Роковое влечение (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна. Страница 40

Пришвартованный к причалу военный корабль покачивается на мелких волнах спокойного океана и, изредка, стучится бортом о мешки с песком, специально вывешенные на стенку причала. А я жмурюсь, собирая все силы, чтобы не разрыдаться от разрывающей меня боли. Я остаюсь одна!

Что еще в нем особенного? Да то, что Антонио меня постоянно хочет.

Ни с чем несравнимое чувство для женщины — быть непрерывно желанной, как-то почти по животному, дикому. Могла ли я похвастаться чем-то подобным раньше? До встречи с Антонио? Минутами чудесной близости и пульсирующей боли внизу живота. Ошеломляющими порывами? Иногда Тони останавливает машину посреди трассы, чтобы просто целовать меня, долго глядя в глаза и трогая волосы.

Антонио называет меня любимой на испанском, и от этого я невероятно счастлива, но это уже никакой не секрет. Трогая его руки, там, где самые выпуклые жилы, я и так чувствую его полную принадлежность мне. То, что образовалось между нами гораздо громче слов и признаний.

И вот сейчас я смотрю на палубу, слепну на минуту от нестерпимого блеска неба, моря; от меди на корабле, от железа с отскакивающими снопами солнечных лучей и плачу. Скоро, совсем скоро корабль отчалит, и Тони уже не останется у меня на ночь, не ухмыльнется, приподнимая свою рассечённую бровь.

Такая у него работа. Сложная, нужная, душераздирающая для родных и близких.

Глядя на корабль, мне вдруг до смерти хочется оказаться жутко больной, когда все тело ломит от огромной температуры и абсолютно плевать какое сейчас время года, уволят ли меня с работы, выгонят ли из домика, который я занимаю за зданием гостиницы. Зарыться в одеяло, так, чтобы никто и никогда не нашел меня. Заснуть в одежде на диване, не почистив зубы и не расчесав волосы. Обнять какую-нибудь плюшевую игрушку, прижать ее к себе и не отпускать, зарывшись носом в старую подушку на неделю.

Но это не поможет, Антонио уезжает, и я не могу этого изменить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 45

— Ульяна, там русские постояльцы приехали, поможешь?

Перевожу пустой взгляд на Джу, она что-то спрашивает, но я не понимаю.

Я тоскую по нему постоянно. Не чувствую голода, холода, жары, только иногда жажду и тоску. Мои друзья видят это, особенно Джу. Она все понимает, и не дает советов, потому что они здесь не помогут. Мне нужно одиночество, чтобы все оставили меня в покое, тогда я могу спокойно погрузиться в свою тоску.

Они пытаются развеселить меня. Таскают по местным кинотеатрам, звонят по вечерам, устраивают вечеринки без особого повода. Они хотят, чтобы я не думала о нем. Но как можно не думать о том, кто занимает все твои мысли?

Я не могу смотреть на улыбающихся людей, они так счастливы в своей обычной жизни. Я же всегда сосредоточена, до предела, сконцентрирована, подобно сжатой пружине. Смеюсь только лицом, повторяя за другими, иногда с опозданием, и получается совсем невпопад. Но сил на неловкость нет.

Мне плевать, что обо мне подумают, потому что я хирею на глазах, ничто не приносит мне отдыха.

И даже во сне я тоскую, так как вижу, как отчаливает корабль: огромный, военный, с пушками и флагами. Засыпаю со странным давлением внутри и просыпаюсь такая же — измученная, и тоскующая.

Я не жалуюсь, никогда не вспоминаю вслух об Антонио, и не хочу ни с кем говорить о нем, ибо боюсь, что тут же лопну, как разорванная кровоточащая рана. И люди понимают это. Отвлекают, выискивая нейтральные темы. И все равно мне неприятны обычные жизненные беседы. Будто их жизнь продолжается, а моя нет.

Но сильнее других раздражает Мансур. Он больше не кажется мне забавным, ни единой чертовой минуты. Как только корабль с Антонио на борту отчалил, Мансур приступил к активным действиям, будто дело было лишь в присутствии Антонио на острове. Мне не удается отвязаться от него. И если я появляюсь на его пути, он начинает говорить и улыбаться. Даже отсидка в туалете не помогает. А однажды, когда он произносит невероятную фразу о том, что мужчина должен искать работу рядом со своей женщиной. Мне хочется его придушить. Он выступает, повествуя о том, что это за любовь, от которой так легко отказаться? Я должна радоваться, что избавилась от такого кавалера.

