Замуж — никогда - Винк Таня. Страница 12

И вот, сразу после смерти Степана, Валюшкиного отца, запойного пьяницы (он на лесопилке работал, и его там бревнами раздавило), Сергиенки, привычно следуя принципу «лучшая защита — нападение», пустили нехорошую сплетню. Кто знает, может, и была в ней доля правды? Как бы там ни было, сказанное Нинкой соседке на ухо быстренько вырвалось из хат на улицы, в огороды, переметнулось через реку и уже из заречного села вернулось обратно вместе с родной сестрой Степана, убежденной, что она обладает неопровержимыми фактами.

— Получается, ты всех обманула. — Золовка с упреком смотрит на Валину маму и разводит в стороны натруженные руки с почерневшими пальцами.

— Я обманула? — недоумевает Валина мама.

— А то нет? Ох, бедный мой братик. — Родственница тяжело вздыхает и косится на Валю — та тут же тесто для пирогов замешивает.

— Сказала «а», говори и «б», — Валина мама хмурится, — ты же за этим пришла.

Золовка ненадолго, где-то на полминуты задумывается и выдает:

— Люди говорят, что Валька твоя не от Степана, царство ему небесное. — Она размашисто крестится.

Валя со скалкой в руке прирастает к полу, а ее мама грозно сдвигает темные брови.

— Не от Степана? — Некоторое время она молчит, глядя перед собой, а потом продолжает: — Вот что, дорогуша, я тебе скажу — либо не слушай Сергиенок, либо забывай дорогу к моей калитке.

— Сергиенок? — Лицо золовки покрывается малиновыми пятнами. — А при чем тут они? Все об этом говорят. И… если посмотреть на Валю…

— Куда посмотреть? — Мама прищуривается, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

— На нее. — Золовка тычет пальцем в Валентину.

— И что?

— А то, что Валька твоя, — гостья уже не косится на Валю, а смотрит на нее смело, с вызовом, — от жида! — Золовка быстро захлопывает рот и будто раздувается изнутри, как жаба, пуча глаза. — Откуда у нее такие волосы, а? Черные да кучерявые.

Валя готова вцепиться родственнице в седые патлы, но мама жестом останавливает ее, спокойно убирает из-под носа гостьи тарелку с котлетами, картофельным пюре и подливкой и так же спокойно ставит ее на другой край стола. Поглаживая ладонью клеенку в яблочках и клубничках, женщина тихо произносит, почти шипит:

— Пошла вон отсюда, и чтоб я тебя больше не видела!

Золовку эту они, конечно, еще не раз видели. Видели и тех, кто сплетню в мир выплюнул, — семью Сергиенко, но жить-то надо… Говорят, что в селах люди добрее, чем в городе. Может, оно и так, но село — это большая семья, а семьи бывают разные. Однако даже самая никудышная, исполненная ненависти, насилия и унижения, напичканная упреками, подозрениями и тайнами, примет чужака с улыбкой и распростертыми объятиями. Уходя, он унесет в сердце тепло и трепетное умиление, не подозревая о том, что перед ним разыгрывали спектакль, потому как сельский житель — великий актер и отличается завидным терпением. И таким его сделало село. Иначе сойдешь с ума или убежишь к черту на кулички. Да и как не сойти с ума, если видишь своего врага каждый день, и не раз, будь то ненавистная кума-сплетница, бывший муж-изменник или сварливая теща? Как сохранить рассудок, если каждый день видишь виновных в смерти своей жены и ничего не можешь сделать? Ни-че-го, хотя и знаешь, что это они своими языками загнали ее в гроб, медленно, упиваясь долгой агонией ни в чем не повинного человека. Потому и клубятся в чистеньких хатах, окруженных вишневыми садами, грибными лесами и зарослями малинника, молчаливость до зубовного скрежета и терпимость. И наружу эмоции выпускают в двух случаях: на свадьбах и на похоронах. Вот уж где можно напиться и набить врагу морду! А если надраться до чертиков, то и ножиком недруга пырнуть, чтобы уже наверняка с ним не встречаться: ты в тюряге, а он на том свете зябликом чирикает…

Пока Рома и Валя встречались, Рома, парень крепкий, жилистый и смелый, по-своему, по-мужски, поговорил с некоторыми особо языкатыми насчет Валиного происхождения, и языки эти спрятались туда, куда он им посоветовал. Но это не означало, что сплетники замолчали навсегда — молчат только покойники. В конце лета Рома и Валя решили пожениться. Свадьба была скромной: Валюшина мама, родители Ромы, баба Рая и свидетели. Расписались в райцентре, в загсе, посидели в кафе и тем же вечером укатили на Азовское море.

