Упавшие с небес (СИ) - "Майский День". Страница 48

Власть не разговаривала, а отвечала потоком энергии, куда более концентрированным чем мой. В нём содержалась вся полнота требуемой информации. Кстати, куда больше, чем хотелось бы. Головы у меня теперь не было, но заболеть она всё равно сумела. Я застонал, а Джон Доу радостно взбрыкнулся.

Если отцедить несущественное, то всё равно в вину мне вменялось многое и пал этот пласт неслабым таким кирпичом прямиком на темечко. Другой бы скис и свернулся в творожок, но я и не подумал. Опыт человеческой жизни напитал меня многими полезными навыками. Я перетасовал всё рухнувшее и отбросил откровенные глупости, а потом смачно вернул обратно.

Ну и понеслась. Бюрократический навык, подцепленный от людей, помог замечательно. Я ведь знал, что в таких играх побеждает тот, кто упорнее, а высокие власти не слишком любили снисходить до нас, живущих реальностью. Битва богов не переросла в свару, скорее напоминала затяжной гражданский процесс. Я продавливал свою точку зрения, и большими плюсами моей позиции являлись личные свершения: в виде подправленной до милой красоты эволюции на планетах Земля и Тангера и честно отбытое немалое наказание за несуществующие более грехи.

Короче говоря, зря радовался этот болван Джон Доу, надеясь накатить на меня очередную кляузную телегу. После горячего обмена крышесносными снарядами мнений, обе стороны достигли равновесия. Я, зная, что придётся уступить, запросил много с самого начала, неудивительно, что в итоге получил желаемое: полную амнистию. Ну это по-человечески, а по-нашему ликвидацию моего «дела» с подтверждённым забвением оного в дальнейшей жизни.

Власти, конечно, не обошлись без того, чтобы не пожурить чересчур шустрого беса за его чересчурную шустрость. Я охотно подыграл: покаянно повесив метафорическую голову и клятвенно обещая в дальнейшем и в прошедшем вести себя чуть лучше прежнего. Их устраивало, меня тоже. На том и разошлись.

Я сделал ручкой нашим ленивым повелителям, зная прекрасно, что обо мне тут же забудут, и нырнул в потоки событий. Вынесли они меня в очень милую туманность, наверняка отлично смотревшуюся в телескопах людей, правда, я сейчас не в настроении был любоваться красотами. В этом пыльном месте я потряс пленённого Джона Доу и швырнул его в пространство перед собой. Он пульсировал, пытаясь выбраться из ловушки, но я ещё не всё сказал.

— Так вот, страж паршивый, ты лицезрел вердикт верховного суда. Попробуете вашей распоясавшейся братией снова на меня наехать — дерзить не буду. Сразу уничтожу. Сотру в порошок, а ещё лучше засуну вас в людские шкуры и заставлю плясать в жалком смертном обличии до тех пор, пока мне не надоест, а я терпелив и располагаю неограниченным запасом времени.

Он затих, понимая, что попался. Я ощущал идущие из кошачьей переноски волны страха. Не хотел милейший Джон Доу влезать в ту судьбу, которой меня обеспечил на долгие века. А я ведь ещё колошматить его не обещал!

— Я выполнял волю власти, — невнятно пробормотал он в ответ. Мне пришлось сконцентрироваться, чтобы уловить поток этой жалкой энергии.

— Ты видно забыл, что я теперь всё помню! — попенял я, мысленно усмехаясь. — Ты получил приказ разобраться и навести порядок, но вместо этого принялся гаденько мстить. А почему? Да потому что не умел делать то, что способен творить я. Тебе поручили работу, а ты её жалко провалил.

Он молчал, кутаясь в недовольство, как театральный герой в плащ. Трепетало во мне сильнейшее желание отзеркались сотворённое зло, впаяв стражу и его подстражам собственную горькую судьбу, не в первый раз уже искушало, но я сдержался. Тогда сделал бы и охотно насладился их ничтожеством, но теперь изрядно остыл. Жизнь среди людей казалась отчасти призрачной. Вернув себе могущество, я заметно умалил те нелёгкие годы. Мелочью они смотрелись на фоне величия целого мироздания. Кроме того, я мог стереть горькие этапы своей жизни щелчком пальцев, даже пальцы бы ради такой задачи заново отрастил.

