Знаю, ты хочешь (СИ) - Сокол Елена. Страница 41

– А теперь я должен поговорить с Ханной наедине. – Улыбается доктор. – А вы пока можете пройти в двести пятый кабинет для сдачи биоматериала.

– Конечно, – неохотно соглашается Макс.

Стискивает мою руку и отпускает. Встает с кресла и направляется к выходу.

Когда дверь за ним закрывается, врач наклоняется на стол:

– Я много лет занимаю эту должность, и, знаете, какое главное наблюдение я сделал за эти годы?

– Какое? – Безразлично произношу я.

– Большинство женщин тащат своих мужей сюда чуть ли не на аркане. Глаза у этих женщин горят, они фанатично хотят забеременеть. Задают мне десятки вопросов – об анализах, питании, подготовке и знают всю терминологию. Эти женщины рассказывают мне о тестах на овуляцию, которые делали, и досконально знают свой цикл. А их мужья ерзают на стуле, смотрят на часы и нервничают. Редко встретишь такую пару, как ваша.

– Говорите прямо, доктор.

– Уверяю, вы можете быть со мной откровенны. Вы не хотите ребенка, Ханна?

Я вдыхаю, и моя грудная клетка наполняется прохладным воздухом. Выдохнуть сразу не получается – оказывается, это еще больнее, чем вдохнуть.

– Нет, – надтреснуто отвечаю я. – Не хочу.

– Тогда, может… – он разводит руками. – Сэкономим деньги вашего супруга?

– Нет, доктор. – Я отрицательно качаю головой. – Выжмите из него столько, сколько только сможете. Мой муж не постоит за ценой. Только… – Я бросаю взгляд в окно, а затем возвращаю его на врача. – Я хочу попросить отсрочки.

– Какого рода? – Его брови взлетают вверх.

– Скажите ему, чтобы не притрагивался ко мне несколько дней. Это вредно для меня, это исказит исследования или еще что-то – любая чушь сойдет. Он вам поверит, вы же крутой специалист.

Врач опускает очки на кончик носа и хмурится.

– Вы понимаете, о чем просите?

Я киваю.

– Просто отсрочка, доктор. Мне нужно время, чтобы решиться.

Мужчина с шумом выдыхает, затем разводит руками, но не произносит ни звука. Видно, что колеблется.

– Вопрос жизни и смерти. – Тихо говорю я. – Никто не узнает. Обещаю.

– Хорошо. – Сдается он.

– Ты будто не со мной. – Шепчет Макс, обнимая меня.

Мы лежим в темноте на супружеском ложе, и я съеживаюсь, представляя, как этими самыми руками он обнимал других женщин. Что он говорил им в эти моменты? Клялся ли он им в любви или просто трахал?

Глупо обижаться, ведь я и сама изменила ему, едва только подвернулась такая возможность. Но мне сейчас все равно больно и дико. Я не могу поверить, что Макс мог вести себя подобным образом, не могу допустить даже мысли о том, что он мог причинить вред кому-то. Или…? Нет, нет, нет, нет!

Нельзя жить с монстром и не заметить этого. Даже если постоянно оправдываешь его, даже если видишь то, что хочешь видеть. Нельзя. Нет?

– Я просто переживаю из-за анализов. – Вру я.

– С ними всё будет хорошо. – Уверяет Макс. – Ведь мы с тобой оба молоды и здоровы, так?

– Да. – «Особенно ты», – проносится у меня в мыслях.

– Я с тобой, милая. – Его руки гладят мои предплечья. – Не переживай.

– Ты не сказал, как дела на работе. – Выдыхаю я.

– На работе? – Удивляется он.

– Да. Что нового в офисе? – Спрашиваю я, утыкаясь носом в подушку.

– Да ничего, как обычно. Суета, слежу за выполнением плана, готовлю документацию по новым проектам. Ничего интересного.

– Ясно. – Я закрываю глаза.

Стараюсь дышать ровно, чтобы заставить его поверить, будто уже уснула.

– Любимая моя.

Через полчаса Макс засыпает, и я высвобождаюсь из его объятий и отодвигаюсь на край кровати. Слезы неумолимо выступают на глаза, нос закладывает, и становится трудно дышать.

Глядя в потолок, я лежу и прошу мозг перестать рисовать мне страшные картины многочисленных измен мужа и лицо несчастной Мариссы. Снова и снова вижу ее улыбку и слышу голос Алекса. Я не знаю, чему верить и как дальше жить. Мне страшно.

