Заметки забияки или На пути из физиков в маги - Ханами Тая Владимировна. Страница 15
А как эти два дядьки ругались время от времени – любо-дорого посмотреть! Я в такие минуты отдыхала душой и телом. Может, это на них магия места действовала, и троллю хотелось вспомнить молодость – не знаю. Но получалось у Матвеичей браниться очень и очень забавно.
Обычно начинал заводиться светлый. Но, справедливости ради надо отметить, только после того, как темный эмпат с восторгом описывал, как велика сила отрицательных эмоций. И что она работает у всех без исключения, и обычных людей, и магов.
– Допустим, – говорил темный Матвеич, хитро косясь в сторону оппонента, – у простого человека, далеко не мага, нет ни сил, ни желания тащиться на давным-давно опостылевшую работу. И лежит он в постели, и думает, как бы это ему половчее от дела отвертеться. И понимает, что не получится – все отгулы использованы на годы вперед, и падает духом. Он представляет себе, как сейчас он встанет, заправится завтраком, будет часами стоять в пробке, а потом сядет в душном офисе на свое рабочее место. И рядом с ним, нарушая личностные границы, будут сидеть такие же бедолаги, что и он сам. И тут он вдруг вспоминает, как намедни его коллега Петька опростоволосился перед начальством, и зело злорадствует этому обстоятельству. Да так, что незаметно для себя поднимается с кровати.
На этом месте светлый Матвеич обычно не выдерживал, и с пеной у рта принимался доказывать, что того же самого человека может поднять с кровати какое-нибудь особо радостное событие.
– Ага, получка его с кровати подымет, – ехидно добавлял темный эмпат. – Я же говорю, только корысть управляет людьми, только корысть!
Светлый эмпат возражал, что, мол, человек душу свою бессмертную таким вот всплеском энергии губит, и нечего такие примеры благовоспитанной молодежи приводить. Темный парировал, что природа человека, а, следовательно, и душа, порочна изначально. И что молодой и симпатичной девушке знать об этом полезно для здоровья.
Потом они иногда вспоминали обо мне, (а иногда – нет, поскольку им для полного счастья вполне хватало общества друг друга), и сверлили меня проницательными взглядами. Каждый жаждал одобрения. Я со свойственной мне широтой натуры одаривала одного восхищенной улыбкой, а второго понимающим взглядом. Матвеичи, получив ожидаемую реакцию благодарного зрителя, продолжали представление.
А я снова обдумывала, в какой момент лучше всего воздействовать на выведенных из состояния душевного равновесия наставников.
Покинув Матвеичей, я направлялась на лекции по стихийной магии. Природу первоэлементов мне освещала аж магистр пяти первоэлементов, Татьяна Георгиевна. Эта громадная представительница женского пола так сильно смахивала на политика Жириновского, что я про себя ее окрестила соответствующим образом. Ее манера вести занятия компенсировала мое тунеядство у эмпатов, да и магическим накопителем тут было запрещено пользоваться – приходилось самой потеть. Одно было хорошо в этой истории – натаскивала меня наставница на дому. И имела обыкновение поить чаем с карамельками. Последние, учитывая количество вложенной энергии, шли на ура.
– Ты есть тундра! – гремела мадам Жириновская по малейшему поводу. – Ну как можно не понимать таких элементарных вещей?
У нее все было элементарным – от знаний до предмета изучения – ведь мы с ней имели дело с элементалами. Воды, огня, металла, и иже с ними. Чтобы зажечь свечу, нужно было призвать огненного элементала, и войдя с ним в дружеское общение, уговорить потрудиться. Основная проблема состояла в том, что характер у элементалов огня был на редкость буйным и несговорчивым. И, стоило только хоть чуть-чуть разозлиться (а как не злиться, когда уже по сотому разу пытаешься зажечь эту долбаную свечу!), как тут же возникал маленький такой пожар. А ведь это нехитрое действие у меня еще до начала обучения в Заповеднике получалось…
А бесконечные попытки вскипятить воду взглядом!
– Так что ты, говоришь, тебе там было непонятно? Как воду кипятить? Зачем тебе количество теплоты куда-то прикладывать? Оставь ты уже свое физическое образование в покое! Научись контачить с элементалами!
Дальше шло в том же духе: что я не тем местом колдую, что мне надо работать тормозом на маневренном локомотиве, а не в магию соваться, что… Много еще чего…
Иногда даже карамельки не могли перебить привкус горечи от собственной тупости.