— Не буду я кормить сволочей, обзывающих мою доченьку жидовской мордой, — ответила Валина мама на хлесткое, брошенное на улице, через плечо замечание золовки, что, мол, нехорошо без свадьбы, без застолья, это, понимаешь ли, неуважение к родственникам и соседям, и вдогонку добавила: — Вам бы у жидов воспитанию поучиться!

Фраза эта озадачила селян — выдала себя Валина мама или просто так ляпнула? Просто так ничего не бывает, решили самые неугомонные, и, пока Рома и Валя нежились на горячем песке, селяне вычислили, кто конкретно является настоящим отцом Вали, — еврей, директор школы, ведь Валина мама работала в районной школе учительницей начальных классов.

Рома и Валя вернулись с моря и сразу же занялись важным делом: пристроили к домику Валиной мамы две комнаты, большую кухню и ванную с туалетом, соорудили Рексу Первому, удивительно доброму и уже старенькому ретриверу, новую будку и спокойно зажили в ожидании первенца.

Инночка родилась маленькой, худенькой — ну чистый цыпленок, только вместо клювика носик торчит. Вот этот носик, да еще тоненькие кривые ножки с выпирающими коленками и утвердили в селянах веру, что дед Степан отбыл на небо рогоносцем. С возрастом ножки выровнялись, на носике появилась симпатичная горбинка, как у Степана, но сельскую легенду это, конечно, не поколебало, потому как с годами волосики у девочки из светленьких стали темненькими, да еще закучерявились.

Инночка пошла в школу и с первого дня подружилась с мальчиком, который жил на улице за кладбищем. Сашка был белобрысеньким, худеньким, застенчивым, с добрым веснушчатым лицом и с рождения болел ДЦП. Он ходил без посторонней помощи, но загребал землю ступнями, немного тряс головой, говорил медленно, а когда писал, то указательным пальцем левой руки подталкивал кончик ручки или карандаша, которые держал в правой. Дружили Инночка и Саша крепко, везде ходили вместе — он встречал ее у ворот, и они шли в школу. После школы возвращались домой к Инне или к Сашке, обедали, делали уроки, потом гуляли. Инночка стригла Сашу — у нее хорошо это получалось. Если всем классом ехали в город на экскурсию, то и там Инна и ее друг были вместе. Стали постарше — вдвоем в город мотались: то пролески продавать, то груши-яблоки, то малину. (Сашка уже меньше ногами землю загребал.) Продадут — и в кино, зоопарк, на аттракционы. Родные Сашки в Инночке души не чаяли, да и сельские дети над ним не издевались — боже упаси, старшие тут же задницу надерут. В селе, в отличие от города, к Сашке относились с состраданием, он был кем-то вроде местного юродивого, а в городе его могли толкнуть, бросить вслед «какого черта шастаешь тут, калека?!». Но вот над Инной селяне потешались:

— С твоим носом тебе только с Сашкой и жить.

Инна, конечно, расстраивалась из-за носа, плакала, в зеркало смотрела с отвращением, пока Сашка не положил одной фразой конец ее страданиям.

— Ты самая красивая девчонка в мире, — сказал он, и душа Инны успокоилась, а на Сашку она с того дня смотрела другими глазами.

Эти глаза говорили, что лучше его на свете нет.

Жизнь потекла дальше, но не очень счастливо — с Валей начало что-то происходить: прежде улыбчивая, веселая, она вдруг стала ворчливой, недовольной, даже на Рекса орала. Все ей было не по душе — и ходил Рома не так, и сидел не так, и ел некрасиво, и одеться не умел. А однажды собрали гостей на Валин день рождения, и Рома нечаянно рюмку перевернул. Она ударилась о тарелку, и мало того, что разбилась, так еще и залила вином новую скатерть. Как же Валя на него кричала: и «безрукий», и «дурак», и «от тебя все напасти». Селянам неловко стало, начали утешать Валю, мол, черт с ней, со скатертью, цена ей три копейки и рюмке полкопейки, перестань… Но она не перестала. Закончилось тем, что люди разошлись по домам. Как только за последним гостем закрылась дверь, Валя накинулась на Рому с новой силой — он такой-сякой и она его видеть не может. Инна слушала и не понимала — почему это мама папу видеть не может? Он добрый, внимательный, всегда в хорошем настроении. Раньше всех встает, Рекса покормит, корову подоит, завтрак приготовит, маму разбудит, на работу проводит — она в сельсовете секретарем работала, — Инну в школу отправит, бутерброды в портфель сунет. С работы бежит домой, обед готовит, в огороде управляется, помогает дочке уроки делать.