А потом я вдруг вспоминаю тот день.

Макс пришел поздно и был сам не свой. Я спросила, что случилось, но он только гаркнул что-то про проблемы на работе и тут же скрылся в ванной. Включил воду и долго не выходил. А когда вышел, налил себе скотча и залпом выпил. А потом налил еще. И не разговаривал со мной.

Был ли это тот самый день?

Или другой?

Мучаюсь еще около часа и, наконец, засыпаю.

А утром, проводив Макса на работу, закрываю дверь, стираю с лица следы его поцелуя и поднимаюсь наверх. Я точно знаю, что ищу в его платяном шкафу. И знаю, что найду.

Открываю дверцу и из десятка голубых рубашек нахожу ту самую. Достаю и подношу ее к свету, идущему от окна. Вот, это она.

Я нашла ее в стирке на следующий день. На ней не хватало одной пуговицы. Я тогда отправилась в магазин, купила похожую и пришила. Вот. Даже видно, что она отличается. Все остальные черные и гладкие, а эта того же размера, но, если приглядеться и потрогать, слегка рифленая.

Я поднимаю рубашку выше и долго исследую ее взглядом. С того дня ее стирали, а, возможно, и не раз. У Макса много белых, голубых, серых рубашек – приходится часто стирать их и гладить.

Сначала я разочарованно вздыхаю, моим глазам не за что зацепиться, а потом вдруг замираю, потому что нахожу кое-что интересное.

На воротнике изнутри темнеет крохотное бурое пятнышко. Размером оно меньше, чем диаметр коктейльной трубочки, поэтому практически незаметно на первый взгляд.

Я сажусь на пол и прижимаю рубашку к груди.

– Что такое, Макс?

– Где?

Я тянусь через весь стол и осторожно касаюсь пальцем маленькой ранки на его шее.

– Вот.

Муж встает, подходит к зеркалу, разглядывает болячку и прикладывает к ней свою ладонь.

– Порезался, когда брился. – Хмурится он.

– В следующий раз будь осторожнее. – Улыбаюсь я.

Этот разговор произошел утром – как раз перед тем, как я обнаружила пропажу пуговицы на его рубашке.

37

– Вот. – Говорю я, когда открывается дверь.

И протягиваю Алексу рубашку.

– Что это? – Он отходит назад, позволяя мне войти.

Я на ватных ногах вхожу в его кухню.

Мужчина оглядывает сад, а затем закрывает за мной стеклянную дверь.

– Его рубашка. – Мой голос дрожит. Алекс берет из моих рук предмет одежды и внимательно рассматривает. – Она была на нем в тот вечер.

– Значит, ты что-то вспомнила?

– Да. – Киваю я несколько раз. Меня продолжает знобить. – Он был на взводе, не разговаривал, пил крепкое спиртное. Там… – Я показываю на себе. – Там не хватало пуговицы, я купила новую и пришила. Видно, что они отличаются. И воротник… На воротнике есть пятнышко. Кровь. Думаю, кровь Макса, потому что у него на шее была небольшая царапина.

– Значит, она защищалась. – Тяжело говорит Алекс.

Он подносит рубашку к лампе и внимательно изучает ткань.

– Можно сделать экспертизу. – Предлагаю я.

– Кровь окажется кровью Макса, и мы снова будем в тупике. – Отрицательно качает головой мужчина.

Он хмурится и грызет нижнюю губу.

– Как ты думаешь… – Я вдыхаю больше воздуха, чтобы решиться произнести то, что рвет мою душу в клочья. – Твоя сестра жива?

Алекс откладывает рубашку в сторону и устремляет на меня свой пронзительный взгляд.

– Конечно, он может ее где-то держать. – Хрипло говорит он. – Но мои мысли сейчас только о плохом. В глубине души я понимаю, что Мариссы нет в живых. Я чувствую это. Во-первых, она не выходит на связь, а это на нее совсем не похоже. Во-вторых, ее беременность могла стать мотивом убийства. И если это так, то ребенок в ее чреве – серьезная улика против Макса. Первый же тест докажет его отцовство.

– Значит… – Я облизываю губы. Мне так больно говорить об этом. Мне так стыдно, будто это я сама причастна к содеянному. – Ты думаешь, что Макс спрятал… – у меня не получается произнести слово «труп», – ее тело?

На лице Алекса за секунду проносятся всевозможные эмоции: от отрицания до отчаяния.