Дерево я постигала все же отдельно – старший друид настоял. Пыталась совладать с вьюнками и лианами, учила язык деревьев. На этих занятиях я и сдружилась с Антоном окончательно. Именно он не дал мне окончательно пасть духом, когда выяснилось, что древесные языки я осилить неспособна. А без них – не вырастить ни избушки, ни захудалого пенечка…
Помню, в один прекрасный день я выложилась по полной программе – что у мастера Лина, что, затем, у мадам Жириновской. В дерево Друидов я едва заползла, и высунув от натуги язык, плюхнулась на деревянную скамейку.
– Нелегко тебе приходится? – посочувствовал мне Антон.
– А ты как думаешь? – вяло огрызнулась я.
– О, силы еще есть, – констатировал друид. – Тогда приступим.
Я тяжело вздохнула, и постаралась войти в контакт с тоненьким побегом лианы, фривольно разлегшимся у ног Антона.
– Закрой глаза, легче будет, – посоветовал молодой друид.
Сидела я так минут десять, вспотела вся – свежая футболка промокла. Я потом у меня не стало сил напрягаться, и я расслабилась. Каково же было мое удивление, когда я услышала радостный возглас друида:
– Она шевельнулась! И смотри – ползет!
– Кто?! – аж вскочила я.
– Да лиана эта несговорчивая! Ура!!
На радостях Антон бросился было хлопнуть меня по плечу, но забыл об обретшем самостоятельность растении, опутавшем его ступни, и растянулся во весь рост. На звук упавшего тела подоспел старый друид, и, когда узнал в чем дело, чуть не прослезился от радости.
– Ну, слава тебе, Дерево! – воздел он посох вверх. – Все-таки, ты на что-то годишься!
В ходе этих занятий выяснилось, что утонченный Антон обладал изрядной долей чертовщинки в характере. Вроде тихий-спокойный, а как отмочит что-нибудь – так всех святых выноси! И на то у него были свои причины.
Однажды, еще в подростковом возрасте, ему сильно досталось от темных эмпатов-недоучек: юный друид неосмотрительно зашел на площадку перед троллем эмпатов. Он отбивался, как мог, но силы были уж слишком неравными – один друид против пятерых неуравновешенных темных. Выращенные им лианы смогли только на какое-то время обездвижить троих маленьких негодяев, но остальные изрядно его отмутузили. Дело могло бы закончиться и вовсе печально, не подоспей подкрепление из юных светлых. А там и Борис Иванович с дедом Максом подбежали. С тех пор, кстати, и была проведена сигнализация в кабинет начальства – та самая, которую я услышала в самый первый день пребывания в Заповеднике.
Антон остался жив. Отделался он парой переломов, полностью спаленными волосами и ожогами разной степени тяжести. Где-то с неделю провалялся в лазарете – все книжки, какие нашлись у старшего друида, перечитал. А нашлись у деда почему-то только добрые книжки. Не помогло.
Выздоровев, юный друид, хакер этакий, взломал ключ-пароль в лагерь темных, и заставил елочные избушки нашептывать обидчикам сны о добром и вечном. Те чуть было гробы (мода у них такая на кровати была) не разнесли от подобных «ночных кошмаров», но проснуться так не смогли. Компоненту магии сна в жилище обидчиков юный друид не нарушал. Наоборот, усилил…
Незадачливых юных магов еще долго приводили в себя после этого случая.
Антону, конечно же, влетело от наставников по первое число. Но не настолько сильно, чтобы отучить давать сдачи. Более того, с годами друид подучил оборонную магию, и темные тинэйджеры-маги уже не решались на него нападать. А после нескольких честных учебных поединков, в результате которых в лазарете отлеживались исключительно эмпаты, против Антона вообще никто из темных не выходил.
Но была у этого всего и оборотная сторона – характер у друида, закалившись в боях, немного отличался от общепринятой нормы. Поначалу Антон вообще ничего путного, кроме «кактусов», вырастить не мог. Дубы там, липы, березы – все одно с колючками получались. Конечно, к концу официального обучения, к двадцати пяти годам, Антон знал и умел все, что полагается друиду. И даже больше. Но характер у него так и остался колючим. И, вместо того, чтобы уходить в сторону от любых конфликтов задолго до того, как они начнутся, парень вступал в борьбу со злом и несправедливостью. Потому-то он все никак не мог выйти из звания ученика, хотя по знаниям и умениям был давным-давно достоин посоха специалиста. Дед Макс вздыхал, но не торопил события – все равно ведь бесполезно.