Я резко оборачиваюсь. Вижу его худое лицо, тонкие ручки и омерзительный пушок вместо жесткой бороды и не выдерживаю.

— Что ты, кретин, знаешь о любви?

Я кричу. Истерично, как-то почти ненормально воплю. Все в холле молча смотрят на нас.

— Знаешь, что я отдала бы все твои разговоры за один час с ним? За один единственный час, еще один час!

В комнате стоит абсолютная тишина, а я прячу лицо в ладонях и дрожу, обливаясь слезами. Потому что знаю, что пираты могут раскрыть Антонио в любой момент и убить. Просто провести острием лезвия по горлу и моего Тони не станет.

Я не безгрешна. В тот день, когда я встретила Тони, я все еще любила профессора. Мои друзья любили его. Моя мать его обожала. С ним было легко, я восхищалась его умом. По моей логике мы прекрасно подходили друг другу, и если откинуть его измену, то у нас было очень много общего.

Но потом появился он — мой пират. Эти огромные глаза — каштаны. Его манера смеяться, хриплый низкий голос. Его тело, его татуировки на спине и под грудью. Он требовал от меня всего и сразу, он брал, не спрашивая, критиковал, если хотел. А я наслаждалась бесконечными попытками спрятать раздражение от его щетины на шее. Прекрасная заноза в моем боку, и я вдруг ощутила, что стала сама собой. Все, что заставлял меня чувствовать Антонио, походило на фейерверк или хлопушку: ярко, сочно, красочно. И я никогда не думала, что на самом деле я такая и есть: свободная, смелая и взбалмошная.

Я больше не понимаю, зачем мне женственность и красота? Зачем мне грудь, если он не прикасается к ней, если я не могу кормить его детей? Я ненавижу себя за вновь пришедшие месячные. Я разбила унитаз в отеле, когда увидела красные разводы в воде. Теперь я буду выплачивать за него деньги из своего жалования. Меня вдруг осенило, что я страшно ревную его. Я хочу, чтобы он принадлежал только мне. Хочу, чтобы ни одна женщина не знала его лучше, чем я, не почувствовала, какой он. Потому что каждая, которая встретит Антонио на пути, там, на далеких Филиппинах, и узнает его, захочет, чтобы он принадлежал ей. Ибо он самый лучший любовник, собеседник, партнер. И с тех пор, как я позволила Антонио творить с моим телом все, что он захочет, я никогда не знаю, что он будет делать дальше. И это будоражит. Чертово ожидание его прикосновений — лучшее, что со мной случалось. А теперь я скучаю.

Но дело не только в этом. Я подвела Тони.

Потому что за несколько часов до отправления корабля ко мне пришла его мать. Она курила и смеялась над тем, что я мыла полы, легко орудуя шваброй. Но так уж вышло, что я человек строгого воспитания и в моем мире принято уважать мать парня, какой бы она не была. Она дала жизнь моему Тони, и я должна стараться ради нее.

Хуанита принесла забытую мной в их доме вещь, и это как-то объединило нас. Она же сообщила, что отправление перенесли.

И я ей поверила. Я не смогла дозвониться, его телефон оказался вне зоны действия сети. Возможно, им запрещены телефоны. И когда я пришла, корабля у пристани уже не было.

Я увидела это издалека. Ничего не понимая, встала в оцепенении. Но все равно упрямо шла. Я уже поняла, что она меня обманула. Я вдруг стала такой незначительной, маленькой и несущественной. Села на лавку и горько заплакала, вспоминая взгляды, прикосновения, вздохи, влажность губ и их нетерпение. Его неспокойный язык у себя во рту, тепло его кожи под моими ладонями. Я дрожала и плакала, и была в полном отчаянии! В душе отзывалось болью понимание, что с первых минут Антонио всегда слушал меня, даже среди пиратов и на острове, а главное, он помнил все то, что я говорила. А я даже не пришла его проводить.