Князь... просто князь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 23

Так или иначе, но, отбросив щит, Ярослав перехватил меч полуторным хватом и встал в стойку — левый бык. То есть, удерживая меч у левого виска с клинком, параллельно земле.

Нападающий чуть замешкался, перескакивая через летящий под ноги щит, и попытался атаковать нашего героя ударом топора с верхней полусферы. Самым, что ни на есть, обычным. Он ведь не знал, чего ожидать от такой стойки.

Топор был приният на довернутое вертикально лезвие. Так, чтобы оно уткнулось в стык рукоятки и металла, причем Ярослав чуть подал меч вперед, чтобы его кончик лег на плечо нападающего, перенося часть энергии удара на него самого. Раз. И два — выпад вперед с поворотом клинка плоскостью параллельно земле. Из-за чего остро отточенное лезвие меча мягко и, можно сказать, нежно полоснуло этого викинга по шее, вспарывая сонную артерию.

Супостат по инерции сблизился вплотную с Ярославом, словно входя с ним в клинч. Секунда. Другая. Нервный всхрип. И он опал, соскальзывая с клинка конунга, почти что до позвоночника рассеченной шеей.

Тишина.

Ярослав медленно обвел присутствующих взглядом. Спокойным. Но необычный цвет глаз, ярко играющий в лучах солнца, выглядел очень атмосферно.

— Кто-то еще хочет умереть? — Тихо и как-то удивительно невыразительно спросил конунг. Словно это прозвучал не голос живого человека, а кого-то потустороннего.

Он сделал шаг вперед, по направлению к кандидатам. Но они словно по команде отпрянули назад. Они были впечатлены. Все были впечатлены. Хоть все и произошло быстро, но люди сумели осознать, что стоящий перед ними человек убил трех уважаемых воинов словно играючи. Одним ударом каждого. Разделавшись с ними как с неопытными юнцами. Даже несмотря на свое весьма непростое состояние.

— Боги сказали свое слово! — Громогласно провозгласил Роман — волхв Перуна. — Ярослав, конунг Гнезда! И он под покровительством Перуна. Любой, кто бросит ему вызов — бросит вызов самому Перуну!

Следом в круг вышел Феодосий — христианский священник никейского обряда. И заявил, что это не так. Что Василий, а греки называли Ярослава только так, под покровительством Всевышнего — Спасителя Всемогущего. И что тот явно показал всем чудо, проявив свое расположение и спася конунга и от яда, и от болезни, и от ран.

Чуть не подрались.

Их помирила Пелагея, которая все еще оставалась жрицей Макоши. Она заявила, что Ярославу благоволят Боги, какими бы они ни были. И что идти против него — идти против Богов. С этим согласился и Роман, и Феодосий. Да и остальной народ тоже. Все ведь шло будто бы одно к одному. Обычно люди таких испытаний не выдерживают. А тут — вон — жив. Не совсем здоров, но явно уже от болезни избавился. Да и глаза… Все Гнездо знало, что о том, чтобы Ярослав выжил и оправился от яда и болезни молились и христиане, и иные. И даже волхвы Перуна много крови пролили. И то, что у конунга изменился цвет глаз для многих стало символом прямого божественного вмешательства.

Старожилы Гнезда вспомнили о том, как Ярослав вообще появился. Просто выехал из леса, словно снег на голову. И разогнал викингов, что шалили. Выехал из леса, в который не заезжал. Ведь они прошли по следам коня и нашли место, где они обрывались так, словно он с неба свалился.

Ярослав же, обведя взглядом присутствующих, отправился в усадьбу. Отдыхать. Он пока еще не знал, что все его количественные усилия потихоньку начинают трансформироваться в качественные изменения. И если поначалу он работал на имя, то сегодня был тот самый момент, когда имя начало работать на него…

[1] На самом деле природный яд не может так повлиять на радужку. Да и она сама с возрастом может выцветать только при определенных, довольно неприятных заболеваниях. Но пусть это будет еще одно фантастическое допущение.

[2] Обтяжку кожей могли позволить себе только вожди. В основном довольствовались простыми дощатыми щитами, в лучшем случае, с обкладкой сыромятной кожей по краю, которые очень быстро выходили из строя являясь расходным материалом. Они были настолько хлипкие, что на судебный поединок разрешалось брать их до трех штук на каждого участника.

