Похоже, игра подходит к концу (СИ) - Новиков Николай Васильевич. Страница 42
Он медленно прошёл к центру комнаты, взглянул на жёлтый пахучий матрас, сел на кровать и громко заплакал, закрывая лицо и моля всех на свете богов лишь об одном – чтобы кто-нибудь его отсюда забрал.
Артур был самым старшим ребёнком в клетках аукциона – ему было пятнадцать, и он всё понимал. Осознавал, что с ним произошло и что последует далее.
Но почему же он тогда добровольно согласился на «усыновление»? Мальчик и сам не знает. Наверное, потому что всегда об этом мечтал, и, зацепившись хоть за какую-то возможность, безоговорочно в неё поверил.
Но его спустили с небес на землю. Он понял, что никто его не усыновлял, и что дом из его фантазий оказался закрытой комнатой без окон. Артур понял, что слухи правдивы – в мире есть рабство, и каждый может стать его частью. Раньше он до последнего отрицал эту возможность, приводя в пример прогресс и абсурдность такого явления, но сейчас видел это воочию. Понимал, что стал рабом. Добровольно.
Ему было пятнадцать лет, и за всю жизнь в детдоме его характер сильно очерствел, заставляя отбросить все мечты и желания кроме одного. Мало что могло сломать мальчика.
Но сейчас он плакал. Ревел во весь голос от осознания, насколько же никчёмна его жизнь. У него почти не было друзей, не было денег, не было даже минимума, который желает ребёнок его возраста. Он свято верил, что есть возможность всё исправить.
А теперь он в клетке, а из будущего – только тьма.
/Спустя шесть дней/
Прошла неделя. Каждый день его стабильно кормили, три раза вывели в душ, и один раз даже позволили поговорить с другими детьми! Все они были моложе и глупее, и большинство даже не понимало, куда они попали и что их ожидает. Для девятилетних детдомовцев это было сродни приключению, в конце которого обязательно будет свет.
В тот день мальчик снова заплакал. Нет, света не будет.
/Спустя пять дней/
Сегодня объявили, что приближается день аукциона, чтобы это не значило. Начались приготовления.
Артура заставили просидеть в душе несколько часов и старательно стереть с себя всю въевшуюся грязь улиц Третьего Круга. Затем мальчика отвели в длинную комнату с кучей зеркал и сидящих перед ними детей, которые все как один были разодеты в серую майку и шорты. Парень исключением не был.
Когда его усадили на довольно мягкое кресло, подошедший сзади человек принялся гримировать подростка. Главными его целями, конечно, были побои, полученные за пятнадцать лет жизни в детдоме. Спустя час визажист закончил свою работу. Теперь мальчик выглядел так, как и должен выглядеть обычный мальчик с обычной жизнью.
Выглядел как полностью ликвидный товар.
Тогда же ему и объяснили, что будет дальше: через пару часов начнётся аукцион, где самые состоятельные люди страны начнут выкупать скот под личное пользование.
Теперь мальчик понял, почему с ним так хорошо обращались. Его просто откармливали.
– Чёрт…, – он схватился за волосы, – Чёрт… чёрт… ЧЁРТ…, – его голос сорвался в плачь, – За что…, – по щекам вновь потекли слёзы, а грудь затряслась, – Боже… боже, за что…
– Твою мать, хватит реветь! – гаркнул на него визажист.
Выдрессированный в детдоме мальчик сразу же застыл от крика взрослого.
– Каждые полгода одно и то же. Пять лет вы ноете и ноете, ноете и ноете, – он подошёл поправлять причёску, – Когда же вас, сука, начнут намеренно на продажу выращивать?!
– Я не хочу…, – Артур старался не плакать, но даже сомкнув челюсть и прокусив губу, его голос срывался в писк, – Я не хочу. Пожалуйста, я не хочу…
– Все не хотят. Но это ваша судьба, и стоит смириться. А если продолжишь портить мою работу, клянусь богом, я подтасую результаты и тебя пристроят поехавшему педофилу, трахающему молодых пацанов, понял? Заткнись и сиди!
– Чёрт… чёрт-чёрт-чёрт! – мальчик вновь хотел схватиться за волосы, но вовремя остановился.
Семилетняя девочка, сидящая справа от парня, удивлённо на него посмотрела.
– Эй, мальчик, а ты чего плачешь? – спросила она, – Что-то случилось?
В глазах девочки читалось беспокойство и удивление.
