(Без)условная любовь (СИ) - Акулова Мария. Страница 55
Катя была благодарна старшей Самойловой за понимание и помощь, выпила протянутую таблетку, дыхание выровнять вновь попыталась на случай, если Марк попросит Марину ей трубку дать. Он не попросил, зато Андрей позвонил…
— Алло! Я на месте! Ты где? Прости меня, Коть. Прости-прости-прости! Но там такие пробки, я честно очень старался…
— Полтора часа, Андрей. Ты полтора часа старался.
Ответила тихим голосом, убитым каким-то. Ей самой он не нравился, но сейчас другой не получался.
— Прости меня. Я знаю, что виноват, но Кать… скажи, где ты, я через минуту буду! Лена пришла?
— Не надо уже. Я уехала. Завтра поговорим.
Девушка скинула, включая на телефоне беззвучку. Было обидно и тошно. И оправданий слушать не хотелось. Надо было просто пережить. Завтра будет легче…
— Зайка моя, — Марина услышала разговор, лучше все сопоставила в голове, ей стало совсем жалко ребенка, она потянулась к бледной щеке, провела ласково, бросая существенный взгляд. — Мы переживем это, поверь мне. И не такое переживали…
Катя кивнула, уставившись на свои колени, чтобы не расплакаться. Да уж. Они действительно чего только ни пережили, но каждый раз все равно больно. Больно быть ненужным ребенком.
Пока они с Мариной ехали на дачу, Катя успела немного успокоиться, задремать даже, проснулась от звука открывающихся ворот.
Дедушка был удивлен, но с расспросами лезть не стал. Только взглянул на Марину вопросительно, она головой мотнула, мол, не надо тревожить пока, и он положился на мудрость жены.
Жена же… расстелила девочке постель, отправила в горячий душ, а сама какао сварила на двоих, печенье из закромов достала, дождалась, пока Катя из ванной выйдет, пока устроится рядом на кровати, пока сама рассказ начнет…
— Я хотела с ней увидеться перед отъездом. Понимала, что затея глупая и скорее всего ничего не получится, а если получится — я буду не рада, но… Мне это камнем на грудь давило. Она же мать…
Марина мысленно скривилась, но на лице это никак не отобразилось. Мать… Та еще мать. Одно название.
— Сначала Лена долго переносила встречу, но вроде бы сегодня обещала точно быть. И Андрей… Он меня поддерживал, когда я боялась контакты взять, позвонить, встречу назначить… А сегодня… Все не так пошло. И он не виноват, наверное, но я… Не могу с ним говорить сейчас. Чувствую себя так, будто меня предали. И он, и она…
Снова в горле ком встал.
— Тихо, девочка моя, тихо, — Марина это тонко уловила, обняла, снова гладить начала. Катины слезы ей своими душевными отзывались. Как же Самойловой жалко было этих детей. Катю, Сережу, других, материнской любви лишенных. Всех обняла бы, будь такая возможность. Но ей хотя бы с этими разобраться для начала. А что тут, что там все не так-то гладко… — Не злись на них. Ни на Лену, ни на Андрея. Лена просто не понимает, что со своей жизнью творит. Она больной человек, с этим придется смириться. А Андрей… Ты завтра ему позвонишь утром, когда выспишься хорошенько, переживания поутихнут, и поймешь, что все это простительно и никакого предательства не было… Мы же не знаем, что его задержало, правда? Пятница ведь, вечер, город стоит весь, всякое быть могло…
— Но он обещал же… И мне так надо было, чтобы он именно сегодня был рядом…
— Обещал, но он же не впервые обещал, и каждый раз обещания сдерживал, а сегодня… так бывает, детка. Не все от нас зависит, иногда судьба вмешивается, или рок злой, случайность. Как хочешь называй. Но не проецируй на него то, что к матери испытываешь. Ты ведь на нее злишься…
Катя кивнула. И злилась, и обижена была, и ранена… В детстве поведение Лены на нее такого влияния не имело, как сейчас. Тогда все на глазах происходило — все ее промахи, вся ее безалаберность, безразличие. Когда в них живешь, перестаешь сомневаться в том, а может моя мама не так уж и плоха? А тут… захотелось поверить в чудо, которое не произошло.