[3] Каркасные шлемы варварских времен как правило никак не закрепляли на голове. Их просто надевали, как шапку. Подшлемника какого-то внятного под ними тоже не носили.

Глава 2

861 год, 2 декабря, Гнездо

Страсти в Гнезде поутихли с наступлением холодов. Викинги разъехались почти сразу после ритуального поединка. После ТАКОЙ демонстрации благоволения Богов никто из них более не решился бросать вызов Ярославу. Тем более, после слов волхва Перуна. Не так, чтобы они сильно испугались именно волхва, но тут очень ярко сказалось их отношение к Богам. Викинги считали, что вся эта мистическая братия строго территориальная. То есть, этот Бог или группа Богов имеет власть тут. А та — там. Поэтому они испугались не волхва, а самого Перуна, который мог лишить их воинской удачи на этих землях. А это — серьезно. Очень серьезно…

Остальные же еще долго обсуждали произошедшее. Подтягивая к недавним событиям то, что происходило раньше и переплетая все в единый клубок. В том числе и то, как долго и мучительно бился конунг над постройкой крепости. И он-таки добился своего. И люди все больше и больше задумывались над его предложениями и словами. Особенно на фоне того, что довольно высокие стены каструма неплохо защищали от пронизывающих ветров поздней осени. А то, как тепло, сухо и уютно было в казармах — так и вообще — не пересказать. Туда на экскурсию сходило уже все Гнездо и по нескольку раз из числа тех, кто заселятся в казармы не должен был. И они сравнивали. И это сравнение было не в пользу старых построек. Особенно у бедноты, живущей в забитых вшами да клопами землянках или полуземлянках.

Назревал эффект прорванной плотины. Да, конечно, ее пока еще не снесло. И вода могучими волнами не хлынула в долину, смывая предрассудки и излишнюю осторожность. Но первые течи уже пошли. И плотина стала надрывно трещать, демонстрируя тот невеликий запас прочности, что у нее остался.

Ярослав же занимался текущими делами и потихоньку восстанавливался, отъедаясь и отсыпаясь. Непрерывно ловя на себе взгляды окружающих, которых стали совсем другими, нежели раньше… и реакция на его слова стала иной. Люди стали прислушиваться к его настоятельным требованиям в области гигиены и санитарии. Особенно ближние и рекруты.

— Сынок, мне нужно с тобой поговорить, — как всегда бесшумно подойдя, произнесла Кассия. — Наедине.

Ярослав посмотрел ей в глаза и, не найдя там подвоха, кивнул. После чего отправился к реке, увлекая ее за собой. Там в это время было пустынно и, находясь на виду, можно было выдержать дистанцию до людей. То есть, поговорить без лишних ушей.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Сынок, Василий, нам нужно уехать отсюда.

— Почему? Что случилось?

— Ты же сам видишь — чуть ты ослаб, так эти дикари сразу попытались тебя убить. И если бы не мои молитвы — убили бы. Слава Богу Всевышний защитил тебя. Но разве это будет всегда?

— Мама, меня защитил мои навыки, — с нажимом произнес Ярослав. — Я был слаб, но это не значит, что они были сильнее. Случайность могла произойти, однако, в целом, я их всех превосхожу на голову. У них не было шансов.

— Не спорь со мной! Ты не видел это со стороны!

— Не спорить? — Повел бровью Ярослав. — Очень смешно.

— Сынок, ты не понимаешь…

— Я понимаю. Прекрасно все понимаю. И твои опасения не считаю важными. Это все — нормально для них. Ты видела, как они отреагировали на мою победу? Они ведь на полном серьезе думали о том, что я умираю. Их можно понять. Да и если уезжать, то куда? К другим дикарям? Какой в этом смысл?

— Почему к дикарям? Мы поедем в Константинополь.

— Я смотрю ты на солнышке перегрелась… где только его нашла по такой зябкой погоде. — Покачал головой Ярослав, с жалостью глядя на Кассию. — Сколько дней мы там проживем? Нет. Сколько часов?