Во власти Дара (СИ) - Вайс Лора. Страница 26

— Ты там где витаешь? — выглянул Дар из-за холста.

— Домой хочу, — произнесла на выдохе, — хочу вернуться к прежней жизни, хозяйкой которой была я и только я.

— Так, вернешься… в чем проблема? А еще станешь знаменитой брейкершей Сойкиной, будешь кататься по всем городам и весям с концертами в составе крутейшего танцевального коллектива.

— И к чему вся эта ирония?

— Никакой иронии, детка. Я в людях очень ценю трудолюбие, настойчивость, целеустремленность. В тебе этого с лихвой. Поэтому снимаю шляпу.

— Снимаешь шляпу и одновременно гадишь на порог. Как интересно.

— Соечка, ну вот такой я обосран в шляпе. Что ж теперь… Смирись.

А перед сном Саша переписывалась с Пашей. И снова врала, врала, врала, от чего потом долго не могла заснуть.

И побежало время…

Каждый день до обеда по два-три часа они проводили в мастерской, Дар активно писал картины. Иногда Саша с ним спорила до позеленения, когда художник требовал от нее нечто совсем уж непристойное. Иногда просто бросала в него чем-нибудь тяжелым и уходила. Но в целом работа продвигалась…

А после мастерской наступало время отдыха. Дар постоянно старался быть поблизости, даже взял за правило варить для Саши кофе по вечерам. Эта привычка переросла в новый ритуал, который был одним из самых приятных для художника, ведь она не отказывалась от кофе. К тому же пересмотрела свое отношение к его комплексу навязчивых идей, теперь не акцентировала на этом внимание, но и не шла на поводу, когда подобные заскоки шли вразрез с ее желаниями.

Сегодня они снова выехали в Панаджи, чтобы посетить городской пляж, где для туристов местные аниматоры решили устроить фестиваль красок навроде праздника Холи. Там же развернули небольшую сцену с диджейским пультом.

— Детка, ты опять зажалась. Что с тобой не так? — по дороге к пляжу Дар выпил банку какого-то местного пива, от чего глаза его приобрели нездоровый блеск.

— Не люблю пьяных…

— А кто пьяный? — нарочито замотал головой.

— Хватит ломать комедию. Ты пьяный, ты.

— Н-да? Так, сейчас искупаемся, и я стану снова трезвый. Вот увидишь.

— Дар, — Саше уже не хотелось никуда идти, — может, обратно?

— Сойкина, ты невероятная зануда. Где твой задор? Там музыка будет, сможешь показать всем класс.

На пляже собралась тьма народа. В основном молодежь. Музыка гремела так, что забивала все остальные звуки, прожекторы били мощными лучами света в сумеречное небо. И конечно же краска… Все были перепачканы краской. То там, то здесь в воздух взмывала очередная порция сухого красящего порошка. И вся эта дикая дивизия, а иначе Саша не восприняла беснующуюся толпу, была под градусом алкоголя, а может и таблеток каких.

Дар действительно пошел в воду, а вот Саня осталась дожидаться на берегу. У нее тоже была своего рода привычка — не пить на масштабных мероприятиях, максимум вино или ликер дома или в кругу близких друзей, где все друг друга знают и уважают. Когда он вывалился на берег как раненый дельфин, девушка поняла, что в банке было что-то посерьезнее пива.

— Саша, — подполз к ней Дар и улегся головой на колени. — Ты была права, я в стельку.

— И когда только успел?

— Не знаю. Дома всего чуть-чуть виски выпил.

— Ах, вот оно в чем дело.

Волны накатывали, оставляя пену на ногах. В стороне от двоих сходила с ума молодежь под индийский транс.

— Сойкина? — приоткрыл один глаз. — Давай поговорим по душам…

— С какой бы радости? — она смотрела на море, на черное-черное море, пыталась слушать звуки прибоя, а не музыку.

— Потому что я этого давно хочу.

— Дар, ты задолбал уже своим «хочу». Мне тебе нечего сказать. Могут только повторить, что ты человек-говно.

— А чего это? Что я тебе такого сделал?

— Ты издеваешься? — посмотрела-таки на него. Мокрый, на роже песок, глаза осоловелые, волосы синие от краски.

— Я, правда, не понимаю, — ухмыльнулся, затем потянулся к ней и коснулся рукой лица.

— Блин, — Саше так противно стало, что она сейчас же спихнула его с себя. — Пошел ты.

