. — Тебе же ждать оставалось всего несколько месяцев. Меня бы добило то, что внутри моей головы. А теперь я злой, спасибо тебе. Теперь я жить хочу

Он хорохорится, плюёт на мой ботинок, тварь.

— Если я её не найду, — обещаю я ему. — Я распорю тебе твой живот и посмотрю, как ты пытаешься удерживать кишки руками.

Камеры у ворот не отключились, они работали. Записи говорят о том, что ни Лиза, ни загадочный ребёнок территорию не покидали. Куда делись? Ещё одну мою женщину сожрал дом?

— Хватит, — прошу я его. — Тебе хватило крови, что пролили этой ночью на добрую сотню лет. Отдай мне мою женщину. И собаку тоже.

Дом протяжно вздыхает, досадуя на мою глупость. Я напряжен до такой степени, что в глазах мушки. А может просто слепну… было бы чертовски не вовремя. Мы восстановили события, как сумели. Нашли труп провожатого и другой, убитый выстрелом в голову и не из нашего оружия. Отпечатки собачьих лап в крови. А потом следы исчезли. Лиза, ребёнок, собака просто растворились внутри моего дома.

Закрываю глаза. Проматываю всю ночь кадр за кадром. Потом копаю дальше, вглубь прошлого. Вспоминаю ту ночь. Шаг за шагом. Как я шёл покачиваясь за ней. На груди разрез — видно пару рёбер. Кровь уже не сочится, края раны белые, я перетянул её, как смог. У меня нет с собой телефона. Господи, как я был беспечен, позволив этой женщине заманить меня в пустой ещё дом. Я иду по её следам, она тоже теряет кровь, глупая — порезалась о свою же катану, которой и меня оприходовала. Насмотрелась боевиков… Я вижу её следы. Капли крови. Отпечаток руки на стене. В она сошла с ума, да. Комната горит. Она заманила меня в подвал, по полу разливается жидкое масло, ноги по нему скользят, нужно уходить, сгореть заживо перспектива так себе.