На краю вечности (СИ) - Бартон Вера. Страница 28

— Мне нечего тебе предложить! — истерично кричит он, брызгая слюной. Подхожу к нему и поднимаю его за шкирку. Он дрыгается и жалобно ноет. Очень хочется одним ударом размазать содержимое его черепной коробки по стенке. Но я сдерживаюсь.

— Что у тебя украла Ада Грановская? — с силой встряхиваю его я.

— Я тебе скажу, а ты к легавыми побежишь, — хрипит бандит. И за несговорчивость получает пару крепких ударов под ребра.

— А у меня плохое настроение и дыра в печени. И я опасней легавых. Могу тебе и шею сломать, если не ответишь, — мне здесь не нравится, это раздражает меня. И даже не приходится притворяться свирепым.

— Ладно, черт с тобой, — трясется мужик. — Только между нами, хорошо?

— Ты мне еще условия ставишь? — удивляюсь я. — Неосмотрительно с твоей стороны. Отвечай, гад!

— Эта дрянь украла у меня пистолет, — шумно выдохнув, озвучивает причину своего негодования мой собеседник. — Не знаю, как она узнала про него, как нашла тайник, но после того, как эта дамочка побывала здесь, он исчез. А он с историей… Ну сам понимаешь.

— Когда это случилось? — спрашиваю я, гадая, зачем учительнице вдруг мог понадобиться пистолет?

— Неделю назад где-то. А потом убили Елену, и я запаниковал. Ведь если оружие где-то всплывет, на нем мои пальчики, хорошо известные во многих картотеках! — взволнованно тараторит мой собеседник. Что ж, вполне понятное беспокойство. — Но я эту бабу пальцем не тронул, детьми клянусь.

— А кто мог это сделать? — отпуская его, спрашиваю я.

— Черт его знает… Ее все любили. Слова о ней худого никто не сказал. Но мало ли у кого что на сердце не доброе было…

— Звать тебя как? — отряхивая руки, интересуюсь я.

— Матвей, — отвечает бандюга и трет кулаками глаза.

— Вот что, Матвей. Забудь о визите Ады и о том, что она у тебя украла. Пистолет ты потерял две недели назад в лесу. Ну, бывай.

Давно я не был так рад оказаться на улице. Жадно вдыхаю холодный, осенний воздух. Смотрю, как с деревьев осыпается листва. Ощущение мерзости после визита к Ковалевским постепенно проходит. Надо же, каким чувствительным я стал. Раньше бы на подобное даже не обратил внимания. Внезапно из носа начинает идти кровь. Головная боль в один момент становится невыносимой. Добредаю до ближайшей лавочки, долго отсиживаюсь. Вспоминаю о том, что мне названивал Ви. Достаю телефон и решаю ему перезвонить.

— Твою мать! — орет Вианор вместо приветствия. — Ты не выходил на связь сутки! Я тебя уже похоронил, засранец!

— В общем, ты недалек от истины, — говорю я. — Перед тем, как я уехал в Россию, у меня состоялась встреча с Америго. Он вколол мне какую-то дрянь, и я от нее подыхаю. У Меня даже нет уверенности, что успею вернуться в Лондон.

— Что значит — подыхаешь? — непонимающе спрашивает Ви. — Что за дрянь? Ну почему ты не можешь быть конкретным, черт бы тебя побрал! Что все это значит?

— Это значит, моя кровь густеет, регенерация тканей блокируется, — поясняю я. Ви нервно сопит в трубку. — И я не знаю, есть ли что-то, что может это остановить.

— Якуб уже у вас? — осведомляется Ви. Как быстро он потерял интерес к моей драме! — Он позавчера вечером вылетел в Россию.

— Нет, нам о нем по-прежнему ничего не известно, — растеряно отвечаю я. — Более того, он не знает, что мы с Арсеном в России. И значит, летел сюда не из-за нас.

— Послушай, — Ви понижает голос. — Твоим другом уже кое-то заинтересовался. Его перемещения вызвали подозрения у нашей службы безопасности. Возможно, не будь твоего сигнала о том, что он не добрался до Варшавы, на это никто бы не обратил внимания, но… Его подозревают в связях с отверженными.

— Этого не может быть, — решительно заявляю я. — Монро бы никогда с ними не связался. Он хороший парень.

— Даже хорошие не застрахованы от глупостей, — глухо отвечает Ви. И я понимаю, что у него есть информация, которой он пока не хочет со мной делиться. — Предполагаю, что его мог завербовать твой брат. Ну, или кто-то из его приспешников. В любом случае, его скорее всего, задержат для допроса. Скажи, как он доберется до вас.