Но тот снова подполз, правда, лег просто рядом.

— Сойкина, ты ко мне несправедлива. Я твое все, — уже еле выговаривал.

Да что он принял такое?

— Ты моя боль, — пробормотала, глядя на воду. — Ты мой страшный сон. Ты насильник, Дар…

На это он аж очнулся от дремы:

— Я кого-то изнасиловал?

— Меня, дебил, — прошептала со слезами на глазах.

— Когда? — перевернулся на живот и лег головой себе на руки.

— Тогда. В день твоего рождения…

— А-а-а-а… да-а-а-а… круто было, — и улыбнулся. — Ты такая красивая получилась.

А Саша не в силах больше сдерживаться заплакала. Какая же он тварь…

— Красивая, говоришь?

— Да. Очень. Я теперь бережно храню её.

— Ты чего несешь?

— В тот вечер, детка, я нарисовал тебя.

— Ты поимел меня, подонок, — и пихнула его ногой в бок.

— Эй, больно же… я не имел. Я рисовал… и чуть-чуть потрогал, — хихикнул, а получилось, что хрюкнул.

— Что? — тотчас уставилась на него. — Что ты сказал? — принялась трясти его за плечо.

— М-м? — кое-как разлепил глаза. — Что чего я?

И вырубился.

— Урод, — процедила сквозь зубы, но его слова засели в мозгу. Что значит, рисовал? Что значит, чуть-чуть потрогал?

Так и провели всю ночь на пляже. Дар пробыл в отключке до самого утра, а Саша была вынуждена караулить рюкзак с вещами. Этой ночью на пляже было много таких же «спящих». С первыми лучами Саня решила искупаться, ибо глаза слипались, а еще будить этого гамадрила, ехать на виллу и устраивать с художничком очную ставку. Ей важнее всего сейчас было понять, правду он сказал или это все лишь пьяный бред.

Саша засунула под его голову рюкзак, сама же быстро стянула с себя шорты с майкой, благо, купальник был на ней, и пошла в воду. Море теплое, не успело остыть с ночи, и волн почти нет, полнейший штиль. Солнце окрасило водяную гладь в рыжий цвет, небо местами краснело, местами синело. Некоторые туристы тоже проснулись и поплелись в воду.

Плавала долго, то кролем, то брасом, то лежала на волнах, надо было растормошить организм, да и мысли успокоить. Когда выбралась на берег, еще какое-то время лежала на песке, отдыхала. А с пробуждением большей части разноцветных пьянчуг, пошла, будить и Дара.

— Вставай! — отжала ему на лицо мокрую футболку, которую он вчера снял с себя.

— Какого? — заворочался. — Хорош.

— Ладно, — сбегала к воде, прополоскала там еще раз футболку и повторила соленый душ. — Вставай, алкаш несчастный! Я домой хочу! Есть, в душ, в туалет, блин! Из-за тебя, урода всю ночь просидела тут!

— Все, все, все… встаю, — попытался подняться, но вышло только со второго раза, — разоралась тут.

Выглядел он разве что чуть лучше бомжа у метро. Глаза опухшие, красные, на лице, волосах, теле — везде песок. И это знаменитый богатейший художник России? Чем он сейчас отличается от синяков, что валялись в метрах трех от них? Да, ничем.

Домой отправились спустя полчаса. Дар же напялил солнечные очки, и всю дорогу в такси изображал бодрого, но спящего. На вилле Саша тут же побежала в душ, увы, но и ей досталось — майка теперь была сине-буро-зеленая, на коже красовались отпечатки, как выяснилось, чьих-то рук.

Когда спустилась вниз, обнаружила полуголого художника на диване, понятное дело, спящего. На нем были только трусы. Пришлось отложить очную ставку до того момента, как Дар снова научится говорить и ходить прямо. И за время его коматозного состояния, Саша приготовила завтрак, поела, потренировалась в мастерской и снова спустилась вниз, чтобы проверить состояние горе-художника. Каково же было удивление, когда нашла его, сидящим на острове, в солнечных очках и поедающим прямо из сковороды омлет.

— Здрасте, — бросила Саша.

— Угу, — кивнул тот.

— Дар?

— У?

— Нам надо серьезно поговорить.

— Угу.

— Ты издеваешься? — подошла ближе.

— У-у… — затем снял очки и тут же скривился от яркого света. — Прости, детка. Но мне сейчас очень, очень, очень хреново.