– Чёрт, – Артур со всей силы закрыл рот и завопил сквозь ладонь, – ЧЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-РТ! Нет…, – фантазия вырисовывала ближайшее будущее, – Нет, нет, сука, нет!
– Внимание, аукцион начинается, всем занять места!
«Почему я?», – в голове крутился один вопрос, – «Почему именно я?!»
– Присаживайтесь, господа. Мест хватит на всех!
«Ну почему?», – дыхание всё учащалось, в глазах мутнело, – «НУ ПОЧЕМУ? Что я такого сделал?! Что… что… я...», – дышать становилось труднее.
– Так, пятнадцать – на выход! – сказал охранник, мельком заглянувший в гримёрку.
– Так, вставай, – визажист толкнул мальчика в плечо, – Снаружи будут стоять другие сотрудники – слушайся их.
– Пожалуйста, – парень вцепился ему в руку, – Прошу вас, умоляю, можно остаться? Умоляю! Пожалуйста, можно я здесь спря…
– Иди уже, нытик, – мужчина спихнул Артура с кресла и толкнул в сторону двери.
В этот момент мальчик понял, что молить смысла нет. Ни мужика, ни своего покупателя, ни уж тем более Бога.
Нет в этом мире Бога, раз происходит такое.
Всё, что Артуру осталось – стиснуть зубы и терпеть. Дальше – лишь боль.
Ничего хорошего уже не будет. Просто невозможно. Не в этом мире. Маленький Артур потерял всякую надежду на счастье.
С совершенно пустым лицом он вышел за дверь вместе с остальными пятнадцатью детьми. Они вертели головой и тихо обсуждали что же их ждёт дальше. И лишь единицы из этого строя действительно всё понимали. Их легко отличить от остальных – у них такие же пустые глаза, смотрящие в никуда.
– Так, слушать внимательно! – громко сказал худощавый мужчина в костюме, – Сейчас начнётся аукцион, и вас под одному будут вызывать на арену. Когда выходите – смотреть только прямо, не шевелитесь и не бойтесь. Когда лот будет выкуплен, сопровождающий выведет вас на склад, после чего покупатель вас заберёт. Всем всё ясно?
Это конец. Всё.
– Н-нет…, – пробубнила какая-то девочка, – Что аукцион?
– Место, где вас купя…
Артур опустил голову. Думать больше не хотелось. Будет что будет. Плевать.
– Там картины покупают, и всякую ста… старую неживую штуку, – послышался незнакомый мужской голос, словно доносящийся из поломанного динамика. – Иногда л-лошадок. Но лошадок сейчас нет, так что только неодушевлённые предметы. В-ведь только их на укцион можно продавать, верно?
– Ч-что? – худой мужчина ошарашенно повернулся на одного из амбалов, – Кто тебе разрешал…
– Детки, у ме…, – голос заскрипел, – У меня к вам зада… задание. Закройте г-глазки и не открыва-а-а-айте, хорошо? – охранник с жутким голосом поломанного киборга совершенно не менялся в лице, словно не мог его контролировать, – Н-ну же. А я вам… д-дам горячий шоколад. Вкуснятина! За-закройте глазки.
На удивление, взволнованные дети послушались и зажмурились. Артур так же подчинился стадному эффекту.
Но что-то было не так. Какое-то странное чувство заставило мальчика приоткрыть один глаз. Просто мельком взглянуть. Всего на секунду.
– Что ты такое несёшь?! Твою мать, кто тебе это прика…
Охранник выпускает из руки метровое лезвие и дырявит мужскую голову насквозь, за секунду подхватывая обмякшее тело и отпрыгивая в заранее открывшуюся дверь.
– Можете от-открывать.
Все открыли глаза. Страшного дядьки в костюме и его телохранителя здесь уже не было.
– А где дядька? – спросил самый младший из детей.
– Он уже не вернётся, – удивительно, но у всех охранников был один и тот же голос, – А теперь давайте позовём ваших дру…
– Что…, – дыхание Артура учащалось, – Что в-вы сделали?! Зачем вы…
– Ты что, не закрыл глаза?
– Н-нет! Я открыл их в последний…
– За мной. На пару слов.
Повинуясь засевшему ещё с детдома страху, он безоговорочно послушался и прошёл в коридор с лежащим там трупом.
– Видел, как я убил мужика?
– Н-нет, не вы. А он…, – Артур указал на убийцу.