Снова домой - Ханна Кристин. Страница 31
При этой мысли у Энджела внутри все вскипело.
– Так что? – переспросил Фрэнсис.
– Что ты пытаешься из меня вытянуть, Франко? Переспал ли я с ней?! Нет, не переспал. А если бы попробовал, то монитор запросто мог сгореть.
В глазах брата сразу появилось выражение отчужденности и явного разочарования. Фрэнсис вздохнул, провел рукой по волосам.
– Да это я и сам понимаю. Знаю, что ...ничего такого не было. Я ведь совершенно не об этом спрашиваю.
Под пристальным взглядом брата Энджел почувствовал себя каким-то гадким насекомым. И самое отвратительное, Энджел понимал, что все эти переживания и мысли существуют лишь у него в голове: Фрэнсис не чувствовал возникшего напряжения, не мучился от возрождения былого соперничества между ними. Но как всегда, в присутствии Фрэнсиса Энджел раскрывался во всей красе: все самое отвратительное в нем вылезало наружу.
– А ты как, спишь с ней помаленьку? – поинтересовался Энджел, ненавидя себя за этот вопрос и одновременно чувствуя, что не может не задать его.
Фрэнсис молча посмотрел на брата. Он молчал долго, и каждая секунда казалась Энджелу вечностью.
– Я священник, – ответил он наконец.
Энджел ощутил сначала огромное облегчение. Затем прилив непонятной гордости. Он вспомнил, как они много раз сидели на ступеньках их трейлера, и Фрэнсис рассказывал о своей мечте сделаться священником.
– Ну что ж, похвально, похвально...
– Как бы то ни было, а все к лучшему. Когда я сделался священником, мать почувствовала, что одно это спишет ей все грехи.
Энджел неожиданно для самого себя улыбнулся. На мгновение ему почудилось, что вернулись старые времена, что они опять стали детьми.
– Ну, если уж она попала в рай, то – черт меня подери!.. Фрэнсис улыбнулся.
– Вот-вот...
– Слушай, а как чувствуешь себя, когда становишься священником, а?
– Отлично чувствуешь. Разве только временами бывает немножко одиноко.
Энджел повнимательнее посмотрел на брата и заметил в его голубых глазах грусть и легкую неудовлетворенность. Он понял – как нередко понимал многие, касавшиеся Фрэнсиса вещи, – понял, что Фрэнсис вновь говорит о Мадлен.
– Ты ведь любишь ее.
Фрэнсис прищурился, затем издал короткий смешок.
– Ты всегда умел читать мои мысли. Да, я люблю ее.
Больно было услышать этот ответ, спокойное подтверждение тому, что и после стольких лет было небезразлично Энджелу.
– И она тебя любит, – сказал он. – Непонятно только, куда ты смотришь и о чем думаешь?
– Она не католичка.
Энджел усмехнулся. Фрэнсис, разумеется, просто ушел от ответа. Раздражение все более овладевало им. «Вот что, – приказал он себе, – сейчас ты наконец заткнешься, и тогда тебе полегчает». Но его уже понесло.
– И чем же вы с ней занимались, когда я смылся? Небось утешал ее как мог?
Лицо Фрэнсиса внезапно сделалось жестким.
– После того как ты смылся, она осталась совершенно одна. Алекс вычеркнул ее из завещания и выбросил из дома. Ей нужен был хоть кто-нибудь рядом!
– И ты оказался тут как тут, – саркастически произнес Энджел.
– Оказался там, где должен был находиться ты! Энджел поморщился.
– Ладно, братец, туше.
Фрэнсис наклонился почти к самому лицу Энджела.
– А что же, скажи на милость, ей, по-твоему, нужно было делать?!
Энджел зажмурился. Он не желал испытывать стыд! Слишком много воды утекло с тех пор. К тому же у Мадлен все сложилось совсем неплохо.
– Она так верила тебе, Энджел, – спокойным голосом произнес Фрэнсис, отодвинувшись. – Мы оба очень в тебя верили.
Энджел почувствовал себя весьма неловко.
– Ну что ж, в жизни и не такое случается. Многие люди, в которых веришь, могут обмануть ожидания.
– Но люди стараются потом измениться, просят прощения, стараются как-то загладить свою вину.
– Только, ради Бога, давай обойдемся без нравоучений! Поздновато мне меняться, извиняться и пытаться загладить свою вину. Все хорошо в свое время. А я уж как-нибудь дотяну свой век таким, какой есть.