— Ты просто скучать по нему будешь, вот и ищешь повод, как бы боль от предстоящей разлуки притупить. А если злиться будешь — это все чувства затмит.
Катя глянула на Марину мельком, а потом снова расплакалась. Но теперь уже по новому поводу — и тут старшая Самойлова тоже в яблочко попала. Ее до оцепенения пугала предстоящая разлука и даже выпускной, служивший будто последней баррикадой между временем, когда они еще вместе и уже на расстоянии десятка тысяч километров.
— Я люблю его, очень, — слезы хлюпали в чашку с какао, разбавляя его вкус солью, а у Марины снова сердце рвалось. Дети-дети… За что ж вам такие сложности-то? Вам бы радоваться жизнью и любить, а не страдать и маяться.
— Хочешь остаться? Не ехать никуда?
— Он не разрешает… Говорит, надо ехать, а там видно будет.
— Обещает ждать?
— Обещает, но я боюсь. И уже скучаю, а дальше что? Вдруг мы привыкнем жить по-отдельности? Вдруг встретимся через полгода посторонними людьми? Вдруг он… другую полюбит? — от одних только слов страшно становилось. Но ведь есть такая возможность. Есть! Он и Алису Филимонову любил так, что на всю жизнь, казалось, а теперь… Катя в искренности его чувств не сомневалась. Но это сегодня, а завтра что? И что она из Штатов сделает, как бороться за свою любовь будет?
— Но ты же не сомневаешься, что ты другого не полюбишь… — Катя застыла, вдумываясь в ласковый ответ Марины. — Вот и он не сомневается. Доверься ему, Котенок. Он хороший парень у тебя. Просто доверься… А сейчас спать пора… Завтра тебе утром на прическу ехать, от нас надо будет в девять выехать, а потом весь день на ногах, всю ночь плясать… А ты тут озеро развела… Завтра от счастья плакать будешь, когда шарики отпустите… А на сегодня лимит слез исчерпан уже, договорились?
Катя с благодарностью принимала ласку женщины, не являющейся для нее матерью, но способной подарить хотя бы осколочек той любви, которая положена каждому ребенку с рождения.
Девушка слушала тихий голос, чувствовала, как нежные руки гладят ее волосы, уплывала в сон… Там не было струсившей матери и преждевременной тоски по парню, с которым предстоит скоро расстаться. Там было тепло и уютно, там был закат и любимые объятья под пледом. Так было счастье…
Убедившись, что Катя заснула, Марина взяла ее телефон, вышла из комнаты.
От Андрея уже набежало больше двадцати пропущенных. Бедный парень…
На звонок он ответил почти сразу.
— Алло, Кать, прости меня, пожалуйста. Я знаю, что должен был не опаздывать, что обещал, но… — затараторил с такой скоростью, что слова было сложно разобрать. Марина даже перебить не смогла сходу.
— Андрей, подожди! — он замер, услышав незнакомый голос, напрягся весь. — Это Марина, Катина… вроде как бабушка, — никогда к этому званию привыкнуть не удастся.
— Она дома? С ней все хорошо?
— Дома. Хорошо. Просто… она расстроилась очень, Лена не пришла на встречу…
— Вот ведь… — в последний момент язык прикусил, Марина улыбнулась. Ей правда нравился этот парень. Искренний, честный, чистый. Кате с ним очень повезло, как и ему с ней. Две светлые души встретились.
— Катя спит уже, так что можешь тоже на сегодня закругляться со звонками, а завтра она тебе сама позвонит. Я ее хорошо знаю, она отходчивый человек. Просто день был тяжелый…
— Да это я налажал-то… — сказал таким голосом разбитым, что у Самойловой возникло непреодолимое желание еще и к нему приехать, утешить… Нерастраченная материнская любовь — это страшно. Через края разбрызгивается.
— Доброй ночи, Андрей. Не бери дурного в голову. Тебе выспаться надо, завтра важный день.
Он не стал спорить… и звонить тоже прекратил — послушался.
Марина искренне надеялась, что конфликт между детьми решится завтра утром при первой выпавшей возможности, а Лена… она пропащий человек. Может и к лучшему, что побоялась на встречу с дочерью прийти.