— Хорошо, — нехотя обещаю я. Обвинения Ви в сторону друга моего сына вполне логичны, но я не хочу в них верить. — Ви, мне нужен телефон Тео.

— Думаешь, он согласится с тобой разговаривать? Зотикус, ты отрекся от него. В довершение ко всему, прилюдно его оскорбил. Может, не стоит? — осторожно говорит законник.

— Я просто хочу с ним попрощаться. В конце концов, он мой создатель, — говорю я, глядя как пожилая женщина кормит хлебом голубей. Ви вздыхает и диктует мне номер Тео.

Проводить в последний путь ведьму из рода Савро приходит почти половина города. В толпе собравшихся то и дело слышится, как эта прекрасная женщина спасла чьего-то родственника, друга, знакомого. Многие плачут. Все это для меня безумно утомительно, но я внимательно наблюдаю за пришедшими. Ведь среди тех, кто пришел, вполне может быть ее убийца. Вспоминаю, что при нашей последней встрече она сказала, что была очень удивлена тем, кто оборвал ее жизнь. А это значит, что она хорошо знала этого человека. И, скорее всего, была очень близка с ним. Пожалуй, нужно будет начать поиск преступника с ее ближнего круга. Время поджимает, и я должен успеть найти убийцу до того, как не смогу подняться на ноги.

Перевожу взгляд на Айлин, которая стоит рядом со мной. Ее плечи опушены, взгляд устремлен в землю. Она неуклюже принимает соболезнования и выглядит очень зажатой. Отвечает неуверенно, словно боится сказать что-то неправильное, за что ее тут же растерзают. Впрочем, я могу ее понять. Люди, которые были без ума от Елены, смотрят на ее внучку как на пустое место. Их слова — пустая формальность и не будь они чем-то обязаны ведьме, то попросту прошли бы мимо.

— Бабушка посвятила жизнь всем этим людям, — с горечью шепчет Айлин. — Бежала к ним по первому зову. Даже если я была больна и мне нужна была ее помощь, она всегда выбирала их. Мы жили словно соседи. Я никогда не чувствовала от нее ни поддержки, ни одобрения. Только критику и обвинения. Иногда мне даже казалось, что она меня ненавидит. И в такие моменты мне самой не хотелось жить. Ведь кроме нее у меня никого не было. Мне хотелось быть частью ее жизни, помогать ей. Но она всегда устраняла меня, говоря, что я уродилась слишком тупой для магии и я позор всего рода Савро. А мне так хотелось ощущать себя нужной!

Айлин шмыгает носом. По ее бледному лицу катятся слезы. Беру ее за руку. Пальцы холодные, безжизненные. Словно восковые. Мягко сжимаю их, чтобы она знала, что не одна в своем горе.

— Сейчас не время для обид, — тихо говорю я. А сам думаю, зачем Елена принесла столько жертв, если изначально знала, что внучку надо убить? Для чего мучила девчонку зная об этом заклятье ненависти? На что рассчитывала? И почему решение о ее смерти приняла именно сейчас? А приняв его, тут же отправилась на тот свет? Это выглядит как-то подозрительно.

— Мне больно, — говорит Айлин и смотрит на меня. Черный платок, которым повязана ее голова, подчеркивает синяки под глазами и делает девушку старше. В памяти всплывает, как она пыталась защитить меня от Америго. — Ведь она единственный человек, у которого я искала любви.

— Поэтому ты хотела покончить с собой? — вопрос срывается прежде, чем я успеваю подумать насколько он уместен сейчас.

— Отчасти. Сложно жить, если ты никому не нужна. Когда, желая всем сердцем помочь, в ответ получаешь лишь злость и ненависть. И так из раза в раз. Недавно я была волонтером, подвязалась навещать в детском доме больных детишек. Но даже те не захотели играть со мной, — с тоской говорит Айлин. Могу себе представить, что они учудили, если ощутили от ее присутствия то же, что и я. Елена была ведьмой… Почему же она не нашла возможности снять это чертово заклятье со своей внучки? Странно все это. — Но я не хочу, чтобы ты меня жалел. Жалость унижает.

К нам подбегает Ада. Темный берет съехал на бок, пальто нараспашку. На щеках горит румянец. Она выглядит юной и трогательной. Ловлю себя на мысли, что она мне нравится. Учительница подходит к Айлин, обнимает ее за плечи. Звонко целует в висок оставляя на коже след от помады.