– Значит, ты не намерен более видеться с Мадлен?
– Она мой врач.
– Ты отлично понимаешь, что я не это имею в виду. Энджел вскинул голову.
– Слушай, Франко, мне уже все это осточертело. Ты не хотел бы, чтобы я спал с ней, – именно это ты сейчас и пытаешься сказать, но боишься сказать прямо и ходишь вокруг да около. Что, скажешь, я не угадал?!
– Я не хочу, чтобы Мадлен опять страдала. Она такая... хрупкая, легкоранимая.
Энджел вдруг припомнил, какой строгой и неприступной Мадлен выглядела у его кровати совсем недавно, когда выносила ему неутешительный приговор, – и рассмеялся.
– Ну конечно, хрупкая, прямо как китайская ваза.
– Нет же, Энджел, я совершенно серьезно! Ей потребовались многие годы, чтобы как-то оправиться после того, как ты ее бросил. Не разбивай ее сердце второй раз.
Энджел горестно улыбнулся.
– Не волнуйся так, старичок. Если у кого и разбитое сердце, так это у меня.
С печальным вздохом Фрэнсис поднялся со стула.
– Я собираюсь съездить в Орегон, пробуду там до конца месяца. Но мог бы и отменить поездку...
– Если я завтра подохну?! Не беспокойся, со мной будет все в порядке.
– Как только вернусь, непременно навещу тебя. Если, конечно, ты вновь не исчезнешь.
Энджел вздохнул. Неожиданная любовь к брату вытеснила из его груди раздражение. И опять – уже в который раз в жизни! – Энджел пожалел, что не сумел вовремя сдержаться и прикусить свой длинный злой язык.
– Я буду ждать здесь же, Франко.
– Вот и замечательно.
Энджел изобразил широкую улыбку.
– Извини, что накричал тут на тебя, братишка. И спасибо, что заглянул.
Фрэнсис долгим взглядом посмотрел на Энджела, затем медленно улыбнулся.
– Всегда-то ты извиняешься.
– Вот-вот! – неожиданно мягко согласился Энджел, ошарашенный правдой, заключавшейся в словах брата.
Глава 10
Магазинная кража.
Телефонная трубка выскользнула из рук Мадлен и с громким стуком упала на пол. Ее так сильно качнуло, что она вынуждена была ухватиться за кухонный стол. Сердце колотилось, в теле разлилась какая-то нехорошая слабость. Мадлен сделала глубокий вдох, затем еще один и еще. Она распрямила плечи. К этому ее приучили многие годы тяжелой тренировки. «Прекрати пускать нюни, подружка. Теперь уже нечего кукситься...»
Она как будто услышала рядом громкий голос отца: «Подтянись, ты ведь Хиллиард, а не какой-нибудь глупый напуганный до безумия кролик! Черт возьми, дочка, ты заставляешь меня краснеть...»
Мадлен передернула плечами и поспешила отогнать от себя эти неприятные воспоминания.
– Бери свою сумочку, – сказала она вслух, и голос ее странно гулко прозвучал в пустой кухне. С трудом нагнувшись (спина вдруг сделалась какой-то деревянной), Мадлен подняла трубку и положила ее на рычаг, стараясь все делать как можно спокойней. Затем сняла с вешалки сумку, перекинула через плечо ремешок и направилась к дверям.
Когда она протянула руку, чтобы открыть дверь, кто-то постучался. Мадлен застыла на месте. Дверь распахнулась.
На пороге стоял Фрэнсис.
– Привет, Мэдди!
Она обратила внимание на то, что он сегодня необычно серьезен. Однако сейчас у Мадлен не было времени размышлять об этом.
– Привет, Фрэнсис, – механически ответила она. Она ожидала, что он что-нибудь скажет или сделает.
Однако Фрэнсис молча застыл на месте. Несколько сбитая с толку, она смущенно заморгала.
– Ну как, есть у нас какие-нибудь планы относительно ужина?
– Нет, я уезжаю в Портленд сегодня вечером, меня не будет несколько недель. Но... понимаешь, мне кое-что хотелось обсудить с тобой. Я виделся с Эн...
– Ах да! В Портленд! Что ж, удачной тебе поездки. – Она рассеянно улыбнулась Фрэнсису, ожидая, что тот уйдет. Но поскольку Фрэнсис не уходил, она сказала: – Я прямо сейчас должна уехать... в городе у меня дела.