Один миг творения и та жалкая жизнь исчезла бы в горниле рабочего временного поля, растворилась в нём без следа. Моя боль и незаконная радость палачей. Всё сразу. Мир стоял на переменчивости, так что не колыхнуло бы его лишний раз столь незначительное усилие.

— Я делал то, что считал нужным, — ответил этот шут.

Мне разговор надоел и поступил я так, как и следовало действовать с самого начала. Я вновь подхватил пленённого палача и запустил его со всей дури в привычные мне, но не ему сферы. Пространство расступилось, время подхватило, повлекло за собой в глубины не то прошлого, не то будущего. Я задал на старте элемент вариабельности, чтобы Джону Доу жизнь мёдом не казалась при любом раскладе. Он исчез, а возмущение пустоты выровнялось, заглаживая след. Вот и славно. Пусть страж постранствует в малопонятном ему мире, если повезёт и богом где-нибудь послужит. Следовало узнать его настоящее имя, чтобы между делом просканировать известные на планетах религии, но я поленился. Что было, что будет, чем дело кончится и на чём сердце успокоится — меня уже не волновало.

Я переместился в любимое убежище, чтобы отдохнуть перед последней инспекцией подопечных цивилизаций. Собрал себя в почти уже забытый человеческий облик и с удовольствием растянулся на тверди. Диван подошёл бы больше, но я не захламлял безвременье вещами, мне импонировала здешняя пустота. Проверять, нормально ли работает отремонтированный порядок, я, как уже упомянул, намеревался позднее. Почему? Во-первых, уверенность в себе ещё никто не отменял, во-вторых, что я сделаю — то и будет считаться здоровым и законным. А вы как думали? Впрочем, и это меня никогда не интересовало. Я от души наслаждался моментом.

Пальцы слушались отменно, я уже воздел ладонь, чтобы эффектным жестом завершить личный хаос, но промедлил. Зря? Я пока не ведал.

О стражах и их проблемах думать не заморачивался, но здесь, где я охотно пинал одного из них, перед внутренним взором отчётливо встали прожитые среди людей годы. Да, там было много печалей, изведал я их сполна, но были ведь и светлые моменты. От большинства из них я воротил свою пресветлую рожу, но потом всё же поддался на дружеское участие. Не эти ли новые, горячие, хотя в моём случае умеренно, чувства разбудили в душе потенциал, позволивший в итоге вырваться на волю?

Не просто так запаниковали стражи, пытались изо всех сил лишить меня участия. Подозревали, что такая малость способна колыхнуть установленный ими порядок? Джон Доу, скотина этакая, пытался ведь выдать чисто шкурный интерес за искреннее ко мне расположение. Я вспомнил его лицемерные реверансы и опять разозлился. Мало я наподдал ему напоследок, но сейчас не об этом.

В безвременье мне было хорошо, уютно, и я решил побыть в любимом убежище подольше. Растёкся энергией, ощущая, как паук паутину, вибрации временной ткани. Чистое наслаждение наполняло меня целиком, я принялся мыслить о высоком, но тут же поймал себя на том, что сознание занято совсем иным.

Я ведь так и не щёлкнул пальцами, стирая свою человеческую жизнь. Пытался обмануть себя, как Джон Доу? Решил дать отсрочку судьбе? Прежде за мной такого не водилось.

Я собрался выбросить прошлые заботы на свалку времён, но были люди и не совсем люди, чья доброта не оставила меня равнодушным. Те немногие, кого я к себе подпустил, те редкие, что не обманули доверия. Я невольно задался вопросом: уцелели они в затеянном великом преображении, или их место заняли другие, не знающие меня существа?

Да, ради всеобщего блага стоило пренебречь мелочами, но почему-то я ощущал нешуточную печаль.

Глава 22

Твердь показалась жёсткой. Я встал с неё, не допуская даже мысли, что не пол мнёт бока, а старается досадить чисто человеческое понятие — совесть. Следовало как следует вникнуть. Не просто убедиться напоследок, что развитие обоих цивилизаций пошло так, как я задумал, но и навестить моих знакомцев из параллельных реальностей. Пришла пора ощутить ответственность за них и проверить судьбу каждого. Учитывая, что я уводил в прошлое, все должны были уцелеть.